Б. А. Гаев, А. В. Симоненко «Фалар» из «Давыдовского клада»
загрузка...
|
«В 1939 г. членами колхоза "Степан Разин" в Давыдовском р-не Воронежской обл. на берегу реки были найдены золотые вещи, поступившие осенью 1939 г. в Государственный Исторический музей. Несколькими годами раньше на том же месте случайно было обнаружено несколько золотых украшений... серебряный римский сосуд, наконечник пояса с фигурой рыбки и фрагмент узкого железного меча с прямым перекрестьем. Эта партия вещей была направлена в Воронежский областной краеведческий музей» [13, с. 363].
Так впервые в науке была упомянута серебряная чаша, о которой пойдет речь. Вновь к ней обратилась Э. И. Соломоник, опубликовавшая чашу, назвав ее «блюдом», под № 65 в своем своде сарматских тамг [17, с. 127-128] как найденную у «ст. Давыдовка». Там же была впервые опубликована фотография вещи (рис. 1), оказавшаяся сегодня ее единственным воспроизведением. По словам Э. И. Соломоник, все сведения о чаше ей любезно сообщил С. Н. Замятнин, предоставив фото из своего личного архива, переданное затем в фотоархив ИИМК (негатив 11-45243). После находки чашу отреставрировали в ИИМК и вернули в Воронежский музей.
Э. И. Соломоник полагала, что сосуд был утрачен во время Великой Отечественной войны, но через год после публикации ее книги вышла статья А. Ф. Шокова [18, с. 149-154]. Из нее явствует, что чаша не погибла, а во время эвакуации «превратилась в обломки, требующие новой серьезной реставрации» [18, с. 150]. Автор уточнил место находки — с. Титчиха Давыдовского р-на Воронежской обл. (сборы научного сотрудника Воронежского краеведческого музея Д. Д. Леонова в 1938 г.). На рис. 2 в его статье было воспроизведено фото из архива ИИМК, а на рис. 3 и 4 — фрагменты чаши, снятые, судя по всему, уже в музее.
В 1991 г. о тамге на «серебряном блюде из богатого сарматского захоронения в Воронежской обл.» упомянул в монографии один из соавторов, имея в виду находку в Титчихе [14, с. 63]. В 2001 г. вышла книга С. А. Яценко, в которой сосуд из Титчихи упомянут дважды как «серебряное блюдо из Давыдовки» и «серебряное блюдо с верховьев Дона» [19, с. 37, сноска 19; с. 85], но отсутствует на картах и в перечне серебряных сосудов с тамгами [19, с. 151]. В том же году увидела свет книга В. И. Мордвинцевой о сарматских фаларах [24]. Там сосуд из Титчихи был интерпретирован как переделанный из чаши фалар, а находка почему-то названа «Давыдовским кладом» [24, s. 81, nr. 82, taf. 44, 82]. Ту же интерпретацию она получила в книге В. М. Мордвинцевой и М. Ю. Трейстера [9, т. I, с. 30, 194; т. II, с. 142-143]. Таким образом, существуют две трактовки вещи: чаша (называть ее блюдом неверно) римского времени и фалар, сделанный из античного сосуда.
Рис. 1. Фото С. Н. Замятнина и реконструкция системы ручек |
Из описания А. Ф. Шокова следует, что «его (блюда. — Авт.) остатки состоят из многих фрагментов, или частей (несколько десятков), из которых хорошо сохранились края с крутым овальным изгибом и остатками ручек в трех местах и круглое дно. Края имеют рельефно выделяющийся венчик с внутренней стороны в виде массивного (относительно толщины блюда) округлого выступа (ширина 0,5 см). Круглое дно имеет четыре круглых пояска в виде рельефных выступов и с рельефным изображением знака... Сохранившиеся части блюда позволяют представить его облик и установить размеры: высота — около 4 см, диаметр — 20 см, диаметр дна — 5,5 см. Толщина блюда повсюду одинакова — 1 мм» [18, с. 150-151].
Описание В. И. Мордвинцевой: «Phalere mit Tamgazeichen. Ein Exemplar. Durchmesser 16,5 от, Hohe 4,0 cm. Silber. GuBarbeit, Fertigstellung an der Drehbank. Umarbeitung aus einem Becher. Auf der AuBbenseite reliefartiges Tamgazeichen. Mit Hilfe fon Nieten sind drei Ringe am der Stuck befestigt, zwei auf der einem, einer auf der anderen Seite» [24, s. 81, kat. nr. 82, taf. 44].
Нетрудно заметить, что последнее описание скуднее даже далеко не полных данных Э. И. Соломоник и А. Ф. Шокова. Первая прямо написала, что не видела вещи, второй явно держал ее в руках. В. И. Мордвинцева, как всегда, не уточнила, по каким данным описана чаша, что обычно предполагает описание с натуры. Однако неоднократные ошибки убеждают в том, что она не видела предмет. Диаметр «чаши-фалара» уменьшился с 20 (у А. Ф. Шокова) до 16,5 см, на ней «появились» кольца, присоединенные с помощью заклепок, тамга названа рельефной. Рисунок [24, taf. 44] является прорисовкой иллюстрации из статьи А. Ф. Шокова [18, с. 151, рис. 2]. Клише для нее, вне всяких сомнений, делалось с фотографии С. Н. Замятнина. Ни заклепок, ни трех колец на ней нет2.
Есть еще одно обстоятельство, подтверждающее наше мнение о том, что В. И. Мордвинцева пренебрегла визуальным изучением вещи. Дело в том, что в 1990 г. Б. А. Раев пытался отыскать эту чашу в Воронежском музее, но в фондах ее не нашли. И лишь совсем недавно при повторном поиске она была наконец обнаружена3. В монографии В. И. Мордвин- цевой и М. Ю. Трейстера указано, что чаша пропала во время Великой Отечественной войны [9, т. II, с. 142], хотя, судя по ссылкам, соавторы знакомы с работой А. Ф. Шокова, где сказано, что этот предмет все-таки сохранился.
Вот описание вещи, сделанное с натуры.
Сохранились большие фрагменты верхней части чаши, из которых она собирается полностью (диаметр 25,5 см), множество обломков стенок и поддон. Он литой, внешний край профилирован двумя валиками и выкружкой, доработанными от руки. В образованном ими круге — углубленная тамга. Схема тамги: верхняя часть в виде грушевидной контрволюты с отогнутыми верхними завитками, нижняя часть — в виде волюты; обе части соединены короткой прямой линией (рис. 2). Э. И. Соломоник считала, что знак чеканный [17, с. 128]. Но, судя по идеально прямым углам канавки и точности рисунка, тамга была вырезана в литейной форме и поддон отливался вместе с ней. Диаметр поддона 5,6 см. Стенки чаши «вытянуты» ковкой из заготовки, образованной вокруг поддона, тонкие, полированные вручную. К венчику изнутри припаян и затем сформирован ковкой сегментовидный в сечении валик с подрезкой нижнего края. Отчетливо видна разница в цвете и структуре металла валика и стенки.
На стенках под венчиком — три пары атташей трех ручек. Каждый атташ изготовлен следующим образом: в пробитое в стенке отверстие была снаружи вставлена проволочная петля, под которую подложена и припаяна к стенке квадратная пластина со слегка вогнутыми сторонами и острыми, чуть изогнутыми по профилю стенки углами. Вокруг отверстия для петли — невысокий валик (рис. 3, 2). Концы петли внутри чаши расклепаны в сплошную полусферическую головку (рис. 3, 1). Несохранившиеся ручки были, скорее всего, омеговидными или дуговидными, подвижно закрепленными загнутыми концами в петлях. На рис. 1 показана возможная схема крепления ручек.
Близких аналогий чаше из Титчихи мы не знаем. В римских провинциях были широко распространены тазы с тремя ручками, однако вряд ли их можно сравнивать с чашей: ни территориально, ни типологически эти сосуды не связаны между собой. Тем не менее идея трехручной чаши была хорошо известна в римское время. Атташи в виде квадратных пластинок с вогнутыми сторонами имеют аналогии на посуде, найденной в Южном и Юго-Западном Причерноморье. Прежде всего это бронзовые амфоры из погребений в Варне [26, kat. 92, taf. 19, 1,1a], в с. Дебелт [26, kat. 23, taf. 11, 1, 1a], в с. Чаталка, в курганах «Рошава Драгана», мог. 2 [10, обр. 12в] и кургане 6 [11, обр. 28а, б]. Так же оформлены атташи боковых петлевидных ручек на бронзовой гидрии из купольной гробницы I в. до н. э., раскопанной у г. Самсун в Турции [20, s. 846, res. 11]. Еще отчетливее связь квадратного с вогнутыми сторонами атташа, который сочетается с кольцом, выражена в оформлении ножек бронзовых тазов из Помпей [32, p. 200, nos. 3483, 7274]. Такая ножка была найдена в насыпи кургана 5 у хут. Антонов в Волгоградской обл. вместе с тазом Эггерс 96 [7, с. 36, рис. 8, 18; 11, 7]. Скорее всего, это ее вторичное использование, поскольку подобные тазы всегда имеют поддоны [22, beil. 37 (Typ 96); 12, 181-189; 32, typo s 2120, p. 204, no. 5025; p. 205, no. 3641; p. 207, no. 12416].
По каталогу С. Тассинари выстраивается даже типологический ряд от ножек тазов с атташами Х-образной формы, у которых концы оформлены пальметтами [32, p. 201, no. 1958A], через квадратные с вогнутыми сторонами атташи, еще сохраняющие пальметты — чаще схематические [32, p. 201, no. 41435, 41434], — к простым геометрическим формам.
Рис. 2. Поддон чаши с тамгой (фото Б. А. Раева) |
Рис. 3. Детали чаши (фото Б. А. Раева и А. В. Симоненко): 1 — заклепка петли (вид изнутри); 2 — квадратная пластина атташа; 3 — пластина атташа (Грушка) |
Любопытно, что подобным способом прикреплены кольца на бляхе из Грушки: квадратные пластинки подложены под петли. На одном из них — невысокий валик вокруг отверстия (рис. 3, 3). Правда, стороны квадратов относительно ровные, без выделенных углов, а пластины приклепаны четырьмя заклепками каждая.
Судя по технике, чашу делал ремесленник-профессионал. Изготовление ее сразу с тамгой говорит о том, что она была сделана по заказу сармата (что предположила еще Э. И. Соломоник). Не совсем понятно, когда и кем были приделаны ручки. Квадратные пластины атташей указывают на знакомство автора чаши с провинциальной посудой. Однако грубоватая и примитивная манера крепления и технологическая параллель с Грушкой не исключают того, что ручки прикрепили позже и сделал это менее умелый мастер, нежели автор чаши.
В целом чаша не производит впечатления провинциальноримской работы. Она больше похожа на изделие местного причерноморского ремесленника, изготовленное по античной схеме. Э. И. Соломоник считала, что чаша изготовлена в мастерских Боспора или Ольвии [17, с. 128]. Не споря с этим, мы не исключаем и авторство торевта из Парфии или Закавказья — эти регионы также прямо контактировали с сарматами.
Назначение чаши неясно, но вряд ли оно было утилитарным. Непарные ручки и тамга на дне заставляют говорить об ее использовании, скорее всего, в ритуальных целях. В районе, где отмечены аналогии атташам ручек, есть небольшие чашки с тремя ушками для подвешивания, которые служили, вероятно, курильницами [26, kat. 95, taf. 27, 5]. Однако проводить прямые параллели между этими сосудами было бы неверно.
В. И. Мордвинцева и М. Ю. Трейстер объединили в один тип находки из Титчихи, Дач, Весняного, Козырки и Грушки, назвав их «чаши-фалары» [9, т. I, с. 30]. М. Ю. Трейстер считает, что все эти вещи переделаны из античных чаш, а фалар из Дач сделан специально как часть сбруи, но по образцу (?!) «чаш-фаларов» [9, т. I, с. 179]. Нам кажется, что в истории искусства всегда наблюдалась противоположная тенденция — изготовление реплик в подражание оригинальным вещам.
Рис. 4. Статуэтка из Янчжиявана [21, p. 51]
Прежде всего хотелось бы уточнить, что такие предметы правильнее называть центральной бляхой подперсья. Этот вид упряжи состоит из трех ремней, Y-образно соединенных в одной точке. Два верхних ремня пристегивались к седлу у передней луки, проходили по плечам коня и сходились в центре его груди. Третий ремень отходил от них вниз, проходил между передними ногами и оканчивался петлей, в которую продевалась подпруга. Подперсье не давало седлу сползать назад, но не связывало движений лошади. Именно в точке пересечения ремней на груди коня и помещались бляхи с тремя кольцами. Ремни пристегивались или пришивались к кольцам: двум на верхнем краю бляхи и одному на нижнем.
Насколько нам известно, одно из самых ранних изображений подперсья представлено на статуэтках всадников из гробницы 179-151 гг. до н. э. в Янчжияване (провинция Шаньси, Китай). На конях краской нарисованы овальные вальтрапы, подперсья и подхвостники (рис. 4), украшенные металлической гарнитурой [21, p. 51]. Подобная сбруя использовалась в римской кавалерии императорского времени.
В. И. Мордвинцева выделила несколько типов сарматской упряжи, различающихся, по ее мнению, хронологически и территориально [8, с. 55-57; 24, s. 48-53]. На первый взгляд эта классификация выглядит стройной и логичной, однако ее подробный анализ несколько корректирует это впечатление. Обстоятельства находки большинства фала- ров — в сосуде или стопкой, вложенными друг в друга, — показывают, что в раннесарматское время в землю помещали не упряжь, украшенную фаларами, а только последние (что отметила и В. И. Мордвинцева). При таких условиях задачи реконструировать комплекты упряжи и делать их хронологическим индикатором рискованно. Напротив, средне- и позднесарматскую сбрую, кажется, клали в могилы целиком — об этом свидетельствуют удила с псалиями и куски ремней, найденные вместе с фаларами.
Не совсем ясно, по каким признакам выделены т. н. нагрудные фалары 1 типа [8, с. 52]. Внешне они ничем не отличаются от наплечных. Петлями в виде двух параллельных железных полос, якобы являющимися их отличительным признаком [24, s. 46], их можно было бы с успехом крепить и на плечах или крупе коня. Кстати, некоторые наплечные фалары, по классификации В. И. Мордвинцевой, имели именно две параллельных петли. Создается впечатление, что автор причисляла к нагрудным фаларам самые крупные в комплексе и/или не имеющие пары экземпляры (Ахтанизовская, Антиповка, Таганрог, Старобельск). Между тем нет уверенности, что в каждом случае в землю попадал полный комплект фаларов, а уж комплексы с безусловно парными фаларами можно пересчитать по пальцам. Характерно, что в наборе из Булаховки все пять фаларов одинаковы, со следами параллельных петель, и В. И. Мордвинцева просто «назначила» один из них нагрудным [24, s. 46].
У нас нет впечатления, что типы упряжи, выделенные В. И. Мордвинцевой, существовали в действительности в том виде, как она их себе представляет. Скорее всего, наборы 1-го и 2-го типов (точнее, фалары, включенные в эти наборы) однотипны, одновременны и характерны в целом для раннесарматской упряжи. Так называемая упряжь 3-го типа принадлежит уже среднесарматскому времени.
Сбруя с подперсьем — единственная принципиально новая по сравнению с раннесарматской — не была выделена В. И. Мордвинцевой в отдельный тип. Один из ее образцов (Дачи) включен в упряжь 1 -го типа как вариант 2. Автор затрудняется в определении хронологии этого типа, предлагая для него неоправданно широкую (III в. до н. э. — первая половина II в. н. э.) дату [24, s. 68]. Между тем она достаточно узка: судя по находкам, сбруя с подперсьем появилась у сарматов только во второй половине I в. н. э.
Из сарматских погребений происходят пять блях, украшавших центр подперсья. Одна из них (рис. 5), из погребения у с. Весняное под Николаевом, переделана из серебряной позднеэллинистической чаши. Ее венчик заострен, утолщен изнутри и слегка отогнут. Утолщение подчеркнуто двойной подрезкой, образующей невысокий валик. Корпус чаши полусферический, дно круглое. Снаружи под венчиком на приклепанных прямоугольных атташах с вогнутыми сторонами и скругленными углами подвижно закреплены три кольца из круглой в сечении серебряной проволоки — два на расстоянии около 5 см друг от друга, одно — напротив них. Диаметр венчика чаши 15 см, высота ее 8, диаметр колец 2,1, сечение 0,3 см [30, s. 392, abb. 5].
Форма серебряной чаши («parabolic cup»), из которой сделана бляха из Весняного, была очень популярна во всем позднеэллинистическом мире (от Италии до Индии). В Причерноморье чаши этого типа найдены в Булаховке и богатых варварских комплексах Азиатского Боспора конца II — I в. до н. э.: в Артюховском кургане, Буеровой Могиле, ст. Ахтанизовской. Погребение у Весняного датируется не ранее последней четверти I в. н. э. по сочетанию золотого браслета, длинного меча и «маркоманнской» пряжки. Значит, прежде чем стать бляхой подперсья, чаша использовалась более 100 лет.
Рис. 5. Бляха подперсья из Весняного (фото А. В. Симоненко)
В разрушенном погребении знатного сармата у с. Грушка в Молдове [3, с. 260] найдена серебряная бляха с тремя кольцами (рис. 6). Бляха полусферическая, диаметром 16,5, высотой 3,5 см. На ее внутренний край напаян обруч из полусферической в сечении заготовки, образующий утолщенный венчик. С внешней стороны серебряными заклепками прикреплено три квадратных атташа: два на одном краю бляхи и один на противоположном. В центре каждого атташа — сквозные отверстия. В них вставлены и разогнуты концы плоских петель с невысоким ребром по центру, расположенных снаружи бляхи (рис. 6, 3). В петлях подвижно закреплены серебряные кольца (одно утрачено, пара цела). В центре внутренней стороны — прочеканенный косыми насечками круг, внутри которого в такой же технике нанесена тамга «схемы Фарзоя». Круг и тамга поверх насечек покрыты каким-то веществом черного цвета (рис. 6, 4). Погребение датируется второй половиной I — началом II в. н. э. [4, с. 53].
М. Ю. Трейстер считает, что эта бляха сделана из эллинистической чаши. Однако у настоящих чаш стенки гораздо тоньше, а корпус изящнее и правильнее. Бляха из Грушки не очень тщательно откована из довольно толстого (ок. 1,5 мм) листа. Ее узкий «венчик» припаян к краю, и место спайки хорошо заметно (рис. 6, 5). Венчики элинистических чаш всегда шире, иногда отделены от корпуса подрезкой, изредка орнаментированы гравированными линиями, овами, киматием. На бляхе из Грушки этих элементов нет. Кроме того, у чаш такой формы венчики, как правило, плоские, их внутренний край нависает над стенкой либо профилирован [23, p. 298, fig. 1, 1—3]. Сегментовидный или полусферический валик (как на бляхе из Грушки) имеют конические или плоские неглубокие чаши. Впрочем, речь идет о позднеэллинистических сосудах, а тамга на бляхе из Грушки датирует ее римским временем (см. ниже).
Все эти противоречия затрудняют идентификацию вещи из Грушки. Очень похоже на то, что она переделана в бляху подперсья из неоконченной чаши, хотя, как сказано выше, мы не знаем подобных чаш I в. н. э. Не исключено, что первоначально мастер делал копию эллинистической чаши (отсюда нестандартный венчик, отделка невысокого качества, толщина стенок), а потом по каким-то причинам «перепрофилировал» свое изделие в бляху. Есть и еще одна версия — бляха из Грушки сделана как украшение подперсья, но в виде (или по образцу) чаши.
Рис. 6. Бляха подперсья из Грушки (фото А. В. Симоненко):
1 — вид изнутри; 2 — вид снаружи; 3 — кольца и атташи;4 — тамга; 5 — шов венчика
Непонятно на первый взгляд расположение тамги внутри бляхи — на коне ее не было бы видно. Однако мы не знаем всех принципов нанесения тамг и даже иной раз не можем определить, где у тамги верх, а где — низ. На известняковой плите из кургана 10 близ с. Тараклия в Молдове изображена тамга, тождественная знаку на чаше из Титчихи [1]. Но, судя по обработанным краям, плита вкапывалась в землю так, что волюта на тамге, привычно рассматриваемая нами как нижняя часть знака, становилась его верхней частью. Возможно, бляха из Грушки иной раз и служила чашей всаднику4, и тогда с последними глотками вина перед ним появлялась тамга как напоминание о чем-то. Наши знания в этой сфере слишком малы, чтобы утверждать что-либо наверняка.
Рис. 7. Бляхи подперсья: 1 — Козырка [31, аbb. 4, 1]; 2 — Дачи [16, кат. № 21] |
Трудно сказать, «фирменной» ли была серебряная бляха из богатого погребения I в. н. э., раскопанного грабителями в 1919 г. где-то у с. Козырка близ Ольвии [13, с. 109; 31, s. 204-205, abb. 4, 1]. Ее корпус вполне мог быть позднеэллинистической чашей. Так, например, считает М. Ю. Трейстер [9, т. II, с. 120, № В15.1]. Но полной уверенности в этом нет: вещь пропала в 1945 г. при штурме Берлина и проверить это невозможно. Диаметр изделия 14,8 см. У края бляхи с внешней стороны были приклепаны узкие длинные атташи с петлями, в которых подвижно закреплены кольца — два рядом друг с другом и одно на про- тивоположном краю (рис. 7, 1). Грубоватые длинные атташи действительно похожи на «самоделы».
Бляхи подперсья известны и в Азиатской Сарматии. Золотая полихромная бляха диаметром 15 см с тремя кольцами (рис. 7, 2), входившая в замечательный комплект сарматской парадной упряжи, происходит из кургана конца I — начала II в. н. э. в могильнике Дачи на Нижнем Дону [2, с. 191, 192]. Здесь же были найдены два фалара для нагрудника, судя по петлям на обороте. Они могли украшать и подперсье (как на статуэтке из Янчжиява- на), но не исключено, что в тайник положили и то и другое.
Интересная вещь найдена в Калмыкии, в кургане I в. н. э. в Яшкульском р-не. Там центр подперсья украшала дуговидная серебряная пластина с бронзовым ободком по краю. Длина пластины 31 см, ширина 7 см (рис. 8, 1). Она орнаментирована четырьмя крупными штампованными М-образными фигурами. Между первой и второй фигурами три пары отверстий — следы ремонта. Вдоль внешнего и внутреннего краев проходят два ряда штампованных полусферических выступов, украшенных гравированным «шахматным» узором. На одном конце пластины и в ее центре сохранились шляпки, прикрывающие заклепки, на другом — два отверстия от заклепки и след от шляпки. Заклепки крепили пластину к основе. Она лежала выпуклой частью к выходу из ниши, а концами была направлена к большим фаларам, как бы соединяя их. Скорее всего, она помещалась в центре подперсья (рис. 8, 4) между двумя наплечными фаларами [25, s. 363, 370-371, abb. 8; 9, 4].
Данное украшение изготовлено из назатыльника восточнокельтского шлема типа Ново Место [28, s. 403]. Шлемы этого типа найдены в Словении, один экземпляр — в Польше. Они собирались из отдельных частей — узкий горизонтальный налобный козырек, тулья, широкий рифленый назатыльник с отогнутым краем и нащечники на шарнирах.
Рис. 8. Бляха подперсья из Яшкуля:
1 — бляха [25, аbb. 8; 9, 4]; 2 — шлемы из Словении [25, аbb. 10]; 3 — шлем из Бойко-
Понуры [27, fig. 10]; 4 — реконструкция снаряжения из Яшкуля (А. В. Симоненко)
Точной аналогией яшкульской находке является бронзовая накладная пластина назатыльника шлема из Словении, украшенная таким же штампованным декором из четырех М-образных фигур и полусфер с «шахматным» орнаментом (рис. 8, 2). Все шлемы типа Ново Место происходят из погребений I в. до н. э. [29, s. 304, 307, аbb. 1, 24]. Примечательно, что в это время в степях от Дуная до Волги сарматы пользовались импортными шлемами западных типов [27, р. 465 ff.]. В их числе был найденный в погребении конца II в. до н. э. у хутора Бойко-Понура на Кубани восточнокельтский шлем (рис. 8, 3), весьма близкий шлемам типа Ново Место [27, р. 476, fig. 10].
Естественно, яшкульская находка позднее, чем целые шлемы. Должно было пройти долгое время, чтобы шлем пришел в негодность или повредился так, что его пришлось разобрать на части. После этого назатыльник был вторично использован в качестве украшения подперсья. Сомнений в этом нет в связи с его расположением in situ. Таким образом, эта находка косвенно подтверждает датировку могилы I в. н. э. [25, s. 382].
Перечисленные находки дают возможность выделить несколько признаков, общих для блях подперсья. Прежде всего это диаметр в пределах 14-17 см. Скорее всего, бляхи большего диаметра беспокоили лошадь и были неудобны. Еще одно их отличие — расположение колец, два из которых находятся на одном краю бляхи, а третье — на противоположном. Этих стабильных признаков мы не видим на чаше из Титчихи. Ее диаметр 25,5 см, а колец на ней, судя по всему, не было. Три мобильные ручки располагались радиально, на равном расстоянии друг от друга. Теоретически эту чашу можно было использовать как бляху подперсья, но прямых указаний на это нет. Напротив, ручки, судя по остаткам петель, были настолько тонки, что не выдержали бы нагрузок подперсья. Поэтому оснований для включения сосуда из Титчихи в типологический ряд «чаш-фаларов» [9, с. 30] нет.
В. И. Мордвинцева верно датировала комплекс из Титчихи второй половиной I в. н. э. по тамге, которую она, со ссылкой на В. И. Гросу, назвала тамгой Фарзоя. Это не совсем так, и она лишь повторила ошибку В. И. Гросу, считавшего тамгу на бляхе из Грушки «совершенно аналогичной» тамге Фарзоя на ольвийских монетах [3, с. 261]. Ни тамга из Титчихи, ни тамга из Грушки не являются знаками Фарзоя, у которых верхняя и нижняя части абсолютно идентичны (рис. 9). На тамгах из Титчихи и Грушки верхние части знаков различны и отличаются от нижней, трактованной, как на тамге Фарзоя, в виде волюты (на бляхе из Грушки она стилизована в простую дугу). Таким образом, рассматриваемые знаки можно (хотя и с натяжкой) называть тамгами схемы Фарзоя , однако они отличаются от монетных тамг этого царя [6, с. 78, рис. 3, 1-9] и принадлежали, скорее всего, другим людям.
Параллели знаку из Титчихи немногочисленны, но хронологически выразительны. Это прежде всего тамги, напаянные на дорогие золотые вещи: туалетный флакон из Ольвии [17, с. 126, № 63] и браслет с конскими головками с Бугского лимана [17, с. 141, № 70]. По стилистическим признакам и аналогиям оба предмета не ранее второй половины I в. н. э. и вряд ли позднее. Подобные тамги есть на «энциклопедии» из Пантикапея, плите из Керчи и стеле из Заздрости [17, с. 65, № 19; с. 70, № 23]. Эти памятники не датируются точнее, чем в пределах I—II вв. н. э.
Рис. 9. Тамги Фарзоя на монетах
[6, рис. 3, 1–9]:
1 — тамги на монетах; 2 — монета Фарзоя с тамгой
Таким образом, чаша из Титчихи не является эллинистическим сосудом, переделанным в «чашу-фалар». Судя по тамге, скорее всего второй половины I в. н. э., нанесенной на чашу при изготовлении, она была сделана в Северном Причерноморье либо Закавказье по заказу знатного сармата. Чаша чуть было не стала очередным положением научного фольклора, превратившись в фалар из несуществующего «Давыдовского клада».
Литература
Агульников С., Курчатов С. «Загадочные» знаки на каменных плитах из окрестностей Тараклии. (В печати.)
Беспалый Е. И. Курган сарматского времени у г. Азова // РА. 1992. № 1.
Гросу В. И. Сарматское погребение в Приднестровье // СА. 1986. № 1.
Гросу В. И. Хронология памятников сарматской культуры Днестровско-Прутского междуречья. Кишинев, 1990.
Засецкая И. П. О новом исследовании по проблемам полихромного звериного стиля // ВДИ. 2006. № 2.
Карышковский П. О. О монетах царя Фарзоя // Археологические памятники Северо-Западного Причерноморья. Киев, 1982.
Мамонтов В. И. Курганный могильник Антонов I // Древности Волго-Донских степей. Волгоград, 1994. Вып. 4.
Мордвинцева В. И. Классификация фаларов конской упряжи III в. до н. э. — нач. II в. н. э. и типы парадного конского снаряжения у сарматов // Античная цивилизация и варварский мир. Краснодар, 1998. Ч. 1.
Мордвинцева В. И., Трейстер М. Ю. Произведения торевтики и ювелирного искусства в Северном Причерноморье. Симферополь; Бонн, 2007. Т. I—III.
Николов Д., Буюклиев Хр. Тракийски могилне гробове от Чаталка, Старозагорско // Археология. 1967. Год. IX. Кн. 1.
Николов Д., Буюклиев Хр. Нови тракийски могилни погребения от Чаталка, Старозагорско // Археология. 1967. Год. IX. Кн. 3.
РаевБ. А. Бронзовый таз из 3-го Соколовского кургана // СА. 1974. № 2.
Симоненко О. В. Сарматське поховання з тамгами на територп Ольвшсько! держави // Археологш. 1999. № 1.
Симоненко А. В., Лобай Б. И. Сарматы Северо-Западного Причерноморья в I в. н. э. (погребения знати у с. Пороги). Киев, 1991.
Смирнов А. П. Новый сарматский могильник в Воронежской области // ВДИ. 1940. № 3/4.
Сокровища сарматов: каталог выставки. СПб., 2008.
Соломоник Э. И. Сарматские знаки Северного Причерноморья. Киев, 1959.
ШоковА. Ф. Фрагменты сарматского блюда и фалара с берегов Дона // Тр. Воронежского областного краеведческого музея. Воронеж, 1960. Вып. 1.
Яценко С. А. Знаки-тамги ираноязычных народов древности и раннего средневековья. М., 2001.
Akok M. Samsun ili Havza ilfesinin Lerduge koyunde bulunan tumulusler // Turk Tarih Kurumu. 1948. XII.
Chine: des chevaux et des hommes: donation Jaсques Polain. Paris, 1995.
Eggers H. -J. Der romische Import im freien Germanien. Atlas der Urgesch. Hamburg, 1951. 1.
Khachatrian J. D. Silver Bowls and Basins of Armenia in the Late Hellenistic Period // Iranica Antiqua. 1989. Vol. XXIV.
Mordvinceva V. Sarmatische Phaleren (Archaologie in Eurasien. Bd. 11). Rahden, 2001.
Otchir-GoriaevaM. Das Sarmatische Grab von Jaskul', Kalmykien // Eurasia Antiqua. 2002. Bd. 8.
Raev B. A. Die BronzegefaBe der romischen Kaiserzeit in Thrakien und Mosien // Bericht der Romisch-Germanischen Kommission. 1977. Bd. 58.
RaevB. A., Simonenko A. V., TreisterM. Ju. Etrusco-Italic and Celtic Helmets in Eastern Europe // Jahrbuch RGZM. 1991. Bd. 38/2.
Schaaff U. Ein spatkeltisches Kriegergrab mit Eisenhelm aus Novo Mesto // Zbornik Posvecen Stanetu Gabrovcu ob Sestdesetletnici. Ljubljana, 1980.
S^aff U. Keltische Helme // Antike Helme (RGZM Monographien, Bd. 15). Mainz, 1988.
Simonenko A. V. Eine sarmatische Bestattung von sudlichen Bug // Eurasia Antiqua. 1997. Bd. 3.
Simonenko A. V. Eine sarmatische Bestattung mit Tamga-Zeichen im Gebiet Olbias // Eurasia Antiqua. 2004. Bd. 10.
Tassinari S. Il vasellame Bronzeo di Pompei. Roma, 1993.
1 Здесь и далее в цитатах сохранены орфография и стиль оригинала.
2 Критику «творческого» подхода В. И. Мордвинцевой к рисуемым ею вещам см. [5, с. 98, 120]. Указанные в совместной с М. Ю. Трейстером монографии размеры совпадают с данными А. Ф. Шокова [9, т. II, с. 143].
3 Сердечно благодарим А. П. Медведева за помощь.
4 Ср. мнение Е. И. Беспалого о функциях фалара из Дач [2, с. 192].
5 См. также статью С. В. Воронятова в настоящем сборнике. — Прим. ред
<<Назад Вперёд>>
Просмотров: 10110