Жертвоприношения или посланничество?
загрузка...
|
Авторы приключенческих романов, и не только они, немало потрудились над созданием образа «кровожадного, жестокого индейца», забывая об обычаях собственных предков – ведь не секрет, что кровавые жертвоприношения практиковались фактически у всех древних народов. По их представлениям, кровь и дыхание являлись вместилищами души. Именно душа человека, освобожденная от тела, отправлялась к богам и передавала им просьбы и молитвы людей. Таким образом, то, что принято называть человеческим жертвоприношением, ни в коей мере не свидетельствовало о какой-то «исключительной жестокости». Этот акт рассматривался как послание избранного, лучшего из лучших, к богам – наподобие Христа-Спасителя.
Появившись в XVI веке в Новом Свете, испанцы запретили эту, по их авторитетному заключению, варварскую практику. Индейцы же не переставали удивляться жестокости обитателей Старого Света, распявших Христа – а индейцы воспринимали его именно как посланника к Единому Богу – без всякого наркотического снадобья и причинивших ему невыносимые физические мучения. Кроме того, в древности посланников к богам отправляли лишь в особо важные и сложные моменты.
![](i_127.jpg)
Илл. 85. «Отправление посланника» путем пускания крови. Именно этот обряд с появлением испанцев индейцы стали отождествлять с распятием Христа
Посланники должны были ходатайствовать о благополучии и предотвращении бедствий. К богам отсылались как регулярные посланники (во время праздников), так и чрезвычайные – по каким-то исключительным причинам: неурожай, засуха, бедствие, эпидемия и т. д. Большинство жертвоприношений не предполагало умерщвления человека. Это могла быть подносимая богам пища, или животные, или же просто ритуальные курения копала или пома – смол наподобие ладана. Так, согласно Ланде, по праздникам приносились в жертву животные, в «случаях несчастья или опасности» – специально выбранные члены общины.
К экзотическим, но не смертельным способам общения с божественными прапредками можно отнести известный у майя «обряд нанизывания», который Ланда расценивал как вариант принесения в жертву собственной крови: «В одних случаях они приносили в жертву собственную кровь, разрезая уши лоскутками… В других случаях они протыкали щеки или нижнюю губу, или надрезывали части своего тела, или протыкали язык с боков и продевали через отверстие соломинку с величайшей болью. Или же надрезали себе крайнюю плоть, оставляя ее как и уши. В других случаях они делали бесчестное и печальное жертвоприношение. Те, кто его совершали, собирались в храме, где, став в ряд, делали себе несколько отверстий в мужских членах, поперек сбоку. Сделав это, они продевали сквозь отверстия возможно большее количество шнурка, сколько могли, что делало их связанными и нанизанными. Затем они смазывали кровью всех этих членов демона».
Другим способом жертвоприношений известен, например, «Колодец жертв» в Чичен-Ице, куда сбрасывался связанный посланник, и, если богам было угодно, они возвращали его в течение трех дней. История сохранила лишь один случай такого «возвращения». Некий Хунак Кеель, сброшенный в воду и чудом (или же в результате заговора) спасшийся, стал править Майяпаном от имени богов, претендуя на гегемонию уже во всем Юкатане. Отправляли к богам юношей и девушек, по преимуществу девственных – за этим следили специально. Жрецы считали важным сохранение чистоты «души-крови», к тому же необходимо было исключить всякое постороннее влияние. У Ланды даже имеется специальный по этому поводу комментарий: «Кроме праздников, на которых приносили в жертву животных, также из-за какого-либо несчастья или опасности жрец или чиланы приказывали им принести в жертву людей… Некоторые по набожности отдавали своих детей, которых очень услаждали до дня их [жертвоприношения] и очень оберегали, чтобы они не убежали или не осквернились каким-либо плотским грехом. Между тем их водили из селения в селение с танцами, они помогали жрецам, чиланам и другим должностным лицам».
Помимо кидания в колодец, практиковалось также вырывание сердца еще «живым». Этот способ также описан Диего де Ландой: «Они делали во дворе храма большой курган из камней и клали человека или собаку, которых должны были принести в жертву, на что-либо более высокое… Связанную жертву, брошенную с высоты на камни, схватывали служители и с большой быстротой вырывали сердце, несли к новому идолу и подносили ему между двумя блюдами. Подносили дары из пищи. В этот праздник старухи селения, избранные для этого, танцевали, одетые в особые одеяния. Они говорили, что спускался ангел и принимал это жертвоприношение». В некоторых случаях уже мертвое тело сбрасывали с лестницы пирамиды, чтобы оно скатилось по ступеням вниз. Специальные служители подбирали его и сдирали всю кожу целиком, кроме кистей рук и ступней. Эти части тела забирал жрец, поскольку они не могли находиться в послетрапезном захоронении. После чего жрец, раздевшийся догола, надевал на себя эту кожу и участвовал в коллективных торжествах.
![](i_128.jpg)
Илл. 86. Священный «Колодец жертв» в Чичен-Ице
Головы, в случае если принесенный в жертву был членом общины, тоже забирались жрецами. Надо заметить, что отрезание головы относилось к самым архаическим способам принесения жертвы, о чем свидетельствуют самые ранние мезоамериканские монументальные изображения. Отчасти это связано с тем, что знак, передающий глаз и на языке майя читавшийся ич, обозначал еще и понятия «голова», «душа», «плод», которые становились как бы тождественными. Если же в жертву приносились пленники, то с их головами поступали иначе. Например, их могли высушивать, вынимая особым способом кости черепа, затем, уже маленькими, головы подвешивались к поясу победителя. От пленников оставляли челюсти и берцовые кости. У майя берцовые кости даже покрывались победными надписями. Так, например, текст около фигурного изображения воина на гравированной берцовой кости, относящейся к 600–900 годам и обнаруженной в одном из захоронений на острове Хайна, восхваляет военачальника, взявшего пленника.
Другой способ отправления посланника относился к разряду кровопусканий и более всего напоминал ритуал распятия Христа. Уходящего к богу (мужчину или женщину) привязывали к столбу и начинали наносить раны копьем или стрелами, чтобы извлечь кровь. Кровь должна была «дымясь» вытекать из тела – это считалось высвобождением души. Если же кровь сворачивалась, то душа оказывалась взаперти. Для того чтобы облегчить страдания жертвы, использовалось наркотическое питье и даже гипноз. Да и весь обряд, сопровождавшийся специальными песнопениями и ритмическими танцами, производил на всех участников завораживающее (фасцинирующее) воздействие. Отправлявшийся к богам считался не страдальцем, а достойнейшим героем, отказавшимся от личного ради общественного.
При появлении миссионеров именно этот обряд индейцы восприняли как распятие и продолжали, несмотря на запреты, тайно практиковать его, прячась в пещерах. В середине XVI века распятие индейцами майя младенца в пещере неподалеку от Мани (на Юкатане) послужило поводом для проведения расследования инквизицией и затем организации знаменитого аутодафе.
Под давлением католической церкви обряд постепенно преобразовался в некий ритуальный спектакль, получивший название «танец с початками», где меткие лучники стреляли уже не в человека, а в подбрасываемый початок маиса. Вот как об этом повествует достаточно поздняя легенда гватемальских индейцев.
«Очень-очень давно, когда киче и какчикели еще были друзьями, отец Уциля во время охоты спас жизнь Порону. И тот теперь явился якобы вернуть свой долг и сообщить, что Великий Ахав Кукумац даровал ему свободу. При этом поставил условие: юноша должен принять участие в танце початка – священном ритуале в честь бога огня Тохиля, назначенном на ближайший праздник.
Этот ритуал существовал у киче еще в незапамятные времена. Состоял он в следующем: Ахав, как это полагалось, бросал в воздух лучший початок из прошлого урожая. И он не должен был упасть, пока не потеряет последнего зерна. Для этого тринадцать заранее избранных лучших лучников должны были пускать в него свои стрелы. Число тринадцать соответствовало тринадцати богам небесных сфер.
Уциль, узнав о том, что ему предстояло делать в танце, дал свое согласие. И тут же был освобожден. Но, как свидетельствует легенда, в тот же день оказался в ином плену – плену чар девушки Сакар, которую полюбил в тот самый миг, как увидел в темнице.
Народ киче всегда почитал бога Тохиля и потому с таким нетерпением ожидал приближения праздника танца початка. В центре площади селения был установлен алтарь с каменной фигурой бога. В предназначенном для правителя месте находился Кукумац. С ним была его свита, украшением которой стало присутствие прекрасной Сакар. За несколько минут до начала церемонии один за другим вышли избранные стрелки. Последним следовал У циль, который, как и все остальные, сделал круг по площади, подошел к трону Кукумаца, поклонился. Сделав это, положил лук и колчан у статуи Тохиля и направился на свое место. И тогда он бросил пламенный взгляд на Сакар. Все были так заняты праздником, что никто этого не заметил – кроме некого Чохинеля, безнадежно влюбленного в прекрасную девушку и потому заметившего также и ее ответный взор.
Двенадцать стрелков киче и тринадцатый Уциль встали на предназначенные им места – Ахав Порон бросил в воздух початок. Потом полетели двенадцать стрел, заставившие плясать в воздухе початок. У циль же стоял, не выпустив ни одной стрелы! Негодование прокатилось по рядам зрителей, но они не крикнули ни одного возмущенного слова, поскольку боялись отвлечь внимание остальных лучников и испортить праздник. Когда же початок без единого зернышка упал на землю, все начали возмущаться. Народ громогласно требовал смерти Уциля.
![](i_129.jpg)
Илл. 87. Изображение на керамическом сосуде майя (классический период), воспроизводящее ритуальную игру в мяч. Размеры мяча сильно преувеличены – видимо, чтобы поместить в этот круг надпись. Поперечные полосы символизируют ступени – вход в мир мертвых. Тщательно воспроизведена одежда игроков
Двое лучников схватили юношу и привели к буквально ослепленному от ярости Кукумацу.
– Несчастный чужеземец, ты осмелился оскорбить наших богов и наш народ! Такое оскорбление не может быть прощено. Я прикажу немедленно убить тебя, чтобы успокоить гнев Тохиля. Уйди с моих глаз!
Когда же правитель умолк, заговорил Уциль:
– Уйми свой гнев и выслушай чужеземца, которого ты назвал нечестивым! Не принимая участия в танце, я не хотел оскорбить ни вас, ни ваш народ, ни ваших богов, которые также и мои боги. Напротив, мною руководило желание высказать вам всю мою признательность, сделав в одиночку то, что выполнили двенадцать ваших лучников! Даруй мне милость воздать эти почести Тохилю, а если я не смогу сделать этого, то заплачу своей жизнью!
– Если таковы твои намерения, неблагоразумный чужеземец, то я согласен оказать тебе эту милость. Но горе тебе и твоему народу, если не сумеешь выполнить обещанного.
Все, как прежде, встали на свои места. Единственное, о чем попросил Уциль, – побыстрее подавать ему стрелы. Ахав приказал тем же двенадцати лучникам помогать Уцилю и бросил початок в воздух.
Только два или три зерна оставались в початке, плясавшем под стрелами какчикеля. Но тут ревнивый Чохинель, вместо того чтобы подать последнюю стрелу, уронил ее на землю. Ослепнув от гнева, прекрасный юноша подобрал стрелу и выстрелил прямо в коварного соперника. Сраженный, тот упал к подножью алтаря.
Взбешенный правитель и народ потребовали казни Уциля, который все же оскорбил богов, внеся в праздник сумятицу и неразбериху. Этим и воспользовался он, чтобы взобраться на помост, где находилась Сакар, схватить ее и навсегда покинуть земли Кумар-кааха – священного города киче…»
Появившись в XVI веке в Новом Свете, испанцы запретили эту, по их авторитетному заключению, варварскую практику. Индейцы же не переставали удивляться жестокости обитателей Старого Света, распявших Христа – а индейцы воспринимали его именно как посланника к Единому Богу – без всякого наркотического снадобья и причинивших ему невыносимые физические мучения. Кроме того, в древности посланников к богам отправляли лишь в особо важные и сложные моменты.
![](i_127.jpg)
Илл. 85. «Отправление посланника» путем пускания крови. Именно этот обряд с появлением испанцев индейцы стали отождествлять с распятием Христа
Посланники должны были ходатайствовать о благополучии и предотвращении бедствий. К богам отсылались как регулярные посланники (во время праздников), так и чрезвычайные – по каким-то исключительным причинам: неурожай, засуха, бедствие, эпидемия и т. д. Большинство жертвоприношений не предполагало умерщвления человека. Это могла быть подносимая богам пища, или животные, или же просто ритуальные курения копала или пома – смол наподобие ладана. Так, согласно Ланде, по праздникам приносились в жертву животные, в «случаях несчастья или опасности» – специально выбранные члены общины.
К экзотическим, но не смертельным способам общения с божественными прапредками можно отнести известный у майя «обряд нанизывания», который Ланда расценивал как вариант принесения в жертву собственной крови: «В одних случаях они приносили в жертву собственную кровь, разрезая уши лоскутками… В других случаях они протыкали щеки или нижнюю губу, или надрезывали части своего тела, или протыкали язык с боков и продевали через отверстие соломинку с величайшей болью. Или же надрезали себе крайнюю плоть, оставляя ее как и уши. В других случаях они делали бесчестное и печальное жертвоприношение. Те, кто его совершали, собирались в храме, где, став в ряд, делали себе несколько отверстий в мужских членах, поперек сбоку. Сделав это, они продевали сквозь отверстия возможно большее количество шнурка, сколько могли, что делало их связанными и нанизанными. Затем они смазывали кровью всех этих членов демона».
Другим способом жертвоприношений известен, например, «Колодец жертв» в Чичен-Ице, куда сбрасывался связанный посланник, и, если богам было угодно, они возвращали его в течение трех дней. История сохранила лишь один случай такого «возвращения». Некий Хунак Кеель, сброшенный в воду и чудом (или же в результате заговора) спасшийся, стал править Майяпаном от имени богов, претендуя на гегемонию уже во всем Юкатане. Отправляли к богам юношей и девушек, по преимуществу девственных – за этим следили специально. Жрецы считали важным сохранение чистоты «души-крови», к тому же необходимо было исключить всякое постороннее влияние. У Ланды даже имеется специальный по этому поводу комментарий: «Кроме праздников, на которых приносили в жертву животных, также из-за какого-либо несчастья или опасности жрец или чиланы приказывали им принести в жертву людей… Некоторые по набожности отдавали своих детей, которых очень услаждали до дня их [жертвоприношения] и очень оберегали, чтобы они не убежали или не осквернились каким-либо плотским грехом. Между тем их водили из селения в селение с танцами, они помогали жрецам, чиланам и другим должностным лицам».
Помимо кидания в колодец, практиковалось также вырывание сердца еще «живым». Этот способ также описан Диего де Ландой: «Они делали во дворе храма большой курган из камней и клали человека или собаку, которых должны были принести в жертву, на что-либо более высокое… Связанную жертву, брошенную с высоты на камни, схватывали служители и с большой быстротой вырывали сердце, несли к новому идолу и подносили ему между двумя блюдами. Подносили дары из пищи. В этот праздник старухи селения, избранные для этого, танцевали, одетые в особые одеяния. Они говорили, что спускался ангел и принимал это жертвоприношение». В некоторых случаях уже мертвое тело сбрасывали с лестницы пирамиды, чтобы оно скатилось по ступеням вниз. Специальные служители подбирали его и сдирали всю кожу целиком, кроме кистей рук и ступней. Эти части тела забирал жрец, поскольку они не могли находиться в послетрапезном захоронении. После чего жрец, раздевшийся догола, надевал на себя эту кожу и участвовал в коллективных торжествах.
![](i_128.jpg)
Илл. 86. Священный «Колодец жертв» в Чичен-Ице
Головы, в случае если принесенный в жертву был членом общины, тоже забирались жрецами. Надо заметить, что отрезание головы относилось к самым архаическим способам принесения жертвы, о чем свидетельствуют самые ранние мезоамериканские монументальные изображения. Отчасти это связано с тем, что знак, передающий глаз и на языке майя читавшийся ич, обозначал еще и понятия «голова», «душа», «плод», которые становились как бы тождественными. Если же в жертву приносились пленники, то с их головами поступали иначе. Например, их могли высушивать, вынимая особым способом кости черепа, затем, уже маленькими, головы подвешивались к поясу победителя. От пленников оставляли челюсти и берцовые кости. У майя берцовые кости даже покрывались победными надписями. Так, например, текст около фигурного изображения воина на гравированной берцовой кости, относящейся к 600–900 годам и обнаруженной в одном из захоронений на острове Хайна, восхваляет военачальника, взявшего пленника.
Другой способ отправления посланника относился к разряду кровопусканий и более всего напоминал ритуал распятия Христа. Уходящего к богу (мужчину или женщину) привязывали к столбу и начинали наносить раны копьем или стрелами, чтобы извлечь кровь. Кровь должна была «дымясь» вытекать из тела – это считалось высвобождением души. Если же кровь сворачивалась, то душа оказывалась взаперти. Для того чтобы облегчить страдания жертвы, использовалось наркотическое питье и даже гипноз. Да и весь обряд, сопровождавшийся специальными песнопениями и ритмическими танцами, производил на всех участников завораживающее (фасцинирующее) воздействие. Отправлявшийся к богам считался не страдальцем, а достойнейшим героем, отказавшимся от личного ради общественного.
При появлении миссионеров именно этот обряд индейцы восприняли как распятие и продолжали, несмотря на запреты, тайно практиковать его, прячась в пещерах. В середине XVI века распятие индейцами майя младенца в пещере неподалеку от Мани (на Юкатане) послужило поводом для проведения расследования инквизицией и затем организации знаменитого аутодафе.
Под давлением католической церкви обряд постепенно преобразовался в некий ритуальный спектакль, получивший название «танец с початками», где меткие лучники стреляли уже не в человека, а в подбрасываемый початок маиса. Вот как об этом повествует достаточно поздняя легенда гватемальских индейцев.
«Очень-очень давно, когда киче и какчикели еще были друзьями, отец Уциля во время охоты спас жизнь Порону. И тот теперь явился якобы вернуть свой долг и сообщить, что Великий Ахав Кукумац даровал ему свободу. При этом поставил условие: юноша должен принять участие в танце початка – священном ритуале в честь бога огня Тохиля, назначенном на ближайший праздник.
Этот ритуал существовал у киче еще в незапамятные времена. Состоял он в следующем: Ахав, как это полагалось, бросал в воздух лучший початок из прошлого урожая. И он не должен был упасть, пока не потеряет последнего зерна. Для этого тринадцать заранее избранных лучших лучников должны были пускать в него свои стрелы. Число тринадцать соответствовало тринадцати богам небесных сфер.
Уциль, узнав о том, что ему предстояло делать в танце, дал свое согласие. И тут же был освобожден. Но, как свидетельствует легенда, в тот же день оказался в ином плену – плену чар девушки Сакар, которую полюбил в тот самый миг, как увидел в темнице.
Народ киче всегда почитал бога Тохиля и потому с таким нетерпением ожидал приближения праздника танца початка. В центре площади селения был установлен алтарь с каменной фигурой бога. В предназначенном для правителя месте находился Кукумац. С ним была его свита, украшением которой стало присутствие прекрасной Сакар. За несколько минут до начала церемонии один за другим вышли избранные стрелки. Последним следовал У циль, который, как и все остальные, сделал круг по площади, подошел к трону Кукумаца, поклонился. Сделав это, положил лук и колчан у статуи Тохиля и направился на свое место. И тогда он бросил пламенный взгляд на Сакар. Все были так заняты праздником, что никто этого не заметил – кроме некого Чохинеля, безнадежно влюбленного в прекрасную девушку и потому заметившего также и ее ответный взор.
Двенадцать стрелков киче и тринадцатый Уциль встали на предназначенные им места – Ахав Порон бросил в воздух початок. Потом полетели двенадцать стрел, заставившие плясать в воздухе початок. У циль же стоял, не выпустив ни одной стрелы! Негодование прокатилось по рядам зрителей, но они не крикнули ни одного возмущенного слова, поскольку боялись отвлечь внимание остальных лучников и испортить праздник. Когда же початок без единого зернышка упал на землю, все начали возмущаться. Народ громогласно требовал смерти Уциля.
![](i_129.jpg)
Илл. 87. Изображение на керамическом сосуде майя (классический период), воспроизводящее ритуальную игру в мяч. Размеры мяча сильно преувеличены – видимо, чтобы поместить в этот круг надпись. Поперечные полосы символизируют ступени – вход в мир мертвых. Тщательно воспроизведена одежда игроков
Двое лучников схватили юношу и привели к буквально ослепленному от ярости Кукумацу.
– Несчастный чужеземец, ты осмелился оскорбить наших богов и наш народ! Такое оскорбление не может быть прощено. Я прикажу немедленно убить тебя, чтобы успокоить гнев Тохиля. Уйди с моих глаз!
Когда же правитель умолк, заговорил Уциль:
– Уйми свой гнев и выслушай чужеземца, которого ты назвал нечестивым! Не принимая участия в танце, я не хотел оскорбить ни вас, ни ваш народ, ни ваших богов, которые также и мои боги. Напротив, мною руководило желание высказать вам всю мою признательность, сделав в одиночку то, что выполнили двенадцать ваших лучников! Даруй мне милость воздать эти почести Тохилю, а если я не смогу сделать этого, то заплачу своей жизнью!
– Если таковы твои намерения, неблагоразумный чужеземец, то я согласен оказать тебе эту милость. Но горе тебе и твоему народу, если не сумеешь выполнить обещанного.
Все, как прежде, встали на свои места. Единственное, о чем попросил Уциль, – побыстрее подавать ему стрелы. Ахав приказал тем же двенадцати лучникам помогать Уцилю и бросил початок в воздух.
Только два или три зерна оставались в початке, плясавшем под стрелами какчикеля. Но тут ревнивый Чохинель, вместо того чтобы подать последнюю стрелу, уронил ее на землю. Ослепнув от гнева, прекрасный юноша подобрал стрелу и выстрелил прямо в коварного соперника. Сраженный, тот упал к подножью алтаря.
Взбешенный правитель и народ потребовали казни Уциля, который все же оскорбил богов, внеся в праздник сумятицу и неразбериху. Этим и воспользовался он, чтобы взобраться на помост, где находилась Сакар, схватить ее и навсегда покинуть земли Кумар-кааха – священного города киче…»
<<Назад Вперёд>>
Просмотров: 5045