М. М. Казанский, А. В. Мастыкова. «Царские» гунны и акациры

загрузка...

Степные древности гуннского времени в настоящее время хорошо изучены [7; 9; 25; 26; 27; 30; 33; 36; 38; 39]. Они характеризуются рядом общих черт, распространенных от Урала и Западного Казахстана до Среднего Дуная. В данной работе мы попытаемся выделить некоторые локальные элементы, позволяющие разделить гуннские находки на две зоны — «западную» и «восточную» [12; 33, с. 111, 112, 128].
Первая — «западная» — включает в себя Нижний Днепр, Черноморское побережье между Днепром и Дунаем, Молдавию, Валахию, Карпатский бассейн. Вторая — «восточная» — охватывает степи к востоку от Днепровских порогов, бассейн р. Молочная в Северном Приазовье, Крым, Нижний Дон, степи Ставрополья, Поволжья и Южного Приуралья. Между этими двумя зонами находятся степи Северного и Центрального Крыма, Днепровского Левобережья и Северного Приазовья, где кочевнические находки гуннского времени представлены слабо (рис. 1). На сегодняшний день в степях Северного и Центрального Крыма известны три гуннских погребения: Богачевка, курган 9/погр. 5, Совхоз Калинина [4] и Изобильное [24]. Остальные находки гуннского времени сосредоточены или в Западном и Юго-Западном Крыму (Беляус, Усть- Альма, Неаполь Скифский), или же в восточной части полуострова (Феодосия, Марфовка, Керчь). Степи Северного Приазовья и левобережного Степного Приднепровья, за исключением, пожалуй, бассейна р. Молочной, также, видимо, были заселены слабо (рис. 1). Наиболее выразительными являются находки в Старой Игрени [13, с. 235] и Новогригорьевке [9, с. 162-165]. Как мы увидим далее, эта зона «археологической пустоты» соответствует некой реальности, отраженной в письменных источниках того времени.


Рис. 1. Карта кочевнических находок гуннского времени в восточновропейских степях: 1 — Бухаэнь; 2 — Бэлтень; 3 — Шурбанец; 4 — Рубани; 5 — Тимково; 6 — Антовка; 7 — Тилигул; 8 — Ольвия; 9 — Лихачевка; 10 — Капуловка; 11 — Никополь; 12 — Переволочная; 13 — Ново-Подкряж; 14 — Каменная Могила; 15 — Старая Игрень; 16 — Новоивановка; 17 — Новогригорьевка; 18 — Макартет; 19 — Алешки-Саги; 20 — Казачьи Лагеря (Новая Маячка, Щербатая Котловина); 21 — Алешки-Раденск; 22 — Алешки; 23 — Алешки-Кучугуры; 24 — Пролетарка; 25 — Новофилипповка; 26 — Мелитополь; 27 — Неаполь Скифский; 28 — Богачевка; 29 — Беляус; 30 — Совхоз Калинина; 31 — Изобильное; 32 — Феодосия-Климентовка; 33 — Керчь; 34 — Марфовка; 35 — Усть-Альма; 36 — Воздвиженская; 37 — Павловка-Сулин; 38 — Елизаветовская; 39 — Синявка; 40 — Ивановская; 41 — Верхне-Курмоярская; 42 — Верне-Яблочный; 43 — Зеленокумск; 44 — Ленинск; 45 — Верхне-Погромное; 46 — Бережновка; 47 — Курнаевка; 48 — Нижняя Добринка; 49 — Зеельман-Ровное; 50 — Березовка; 51 — Покровск; 52 — Переполовенка; 53 — Федоровка

Археологически эти две зоны кочевнических памятников различаются как по погребальным обрядам, так и по материальной культуре. Действительно, на кочевнических памятниках гуннского времени к западу от Днепра выступают в первую очередь признаки, характерные для всего гуннского мира в целом. Среди признаков, доминирующих в «западной» зоне, но хорошо известных и в «восточной», назовем ингумации в грунтовых могилах (рис. 2, 3), тип Засецкая III [9, с. 12-23]. В «западной» зоне такие могилы известны в Антоновке, Пролетарке, Старой Игрени, Якушовице, Дрславице, Страже, Бэлтень, Бухаэнь, Герасень, Дульчанке, Арпаш, Батасек, Будапешт-Зугло, Дендешапати, Сексард, Вене-Зиммеринг и, возможно, в Алешках — находка 1902 г. [33, с. 122]. В «восточной» зоне подобные ингумации представлены в Мелитополе, Беляусе (погр. 2), Зеленокумске, Покровске-Восход, Березовке [9, с. 170, 180, 184, 185]. Другим общим для гуннского мира типом погребения является ингумация в яме с подбоем (рис. 2, 2). Назовем в качестве примера находки в Сексард, в Западной Венгрии, в Переполовенке и погребение 36 в Покровске, в Поволжье [33, с. 122]. Этот обряд связан еще с позднесарматской традицией.
Расположение погребенных в могилах по оси север-юг также типично для погребений гуннского времени как на западе, так и на востоке. К западу от Днепра такая позиция отмечена в погребениях Антоновка, Дульчанка, Герасень, Дендешапати, и, возможно, Батасек. В «восточной» зоне эти ингумации известны как в грунтовых могилах (Покровск-Восход, Беляус, погр. 2, Синявка, погр. 2), так и в подкурганных захоронениях (Ленинск, Покровск, погр. 36, Верхне-Погромное, Переполовенка, Бережновка), в ингумациях с использованием античных склепов (Беляус, погр. 1) и в погребениях в природных гротах (Каменная Могила). В Антоновке, Ленинске, Беляусе, Верхне-Погромном, Переполовенке, Покровске погребенные были положены головой на север. В остальных случаях информация отсутствует [33, с. 122].
Наличие в погребениях лошадиных костей также повсеместно распространено у кочевников гуннского времени. Целые скелеты лошади отмечены в Солончанке, на Южном Урале и в Зеленокумске, в Предкавказье. В ряде погребений был засвидетельствован обычай помещения шкуры лошади — в этом случае сохраняются лишь череп и кости конечностей животного. Это находки в Беляусе, погр. 1, Покровске, курган E25, и в Верхне-Погромном, все три могилы находятся в «восточной» зоне (рис. 2, 2, 4). Однако кости черепа и зубы лошади были зафиксированы и в погребениях Алешки (находка 1902 г.), Старая Игрень, Павловка-Сулин, Совхоз Калинина, Воздвиженская (Здвиженское), а также в Страже, Словакия [33, с. 122]. Возможно, данные находки свидетельствуют о более широком распространении обычая помещения шкуры лошади в могилу. Этот обычай известен и у кочевников гуннского времени в Казахстане: Канаттас, Кара-Агач [9, с. 17, 18]. Его связывают с тюркскими погребальными традициями [19, с. 63-67]. Наконец, лошадиные кости присутствуют в погребениях Будапешт- Зугло, Алешки-Саги, Пролетарка, Мелитополь, Богачевка, Кызыл-Адыр [33, с. 122], но для них мы не располагаем более подробной информацией о характере костных остатков.


Рис. 2. Курганные погребения кочевников гуннского времени, по [9]:
Ленинск, курган 3/погр. 12; 2 — Покровск, курган 36/погр. 2; 3 — Верхне-Погромное, курган 4/погр. 3; 4 — Кубей, курган 8/погр. 2; 5 — Беляус, погр. 1; 6 — Покровск, курган D47; 7 — Краснополье, курган E14; 8 — Высокое, курган E7; 9 — Зеельман-Ровное,
курган D42

Общим для всей гуннской зоны является и присутствие поминальных комплексов (Сегед-Надьсекшош, Левице, Паннонхалма, Макартет) [33, с. 123]. Отметим также среди общих черт наличие оружия и конского снаряжения в мужских погребениях, присутствие диадем в женских погребениях, распространение украшений стиля перегородчатой инкрустации (стиль Засецкая 4) и предметов убора полихромного стиля без зерненого декора (стиль Засецкая 3) [8, с. 18-20]. В целом материальная культура кочевников гуннского времени на всем пространстве от Дуная до Урала выглядит достаточно гомогенной.
О некоем единстве гуннской степи свидетельствуют и немногочисленные антропологические данные. В частности, повсеместно зафиксированы обычай искусственной деформации черепа (Дрславице, Дульчанка, Герасень, Дендешапати, Сексард, Беляус, Мелитополь, возможно Покровск-Восход), а также присутствие индивидуумов с монголоидными чертами (Дрславице, Герасень, Вена-Зиммеринг, Дендешапати, Сексард, Будапешт-Зугло, Беляус, Верхне-Погромное) [33, с. 122, 123].
В то же время гуннские древности к востоку от Днепра имеют и ряд существенных признаков, не представленных в «западной» группе памятников. Так, только в Приуралье, Поволжье, Запорожье и Приазовье известны надежно документированные погребения по обряду кремации (Солончанка, Зеельман-Ровное, Новогригорьевка, Ново- филипповка) (рис. 2, 6-9). Трупосожжения появляются в восточноевропейской степи только с приходом гуннов [9, с. 19, 20]. В степях Поволжья этот обычай сохраняется и в постгуннское время (так называемый горизонт Шипово — вторая треть V — вторая треть VI в.), где он, в частности, известен на могильнике Покровск, курганы 17 и 18 [9, с. 183, 184]. Несколько более ранние кремации известны в урало-казахстанских степях, в бассейне Ишима [3, с. 124], а также на Усть- Юрте, в Чаш-Тепе [22].
В Нижнем Поволжье и на Урале это большие кострища на древней дневной поверхности или под курганной насыпью (тип Засецкая I/1), содержащие фрагменты поврежденных огнем вещей, кости животных, в частности лошади и овцы/козы, частично обожженные, а также фрагменты керамики (рис. 2, 9). Сложно сказать, всегда ли здесь идет речь о реальных погребениях, или же часть этих кострищ представляет собой остатки поминальной тризны [9, с. 14].
В могильнике Новогригорьевка, к востоку от Днепра, остатки сожжений находились в ямах под каменными вымостками (тип Засецкая I/2). Обломки глиняных сосудов и кости животных, возможно свидетельствующие о поминальных тризнах, были найдены выше уровня вымосток [9, с. 162-165]. На могильнике Новофилипповка, в бассейне р. Молочной, сожжение было найдено у подножия нераскопанного кургана [17]. Тип кремации в погребении Нижняя Добринка, где найдены обожженные вещи, неизвестен [9, с. 183].



Рис. 3. Кызыл-Адыр. Погребение в гроте, по [9]

Трупоположения под курганами (тип Засецкая II, рис. 2, 1—3) также известны только к востоку от Днепра. Это погребения Изобильное, Совхоз Калинина, Богачевка, Воздвиженская, Ленинск, Переполовенка, Покровск, Бережновка, Верхне-Погромное, Мертвые Соли, возможно Новоиванковка и Павловка-Сулин [9, с. 12, 13; 33, с. 122]. На западных территориях гуннских курганов не обнаружено, если не считать таковыми аланские погребения гуннского времени в Бессарабии (рис. 2, 4), на могильнике Кубей [9, с. 192].
Далее, только в «восточной» группе гуннских памятников известны захоронения в гротах (рис. 3): Каменная Могила, Кызыл-Адыр [9, с. 187, 188; 18]. Только на востоке известны захоронения в каменных склепах античного времени, возможно, имевших у степняков ту же символическую нагрузку: Беляус, погр. 1 (рис. 2, 5), Марфовка, Усть-Альма [9, с. 177-180; 21]. Напомним, что обычай использования сооружений предшествующего времени для погребения засвидетельствован и у кочевников Средней Азии в IV в., например в Ак-Тобе-2 [15, с. 71-79] и Кзыл-Кайнар-Тобе [16]. Также только в «восточной» зоне нам известны погребения в деревянных гробах: Ленинск (рис. 2, 1), Покровск, Усть-Альма [33, с. 122]. Они тоже имеют параллели в среднеазиатских древностях [6, с. 86; 15, рис. 31]. Каменные вымостки, как в Новогригорьевке [9, с. 162-165], и каменные курганы «с усами», как в Солончанке [14], также известны только в «восточной» зоне. Каменные курганы «с усами» характерны для среднеазиатских кочевников так называемой тасмолинской культуры и представлены в Центральном Казахстане в гуннское время, в Канаттасе и Зевакино [1; 11]. Трупоположения, ориентированные головой на восток (Мертвые Соли, Зеленокумск, Изобильное, Богачевка, Усть-Альма, Совхоз Калинина) или запад/юго-запад (Марфовка, Павловка-Сулин), составляют еще одну особенность «восточной» зоны.
Наконец, только в Поволжье и в Приазовье кочевнические погребения гуннского времени (Переполовенка, Ленинск, Верхне-Погромное, Мелитополь) содержат кости овцы/козы или быка (рис. 2, 1 ). Интересно, что многие из перечисленных культурных черт проявляются у кочевников к востоку от Днепра, особенно в Поволжье, и чуть позже — в постгуннское время (горизонт Шипово).
Как уже отмечалось, материальная культура кочевников гуннского времени достаточно гомогенна по всей восточноевропейской степи, особенно в том, что касается мужского костюма, вооружения и конского снаряжения. Это не удивительно, так как мужская «воинская» субкультура более всего подвержена влияниям международной престижной моды. Стоит, однако, обратить внимание на меч, обнаруженный в крымском погребении Совхоз Калинина (рис. 4, 1). По типу рукояти он может быть отнесен к числу восточных, возможно сасанидских. Такие мечи известны только к востоку от Днепра, в частности на Боспоре Киммерийском (Керчь, погребения 145.1904 и Глинище 1896 г.), на Урале и в Поволжье (Муслюмово, Тураево), в Закавказье (Цибилиум-1) и в Южной Сибири (Тугозвоново) (рис. 4, 2-5) [27, р. 199, fig. 5]. Их прототипы известны на Ближнем Востоке в III в., например в Пальмире [31, fig. 3.9].
В женском уборе опять выступает своеобразие «восточной» группы. С одной стороны, здесь хорошо известны женские погребения (Березовка, Верхне-Погромное, Керчь) с диадемами стиля Засецкая 3 без декора зернью [8; 39], не сопровождавшиеся височными и пекторальными украшениями (рис. 5, 6, 7), типичными для «западной» группы (Антоновка, Тилигул, Никополь, Шурбанец, Бухаэнь, Герасень, Чорна) (рис. 5, 2, 4, 12). Однако здесь же получают широкое распространение и предметы женского убора, украшенные зернью (стиль Засецкая 1), очень редкие к западу от Днепра (Бэлтень, Варна), в том числе и диадемы (Марфовка, Верхне-Яблочный, Старая Игрень, Мелитополь, Солончанка) (рис. 5, 1, 3, 5). Диадемы в ряде случаев (Марфовка, Верхне-Яблочный, Ленинск, возможно Зеленокумск) сопровождаются височными подвесками (рис. 5, 8-14) и пекторальными украшениями [26, с. 31-41; 32, с. 9, 50-58].


Рис. 4. Мечи «персидского» типа, по [27]: 1 — Совхоз Калинина; 2 — Керчь, склеп 145/1904 г.; 3 — Цибилиум; 4 — Тураево, курган 5; 5 — Муслюмово

Вещи стиля Засецкая 1 имеют параллели, а возможно и прототипы, в уборе кочевников Средней Азии [26, taf. 28, 3, 6; 29, 1, 3]. Это касается, в частности, типичных для восточной зоны височных подвесок с лучевым декором (рис. 5, 8, 10, 13, 14), напоминающих украшения Средней Азии [9, с. 58-63] или Сибири [9, рис. 11.11; 28, аЬЬ. 4.6]. Украшения с подобным декором имеются, впрочем, и в Сирии в римское время [34, cat. N° 50; 40, pl. 17.29]. В некоторых погребениях «восточной» зоны — Марфовка, Ленинск, Зеленокумск — были найдены полихромные украшения, интерпретированные как окончания гривен или иных пекторальных украшений (рис. 5, 8, 10, 11) [9, с. 63, 65; 10, с. 40-47]. Такие украшения редко встречаются в «западной» зоне, лишь фрагмент из Бэлтень имеет надежное происхождение. Подобные же вещи из Варны представляют собой покупку [9, с. 64].
Итак, по археологическим данным, среди степных древностей гуннского времени можно выделить две большие культурные зоны: «западную» — от Дуная до Днепра, и «восточную» — от Днепра до Урала. В последней присутствует ряд культурных элементов, имеющих среднеазиатские параллели.



Рис. 5. Украшения кочевников гуннского времени, по [9]: 1 — Мелитополь; 2 — Тилигул; 3 — Старая Игрень; 4 — Антоновка; 5, 10, 13, 14 — Марфовка; 6 — Березовка; 7 — Верхне-Погромное; 8 — Зеленокумск; 9 — Беляус, погр. 1; 11 — Ленинск; 12 — Покровск, курган 36/погр. 2; 15 — Шурбанец. Масштабы — A: 1; B: 2, 15; С: 3, 4; D: 7

Если привлечь центральноевропейскую хронологию, детально разработанную Я. Тейралом [35; 36; 37], то становится ясным, что большая часть гуннских памятников относится к периоду D2 (380/400-440/450 гг.) и к начальной фазе периода D2/D3 (430/440-470/480 гг.). Лишь погребения Арпаш в Паннонии и Каменная Могила в Приазовье (оба с архаическими пряжками), Кызыл-Адыр на Урале (с котлом раннего типа) и, возможно, Мелитополь на р. Молочной (с сарматским зеркалом II-IV вв.), могут быть отнесены к более раннему времени, то есть к периоду D1 (360/370-400/410 гг.) [33, с. 113, 118]. Таким образом, отмеченное нами деление памятников на две группы более всего соответствует первой половине и середине V в.
В первые десятилетия V в. гунны в Северном Причерноморье и на Нижнем Дунае делились на три орды: Харатона, Доната и Ульдиса. Первые две, скорее всего, соответствуют «европейским» гуннам Маркиана и локализуются где-то к северу от Черного моря, а пограничная с Восточной Римской империей орда Ульдиса, возможно, идентична дунайским альмидзурам/альпидзурам, упоминаемым Приском [20, фр. 1]. С 420-430-х гг. гунны оказываются объединенными под властью династии Руи-Бледы-Аттилы, укрепившейся в степях Карпатского бассейна [33, с. 112]. Иными словами, соответствия выделенным нами гуннским группам (зонам) надо искать в этногеографии эпохи Аттилы.
Основным источником по этому вопросу является сообщение Приска Панийского, лично побывавшего при дворе Аттилы в составе византийского посольства. По его сведениям, западную половину степей занимали «царские» гунны, которые, на наш взгляд, предположительно соответствуют ордам Доната и Харатона, а также «европейским гуннам» Маркиана более раннего времени. Где-то на Нижнем Дунае проживали покоренные Руей в 420-х гг. альпидзуры, видимо, ранее известные как орда Ульдиса.
Особого внимания заслуживает рассказ Приска об экспедиции гуннов Васиха и Курсиха в Закавказье. Информацию о ней Приск получил от Ромула, западно-римского посла при дворе Аттилы. Наиболее реальная дата этого похода — 420-430-е гг. [5, с. 49, 50; 23], поскольку Васих и Курсих приезжали после этого в Рим около 433 г. в составе гуннского посольства для заключения соглашения о Паннонии. В Риме они, скорее всего, и рассказали римлянам о своих военных предприятиях [29, с. 517, 518]. Оба вождя принадлежали к роду «царских» гуннов, то есть происходили из западной половины гуннской степи. Во время похода на Восток воины Васиха и Курсиха пересекли пустынные земли, затем какое-то озеро (Меотиду, по мнению информаторов Приска) и через 15 дней, перейдя горы (видимо, Кавказский хребет), вторглись в Иран. На обратном пути гунны опять прошли горы, но на этот раз отклонились от прежней дороги и вышли к берегу моря, где из подводной скалы выбивается пламя [20, фр. 8]. В этом описании историки единодушно узнают газовые и нефтяные месторождения в районе современного Баку. Скорее всего, гунны вернулись в степи через Дербентский проход, по западному побережью Каспийского моря.
«Царские» гунны Васиха и Курсиха вышли в поход из степей Скифии, простирающихся, вероятнее всего, в Северном Причерноморье. Приск явно не включает степи Предкавказья в границы Скифии, поскольку он прямо говорит, что только благодаря этой экспедиции гунны узнали о возможном коротком пути в Мидию из Скифии. Если бы гунны Руи-Аттилы владели степями Северного Кавказа, они отлично знали бы дорогу в Иран. Отметим, что, прежде чем попасть к переправе через какое-то озеро, гунны должны были пройти «пустынные земли». Если этим озером был Сиваш, Керченский пролив или заболоченная дельта Дона, то описанная Приском пустыня надежно идентифицируется с отмеченной выше зоной археологической пустоты в Северном Приазовье или в степном Крыму.
По сообщению Приска, где-то в «припонтийской Скифии» проживали акациры, бывшие сначала союзниками гуннов, а потом, в 440-е гг., насильственно подчиненные Аттиле [20, фр. 8]. Если под Скифией понимать именно северопричерноморские степи (см. выше), то, по логике рассказа Приска, акациры должны жить где-то к востоку от «царских» гуннов, скорее всего за пустыней, которую перешли Васих и Курсих, то есть в нашей «восточной» зоне. Это могут быть донские или, шире, волго-донские степи.
Нам представляется, что пустынными землями, по которым проходили Васих и Курсих, прежде чем пересечь Меотиду (в дельте Дона, на Сиваше или в районе Керченского пролива), могут быть приазовские степи к востоку от р. Молочной, где памятники гуннского времени пока не известны, и/или крымские степи, где погребения гуннского времени также крайне малочисленны (рис. 1). По крайней мере, трудно предложить другие маршруты для похода 420-430-х гг. из Центральной Европы на Кавказ и сложно назвать другие пустынные участки степи к западу от Меотиды, не занятые памятниками гуннского времени.
Таким образом, «царским» гуннам должны соответствовать древности выделенной нами «западной» группы и, видимо, пограничные им памятники «восточной» группы на р. Молочной и на левобережье Днепра. Остальные погребения «восточной» группы, располагавшиеся в «припонтийской Скифии», то есть на Дону и, может быть, в Крыму, логичнее связать с акацирами. Памятники Ставрополья, Поволжья и Приуралья, также относящиеся по культурным чертам к «восточной» группе, на основании письменных источников не могут быть надежно идентифицированы. Впрочем, если привлечь сообщения армянских авторов, то в северокавказских степях обитало гуннское племя хайлан-дурков [2, с. 57-61], судя по характеру археологического материала, культурно близкое акацирам.

ЛИТЕРАТУРА

1. Арсланова Ф. Х. Курганы «с усами» Восточного Казахстана // Древности
Казахстана. Алма-Ата, 1975.
2. Артамонов М. И. История хазар. Л., 1962.
3. Боталов С. Г., Гуцалов С. Ю. Гунно-сарматы урало-казахстанских степей.
Челябинск, 2000.
4. Высотская Т. Н., Черепанова Е. Н. Находки из погребений IV–V вв. в Крыму //
СА. 1966. № 3.
5. Гадло А. В. Этническая история Северного Кавказа IV–X вв. Л., 1979.
6. Заднепровский Ф. А. Ранние кочевники Семиречья и Тянь-Шаня // Степная
полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время. М., 1992.
7. Засецкая И. П. Золотые украшения гуннской эпохи. Л., 1975.
8. Засецкая И. П. Классификация полихромных изделий гуннской эпохи по сти-
листическим данным // Древности эпохи Великого переселения народов V–VIII веков. М., 1982.
9. Засецкая И. П. Культура кочевников южнорусских степей в гуннскую эпоху
(конец IV — V в.). СПб., 1994.
10. Засецкая И. П. Золотые украшения костюма знатных женщин гуннской эпохи
(конец IV — V в. н. э.) // Культуры евразийских степей второй половины I тысячелетия н. э. (из истории костюма). Самара, 2001. Ч. I.
11. Кадырбаев М. К. Памятники ранних кочевников Центрального Казахстана //
Тр. Ин-та истории, археологии и этнографии АН Каз. ССР. Алма-Ата, 1959.Т. 7.
12. Казанский М. М., Мастыкова А. В. «Царские» гунны и акациры: попытка
археологической идентификации // Евразия. Этнокультурное взаимодействие
и исторические судьбы. М., 2004.
13. Ковалева И. Ф. Погребение IV в. у с. Старая Игрень // СА. 1962. № 4.
14. Любчанский И. Е., Таиров А. Д. Археологическое исследование комплекса
Курган с «усами» Солончанка I // Курган с «усами» Солончанка I. Челябинск, 1999.
15. Максимова А. Г., Мерщиев М. С., Вайнберг В. И., Левина Л. М. Древности Чардары. Алма-Ата, 1968.
16. Мерщиев М. С. Поселение Кзыл-Кайнар-Тобе I–IV вв. и погребение на нем
воина IV–V вв. // По следам древних культур Казахстана. Алма-Ата, 1970.
17. Михайлов Б. Д. Поховання мiдника гуннського часу в Пiвнiчному Прiазов’ï //
Археологiя. 1977. 24.
18. Михайлов Б. Д. Погребение гуннского времени на Каменной Балке в Северной
Таврии // МАИЭТ. 1993. Вып. III.

19. Нестеров С. П. Конь в культах тюркоязычных племен Центральной Азии
в эпоху средневековья. Новосибирск, 1990.
20. Приск Панийский. Готская история (греческий текст и пер. В. В. Латышева) //
В. В. Латышев. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе. СПб., 1890.
Т. I.
21. Пуздровский А. Е., Зайцев Ю. П., Неневоля И. И. Погребение воина гуннского
времени на Усть-Альминском могильнике // Херсонесский сборник. Севасто-
поль, 1999. X.
22. Рапопорт Ю. А., Трудновская С. А. Курганы на возвышенности Чаш-Тепе //
Кочевники на границах Хорезма. М., 1979.
23. Фурасьев А. Г. Закавказский поход (или походы?) гуннов в конце IV — начале
V века н. э. // Эрмитажные чтения памяти Б. Б. Пиотровского. СПб., 2004.
24. Юрочкин В. Ю. Погребение кочевника гуннского времени в кургане у села
Изобильного в Крыму // МАИЭТ. 1993. Вып. III.
25. Alföldi A. Funde aus der Hunnenzeit und ihre ethnische Sonderung. Budapest, 1932.
26. Anke B. Studien zur Reiternomadischen Kultur des 4. bis 5. Jahrhunderts. Weissbach,
1998.
27. Bona I. Les Huns. Le grand empire barbare d’Europe IV–Ve siècles. Paris, 2002.
28. Borodovskij A. P. Frühmittelalterliche Prunkbestattungen von Kindern am Oberen
Ob’, Sibirien // Eurasia Antiqua. 2001. 7.
29. Demougeot E. La formation de l’Europe et les invasions barbares. 2. De l’avènement
de Dioclétien au début du VIe siècle. Paris, 1979.
30. Fettich N. La trouvaille de la tombe princière hunnique à Szeged-Nagyszéksos.
Budapest, 1953.
31. Kazanski M. A propos des armes et des éléments de harnachement «orientaux»
en Occident à l'époque des Grandes Migrations (IVe–Ve s.) // Journal of Roman
Archaeology. 1991. 4.
32. Kovrig I. Das Diadem von Csorna // Folia Archaeologica. 1985. 36.
33. Shchukin M., Kazanski M., Sharov O. Des Goths aux Huns : Le Nord de la mer Noire
au Bas-Empire et à l’époque des Grandes Migrations (BAR International Series 1535).
Oxford, 2006.
34. Syria. Byzantine Times. Athens, 2002.
35. Tejral J. Zur Chronologie der frühen Völkerwanderungszeit im mittleren Donauraum //
Archaeologia Austriaca. 1988. 72.
36. Tejral J. Neue Aspecte der frühvölkerwanderungszeitlichen Chronologie im Mitteldonauraum
// Neue Beiträge zur Erforschung der Spätantike im mittleren
Donauraum. Brno, 1997.
37. Tejral J. Neue Erkenntnisse zur Frage der donauländisch-ostgermanischen Kriegerbeziehungsweise
Männergräber des 5. Jahrhunderts // Fundberichte aus Österreich.
2002 (2003). 41.
38. Werner J. Beiträge zur Archäologie des Attila-Reiches. München, 1956.
39. Zaseckaja I. P. Les steppes pontiques à l’époque hunnique // L’Occident romain et
l’Europe centrale au début de l’époque des Grandes Migrations. Brno, 1999.
40. Zouhdi B. Les influences réciproques entre l’Orient et l’Occident d’après les bijoux
au Musée National de Damas // Annales Archéologiques Syriennes. 1971. 21.
<<Назад   Вперёд>>  
Просмотров: 17457