Глава 6. Поражения Аттилы. Часть 3. Э. А. Томпсон.Гунны. Грозные воины степей.

Э. А. Томпсон.   Гунны. Грозные воины степей



Глава 6. Поражения Аттилы. Часть 3



загрузка...

Вскоре после наступления нового года гунны оставили Паннонию и двинулись на Запад. Перепуганные современники сообщают, что Аттила собрал армию в полмиллиона человек, и эта цифра свидетельствует о поднявшейся панике. Это же паническое состояние присутствует в описании армии, оставленном для нас Сидонием Аполлинарием1, который бы ничего не приобрел, но многое потерял, если бы не удалось отразить атаку гуннов.

Вот что он пишет:

«Поднятое внезапным смятением варварство излило весь Север на тебя, Галлия. За воинственным ругом (руги, ругии — германское племя, родственное готам. — Ред.), в сопровождении гелона (древнее племя, упоминаемое в V–I вв. до н. э., жившее в лесостепи бассейна на р. Дон, земледельцы, очевидно скифо-славяне. — Ред.), следует свирепый гепид (германское племя, родственное готам. — Ред.). Скира (скиры — германское племя гетской группы. — Ред.) побуждает бургунд. Вторгся гунн, белонот, невр (в неврах, живших с незапамятных времен к западу от Днепра в верховьях Южного Буга и Днестра, многие ученые видят одних из племен — предков восточных славян. — Ред.), бастарн (племя сармато-фракийского происхождения, во II–III вв. смешалось с готами. — Ред.), тюринг (германское племя. — Ред.), бруктер (германское племя. — Ред.) и франк (германское племя. — Ред.), которого омывает своими волнами заросший камышами Неккар. Скоро пал Герцинский лес, срубленный секирой на челны, и покрылся Рейн судами. И уже наводящие ужас полчища Аттилы разлились по твоим полям».

Сидоний настолько перепуган, что даже называет полузабытые племена, которые якобы воюют вместе с гуннами. Бастарны, бруктеры, гелоны и невры исчезли за сотни лет до гуннов, а белонотов вообще не существовало. Но когда Сидоний называет бургундов в армии Аттилы (скорее случайно, чем преднамеренно), то этот факт вызывает некоторый интерес. Мы уже говорили, что часть бургундов осталась восточнее Рейна, когда большинство бургундов сбежали в Галлию, и эти оставшиеся разгромили армию Октара, дяди Аттилы. Похоже, что гунны отомстили и взяли власть над восточными бургундами. Остальные народы, которых упоминает Сидоний: руги, гепиды, скиры и тюринги, вне всякого сомнения, подчинялись своим вождям. Там были и остготы, хотя поэт ничего не говорит о них, во главе с королем Баламиром и его младшими братьями Тиудимером и Видимером. Что можно сказать о франках, точнее, рипуарских франках? До начала кампании Аттила, безусловно, считал их врагами: по-видимому, Аэцию удалось склонить их на свою сторону и посадить на трон младшего из братьев, который обратился к нему за помощью. В своем сочинении Сидоний упоминает Неккар, но это не означает, что путь Аттилы пролегал в окрестностях этой реки; едва ли гунн игнорировал союзника Аэция, находившегося на его фланге. Итак, рипуарские франки были первой целью кампании Аттилы, и, завоевав их, он заставил их воинов влиться в ряды своей армии и шагать бок о бок с другими покоренными народами. Вполне возможно, как иногда предполагается, что Аттила пересек Рейн в районе Нойвида, севернее Кобленца. На берегу реки варвары срубили деревья и построили плоты, на которых переплыли на другую сторону.

Уже находясь на марше, Аттила предпринял действие, которое дорого ему стоило. Как мы помним, западные римляне отказались отдать в жены Гонорию Аттиле и объяснили, что, даже если бы согласились на этот брак, то по римским законам ее муж не наследовал половину империи. Аттилу не удовлетворил их ответ, и теперь, когда его армия направлялась к Тулузе, он опять отправил посольство в Равенну. Послы заявили, что Гонория обещала выйти замуж за Аттилу, и в доказательство своих слов предъявили кольцо, присланное Аттиле Гонорией. Кроме того, они настаивали на том, чтобы Валентиниан III освободил половину империи, поскольку Гонория унаследовала эту половину Западной Римской империи от отца, а Валентиниан попросту ограбил ее, отняв законную часть наследства. Правительство Западной Римской империи резко отклонило эти требования, поэтому Аттила двигался вперед, и по мере продвижения его армия постепенно увеличивалась. Западные римляне по-прежнему бездействовали: они все еще надеялись, что гунны ограничатся нападением на вестготов. Они оставили эту надежду, когда Аттила прислал им последнее сообщение.

На страницах «Хроники» Иоанна Малала мы прочли такой рассказ:

«Во время правления Валентиниана III и Феодосия II Аттила с армией из многих десятков тысяч человек предпринял кампанию против Рима и Константинополя. Готский посол, отправленный им к Валентиниану III, объявил императору, что „Аттила, мой господин и твой господин, приказал тебе через меня приготовить для него твой дворец“. Одновременно Аттила отправил подобное послание с готским послом Феодосию II в Константинополь. Но Аэций, главный сенатор в Риме, когда узнал об этом безумном требовании, отправился в Галлию к Алариху, который был врагом римлян, и склонил его помочь отразить атаку Аттилы».

В том виде, в каком она изложена, эта история — честейший абсурд, но, если не обращать внимания на мелочи и заменить Феодосия (умершего в 450 г. — Ред.) на Маркиана и Алариха (Аларих I умер в 410 г. — Ред.) на Теодориха, то все становится понятно. Автор истории, как пишет Гиббон, «возможно, перепутал время, но неизобретательный летописец был не способен придумать самобытный, подлинный стиль Аттилы». Значит, получается, что предыдущее сообщение Аттила направил, действительно находясь на марше, а последний приказ, вероятно, когда его армия подошла к Рейну или переправлялась через него. В любом случае понятно, что Аттила отправил сообщение, которое заставило Валентиниана и Аэция принять важное решение — оказать сопротивление предстоящему вторжению в Галлию и попытаться заключить союз с вестготамм, извечными врагами Аэция. Теперь, наконец, стали понятны последствия поступка Аттилы, принявшего кольцо Гонории: в результате его кампания была направлена против всех действующих армий Западной Европы.

Когда все произошло, бремя войны целиком легло на плечи вестготов. На протяжении двадцати лет Аэций испытывал к ним такую враждебность, что им не приходилось надеяться на помощь с его стороны, да они и не хотели принимать от него помощь. Теодорих встретил известие о подходе Аттилы с удивительным мужеством, и, «хотя ему доносили о его победах над разными народами», он уверенно отвечал, что готы умеют сражаться. Теперь перед Аэцием стояла двойная задача. Сначала он должен был уговорить Теодориха забыть о политике двух последних десятилетий и объединить силы с Западным Римом. После этого Аэций должен был уговорить короля расширить область боевых действий. Готы упорно ждали прихода Аттилы в своей стране; они думали только о том, как защитить свое королевство. В отличие от вестготов Аэций думал о спасении всей Галлии. Поэтому он должен был убедить Теодориха двинуться на север и вступить в бой с Аттилой по возможности ближе к границе. Но не могло быть и речи о том, чтобы самому договариваться с Теодорихом; только Авиту удалось в 439 году уговорить Теодориха подписать мирное соглашение между готами и римлянами, и, возможно, он опять смог бы это сделать. Будущий император отправляется в путь с письмом от Валентиниана и успешно решает возложенную на него задачу. Теодорих соглашается объединить свои силы с человеком, с которым всю жизнь воевал, а Аэций готовится отразить атаку Аттилы, с которым всю жизнь дружил.

Но было уже слишком поздно. Города Галлии уже были объяты огнем, когда Аэций выезжал из Италии. «Аттила со своими внушающими ужас конными массами распространился по равнинам Бельгии, а Аэций потихоньку выскользнул из Италии во главе малочисленной армии без легионеров». Его позиции сильно ослабил голод, свирепствовавший в те месяцы в Италии. Голод, конечно, не помешал Аэцию в проведении переговоров, но усложнил задачу формирования армии. Аэцию удалось собрать всего лишь несколько вспомогательных подразделений, и когда он, наконец, соединился с вестготами Теодориха — по всей видимости, в конце апреля или начале мая, — то двинулся в северном направлении, чтобы встретить врага во главе невероятно разнородной армии. В нашем распоряжении есть перечень народов, составленный Иорданом, воины которых входили в состав армии Аэция. Абсолютно неизвестные нам литицианы и олибрионы. Бургунды, которых Аэций в 443 году после разгрома Бургундского королевства его гуннами поселил в Савойе, теперь сражались за своего завоевателя, в то время как их сородичи, восточные бургунды, находились в армии Аттилы. В этой армии были и рипуарские франки — по-видимому, многие из них сбежали в Галлию после того, как Аттила напал на них на ранней стадии кампании. Под сарматами Иордана мы понимаем аланов, чье наступление на багаудов отменили из-за вмешательства епископа Осера, и мы еще увидим, что их поведение было более чем неоднозначным. В списке Иордана есть еще два названия. Саксы, возможно уже создавшие несколько поселений севернее Луары и получившие признание римского правительства, также пришли на помощь Аэцию. Последнее название вызывает удивление — это армориканцы (жители Бретани. — Ред.). Как они могли сражаться за своего старого врага Аэция против человека, к которому в 448 году в поисках убежища сбежал Евдоксий? Мы ничего об этом не знаем и даже не можем выдвинуть ни одного предположения. Единственным источником информации, абсолютно не заслуживающим доверия, является замечание Сидония, что их уговорил Авит. Относительно состава этой разношерстной армии не возникает никаких вопросов (не считая, естественно, армориканцев).

Переправившись через Рейн, Аттила захватил много городов, и, вполне возможно, в некоторых из них жители сами открывали городские ворота, будучи уверены, что он пришел как друг. 7 апреля пал Мец, и Аттила направился на Ценаб (Орлеан). Еще неизвестно, куда бы он направился, если бы не Сангибан, преемник Гоара, короля тех аланов, которых Аэций расположил в районе Ценаба, чтобы они не спускали глаз с соседней территории, где находились багауды. Сангибан вступил в тайную переписку с гуннами и обещал сдаться Аттиле и передать в его подчинение Ценаб (Орлеан). Узнав об этом, Аэций и Теодорих поняли, что должны первыми занять этот город. Они едва не опоздали. Гунны обложили город и почти вошли в него, когда подошли союзники, которым все-таки удалось заставить гуннов отступить. Нам неизвестно, как именно удалось заставить гуннов отступить. А вот в чем можно не сомневаться, так это в том, что Аттила, обойдя город, отошел на так называемые Каталаунские, или Мавриакские, поля, равнину в Шампани к западу от города Труа и левого берега верхней Сены. Трудно сказать, в каком точно месте встретились армии противников, хотя этот вопрос, не представляющий никакого значения, является предметом бесконечных споров. По свидетельству Иордана, Каталаунские поля занимали огромные пространства, но в любом случае ясно, что битва происходила на местности, идеально подходящей для маневров гуннской конницы, около города с неизвестным названием Maurica, расположенном в 8 километрах от Труа. Дата, как и место сражения, неизвестна, но, как предполагает автор «Краткой биографии Св. Анания», Аттила отступил от Орлеана 14 июня. Тогда, возможно, прав Бюри, предположив, что битва состоялась приблизительно 20 июня.

Сражение началось около девяти утра, и обе стороны прилагали усилия захватить холм, возвышавшийся над полем битвы. Бой не имел решающего значения. Каждая армия сумела захватить часть холма, но ни одна не дошла до вершины. Внизу на равнине на правом фланге войска римлян и их союзников располагались вестготы во главе с Теодорихом, на левом — сам Аэций с римлянами. Между ними, в центре, находился Сангибан с аланами, чья преданность была довольно сомнительна, поскольку, по выражению готского историка, любой с готовностью примет неизбежное, когда трудно сбежать с поля боя (кроме того, в центре войска Аэция находились франки и другие союзные племена. — Ред.). Аттила и его гунны занимали центр боевого порядка его войска, напротив дрожащего от страха Сангибана; остготы левого фланга войска Аттилы — против своих родственников, вестготов, гепиды — против римлян Аэция. Начав сражение, гунны потеряли часть холма, которую успели занять. Иордан пишет о «жестоком, упорном, затянувшемся сражении», но точный ход сражения нам неизвестен. (Сражение начали гунны. Они прорвали центр войска Аэция, затем перенесли удар против вестготов, но контрударом левого фланга римлян были опрокинуты. После этого Аэций с римлянами начал теснить гепидов и гуннов и вскоре овладел господствующей высотой, что и решило исход битвы. — Ред.) Король готов Теодорих погиб, и его тело нашли только на следующий день. Сражение продолжалось всю ночь, пока, наконец, Аттила не отступил в лагерь, окруженный, как валом, телегами. Иордан просит нас поверить, что потери с обеих сторон достигли 165 тысяч человек, но многие современные историки не соглашаются с этой цифрой. Его информация не делается более достоверной, когда он пишет, что это «не считая 15 тысяч гепидов и франков; эти, раньше чем враги сошлись в главном сражении, сшиблись ночью, переколов друг друга в схватке — франки на стороне римлян, гепиды на стороне гуннов»2.

Спустя несколько лет на Востоке прошел слух, что был такой жестокий бой, «что не уцелел никто, кроме командующих с обеих сторон и немногих их приверженцев, но призраки тех, кто пал в бою, продолжали сражаться три дня и три ночи так яростно, словно были живыми, и явственно слышался звон скрещивающихся мечей».

На следующий день после сражения в лагере Аэция произошла такая история. Смерть короля привела вестготов в неописуемый гнев, и они решили продолжить бой и окружить лагерь Аттилы, чтобы в нем вождь гуннов встретил свою смерть от голода. У готов явно были шансы на успех, и Аэций решил, что гуннов действительно можно окончательно уничтожить. Позже готы рассказывали, что Аттила приготовил погребальный костер из седел и решил, что бросится в него, если враг прорвется в лагерь. Аэций хотел избежать такого финала. С давних пор гунны были его друзьями, и благодаря наемным гуннским войскам Аэций имел возможность управлять вестготами. Он все еще надеялся, хотя это и может показаться странным, что гунны еще сослужат ему службу в будущем. Аэций понимал, что если сейчас гунны будут окончательно уничтожены, то у Западной Римской империи встанет вопрос о защите империи от Вестготского королевства. Поэтому Аэций посоветовал сыну покойного короля Торисмуду срочно возвращаться в Тулузу, чтобы помешать братьям в его отсутствие захватить трон. Торисмуд последовал совету и увел своих воинов. Затем Аэций проявил заботу о молодом франкском принце (Меровее. — Ред.), к которому относился по-дружески. Он обратил внимание принца, что на обратном пути Аттила будет проходить вблизи от территории франков. В отсутствие основной армии гунну не составит труда помочь взойти на престол старшему брату, который в прошлом году обращался за помощью к Аттиле. Поэтому Аэций посоветовал молодому принцу срочно возвращаться домой. Франк тоже последовал совету, данному Аэцием. Таким образом, Аэций позволил Аттиле отступить из Галлии. Двуличность римского патриция проявилась в следующем году.



1Сидоний, Соллий Модест Аполлинарий — галльский аристократ, ставший римским префектом, а позднее — клермонским епископом; христианский латинский поэт. Автор стихов и писем (подражал Плинию Младшему).
2Не думаю, что Аттила мог содержать армию даже в 30 тысяч человек. (Примеч. авт.) (В данном случае кажется, что цифры в сотни тысяч достоверны, — в бой были брошены силы, собранные с просторов огромной империи Аттилы, и в случае успеха Аттила мог бы стать тем, чем стал позже Чингисхан, а судьбу Европы можно только представить. — Ред.)
<<Назад   Вперёд>>  
Просмотров: 6737


© 2010-2013 Древние кочевые и некочевые народы