4. Пуритане
загрузка...
|
Когда Яков I вступил на престол, слово «пуритане» еще не приобрело четкого значения и довольно свободно прилагалось к различным вещам и людям. Сначала это было чем-то вроде течения в рамках государственной церкви. Большинство пуритан еще принадлежало к этой церкви, с которой у них почти не было серьезных богословских расхождений, и при условии некоторых незначительных изменений в области ритуала и церковной дисциплины они готовы были остаться в ее рядах. Вместе с этим существовала группа, значительно более левая и менее многочисленная, которая требовала замены англиканской государственной церкви пресвитерианской государственной церковью по образцу шотландской. Наконец, имелся незначительный слой мелких сект, которые были анархистами в религии, требовавшими полнейшей свободы для каждой конгрегации; они явились прародителями будущих квакеров, конгрегационалистов и баптистов.
Пуританство основывалось не столько на теоретических разногласиях, сколько на своеобразных взглядах в области морали, правил поведения, на ином понимании церковной дисциплины и светской власти. Политический радикализм пуританина являлся естественным порождением его отношения к богу, и обществу. Он принадлежал к числу особенных людей, он был избранник божий. Во всех его деяниях ему сопутствовала божья милость, и, таким образом, всякое событие, от самого значительного до ничтожного, могло рассматриваться как посланное богом испытание или указание перста божия, как милость или кара. Горячая вера в правильность учения о предопределении отгораживала его и его собратьев от недостойных мира сего. Как божии избранники, пуритане считали, что победа их неизбежна и что их враги есть враги самого бога. И если какой-либо смертный, будь то король или священник, осмеливался наложить на них бремя или цепи, они считали своим правом разить его любым оружием, которое вложит им в руки всевышний, — а всевышний давал им порой весьма любопытное оружие. Все это, хотя и библейским языком XVII в., говорит о том, что они понимали свою роль как роль исторически прогрессивного класса, ведущего революционную борьбу.
Когда такие настроения выступали в союзе с богатством, а это случалось довольно часто, или когда они становились достоянием какой-либо значительной организованной группы, например граждан города Лондона или ремесленного населения текстильных центров Восточной Англии, — они становились весьма внушительной силой. Батлеровское злобное изображение пуританина, созданное на потеху победивших после реставрации 1660 г. роялистов, правдиво по крайней мере в том смысле, что пуритане, которые
свою веру строят
На священном тексте пик и ружей,
были обладателями воинственной религии. В данном случае Батлер не противоречит Мильтону, «истинным христовым воинам» которого была чужда добродетель монастыря и бегство от мира.
Пуритане предпочитали одежду простого покроя и спокойных тонов и презирали суетность мирских утех. Описание Кромвеля, выступающего в Долгом парламенте, дает яркое представление о состоятельном провинциале-пуританине.
Сэр Филипп Уорик пишет: «Как-то утром я, хорошо одетый, явился в парламент и увидел произносившего речь джентльмена (с которым мне прежде не доводилось встречаться) в весьма заурядном одеянии, ибо на нем был самый простой костюм, сшитый, казалось, плохим деревенским портным; его белье было просто и не отличалось чистотой; помню, на его ленте красовались два-три пятнышка крови, да и сама-то лента была немногим шире воротника; у него была крупная фигура, и меч его плотно прилегал к боку, лицо было красное и одутловатое, голос резкий и немелодичный, а речь отличалась крайней пылкостью... Но я дожил до того дня, когда этот джентльмен (имея уже хорошего портного и вращаясь в приличном обществе) стал обнаруживать величественные манеры и благообразную осанку».
В Кромвеле было много типичных черт, присущих настоящим пуританским сквайрам. Родственник министра Генриха VIII, он принадлежал к семье, которая разбогатела на конфискации церковных земель, однако у себя на родине в Хантингдоне он пользовался доброй славой защитника прав своих бедных соседей. Позже, когда многие члены Долгого парламента, в том числе и спикер Лентхолл, оказались замешанными в грязных комбинациях с землями, отобранными у роялистов, Кромвель был среди тех, кого даже враги не могли заподозрить в продажности. Интересно также отметить, что упомянутая Уориком речь была произнесена Кромвелем в защиту республиканца Лильберна, который впоследствии стал его наиболее решительным противником5.
В начале своего правления Яков получил от нескольких сот пуританских священников англиканской церкви петицию, в которой они просили некоторой свободы в вопросах принятия или отклонения определенных малозначащих пунктов ритуала, таких, как ношение стихаря и осенение крестом при крещении, а также выступали за поощрение проповедничества более строгого соблюдения воскресенья и несоблюдения дней святых. В 1604 г. на конференции в Гемптон Корте, которой руководил лично Яков, петиция подверглась обсуждению. Здесь на конференции стало понятно, по каким мотивам Яков сопротивлялся пуританизму; эти мотивы носили отнюдь не теологический характер (Яков сам был кальвинистом), а политический. «Шотландское пресвитерианство так же согласуется с монархией, как бог с дьяволом» и «Нет епископа — нет и короля» — таково было предельно краткое обобщение вопроса, сделанное Яковом. Наученный горьким опытом борьбы с шотландской пресвитерианской церковью, он с радостью приветствовал церковь, управляемую сверху и подчиненную государству. Шотландская пресвитерианская церковь, организованная снизу доверху по принципу представительных органов, во главе с советом, состоящим из священников и делегатов от отдельных конгрегаций, являлась действительно логическим воплощением демократического духа, присущего пуританизму, и Яков был совершенно прав, считая, что все это несовместимо с королевским абсолютизмом6.
Следующим его шагом была организация чистки церкви, во время которой 300 священников, отказавшихся признать авторитет англиканской церкви, были лишены бенефиций. Это привело к ослаблению церкви, ибо она таким образом лишилась значительного числа из тех немногих священников, которых больше интересовала истина, нежели получение десятины; во главе церкви оказались карьеристы и небольшая изолированная группа влиятельных священников, энтузиастов Высокой англиканской церкви, группировавшихся вокруг Лода. Некоторый раскол был, без сомнения, неизбежен, однако Яков и его советники так сильно качнулись вправо, что чуть ли не на полвека население почти полностью потеряло доверие к государственной церкви, а корона утратила поддержку многих из тех, кто при иных условиях сплотился бы вокруг нее в критический момент.
Лод, человек честный, но совершенно оторвавшийся от жизни, стремился превратить англиканскую церковь в организацию, принципы которой многим напоминали папизм, а папизм в это время был крайне непопулярен. При поддержке Высокой комиссии (нечто вроде церковной Звездной палаты) была введена строжайшая цензура как над печатью, так и над публичными выступлениями. Духовенство снова потребовало утраченного им во время реформации права устанавливать нормы поведения и морали. Было запрещено использовать приходские церкви для собраний и общественных дел и установлено строгое единообразие ритуала. С 1628 по 1640 г. около 20 тыс. пуритан эмигрировали в Новую Англию, не желая оставаться в стране, которая, по их мнению, была обречена на возвращение к католичеству. Другие вынуждены были, организовываться в тайные группы для негласных богослужений; группы эти стали центром политического недовольства. Были и такие, кто формально подчинился государственной церкви в ожидании лучших времен.
В 1637 г. Лод, считая, очевидно, что положение его в Англии достаточно прочно, обратил свой взор на Шотландию. Будь на месте Карла Яков, он прекрасно понял бы, что попытки создать в Шотландии копию англиканской церкви были бы тщетны и опасны; Карлу же было присуще распространенное в те времена полнейшее неведение о Шотландии и шотландских делах. Был издан новый, основанный на английском оригинале, молитвенник и послан в Шотландию, однако попытки использовать его там вызвали противодействие, граничившее с мятежом. На юг от шотландской границы распространялись тревожные слухи о том, что король намеревается восстановить монастырские земли сначала в Шотландии, а затем, возможно, и в Англии, В результате подписания национального ковенанта о защите религиозных прав шотландцев сопротивление приняло формы народного восстания, и весной 1638 г. перед Карлом возникла необходимость вторично покорить Шотландию силой оружия.
Однако финансовое положение Карла не давало возможности снарядить необходимую для этого армию. Его единственный способный министр, Томас Уэнтворт, впоследствии граф Страффорд, мог предложить только в качестве выхода созвать парламент. В течение одиннадцати лет Страффорд жил преимущественно за пределами Англии, находясь на посту губернатора Ирландии, где ему удалось добиться создания абсолютистского режима, напоминавшего то, к чему стремился Карл, но лишь в более узком масштабе. С помощью политики жестоких репрессий и поощрения торговли и промышленности он сумел разрешить проблему финансов и создать боеспособную армию. Теперь он вернулся в Англию с намерением применить те же методы и здесь.
В апреле 1640 г. был созван Короткий парламент, который просуществовал всего две недели. Вместо того чтобы утвердить требуемые ассигнования, парламент под руководством Пима начал вырабатывать петицию против войны с Шотландией и был сейчас же распущен. Была собрана довольно разношерстная армия и двинута на север, где шотландцы уже успели захватить всю территорию Нортумберленда; шотландцы были слишком сильны, чтобы их можно было атаковать. В армии шотландцев было много старых испытанных воинов, сражавшихся волонтерами в Тридцатилетнюю войну, и даже Карл смог понять, что всякая попытка атаковать такую армию плохо обученными войсками, среди которых уже началось брожение, неизбежно приведет к катастрофе. Было заключено перемирие, Карл обещал уважать религиозные и политические свободы шотландцев, а также уплатить большую контрибуцию за отвод шотландской армии из Нортумберленда. В ожидании этой уплаты шотландцы остались в Ньюкасле.
В довершение всего Карл исчерпал все предоставленные ему кредиты у банкиров. Взять снова взаймы он мог лишь в случае предоставления определенных гарантий, а для этого необходимо было утвердить налоги, что мог сделать только парламент. Так окончилась последняя серьезная попытка короны управлять Англией вопреки интересам богатейшего класса страны. Снова в обстановке крайнего напряжения были разосланы извещения о созыве парламента; одновременно Страффорд замышлял арест руководящих деятелей палаты общин и вооруженный захват Лондона, а кое-кто из парламентских лидеров вел тайные переговоры с шотландцами.
Созыв в ноябре 1640 г. Долгого парламента явился сигналом к возобновлению борьбы между королем и палатой общин; но эта борьба должна была быть более упорной, чем раньше. События стремительно развертывались в направлении вооруженного конфликта, и хотя парламент был созван надлежащим, законным порядком, он вскоре, по существу, стал революционным трибуналом. На протяжении двух лет враждующие армии стояли друг против друга, ожидая неизбежной развязки и стараясь искусными маневрами поставить противника в невыгодное положение. Ноябрь 1640 г., когда Страффорд был привлечен к судебной ответственности, можно считать началом английской революции.
В предшествовавшем разделе, так же как и ранее, были в общих чертах изложены события, приведшие к этой революции — одному из решающих моментов европейской истории; здесь следует остановиться и вкратце рассмотреть характер вопросов, о которых шел спор.
5 О Кромвеле см. в предисловии.— Прим. ред.
6 «Демократическая» организация шотландской церкви на самом деле была прикрытием господства крупной буржуазии и помещиков, которые контролировали всю церковную иерархию сверху донизу.— Прим. ред.
<<Назад Вперёд>>
Просмотров: 6231