загрузка...

Отступление гуннов представляло собой человеческую драму, о которой свидетельствовали и современник Приск, и, столетие спустя, Иордан, Кассиодор и Прокопий. Тяжелораненые умирали один за другим. По пути от Шалона до Рейна погибло до девяти тысяч гуннов и их союзников.

В ближайшем окружении Аттилы не сомневались, что он откажется от продолжения борьбы, хотя полководец оставался все еще очень силен. Для Аттилы это отступление было лишь неудачным эпизодом войны, этапом, который он счел нужным преждевременно и с некоторыми потерями завершить, чтобы начать новые кампании, лучше спланированные и подготовленные. Отступление – не поражение, отойти еще не значит уйти – продолжение битвы могло обойтись слишком дорого, разумнее было пересмотреть план кампании.

Вернувшись со своим потрепанным войском в долину Дуная, Аттила направил энергию на изучение военной науки и необходимые преобразования. Но для реорганизации армии до такой степени, чтобы возобладать над тактикой противостоящего ему Аэция, требовалось внести коренные перемены в устоявшиеся обычаи гуннов, не менявшиеся испокон веков. Прежде всего, гунны укрепили свою столицу Этцельбург (важно отметить, что город назван в честь Аттилы, имя которого в германском варианте звучало как Этцель), чтобы она могла выдержать длительную осаду. От кочевой жизни им пришлось отказаться – обретя родину и основательно укрепившись на ее территории, они больше не блуждали по бескрайним степям. Меховые одеяния его ратников сменили кожаные латы с металлическими накладками. Начали строить баллисты и катапульты. Воинов учили пехотной тактике, отрабатывали движения в строю и пешие маневры, безопасность их обеспечивала уже не меткая стрельба из луков, а высокие щиты.

Кроме того, Аттила без труда добился от остготов, ставших частью империи, обещания присоединиться к его армии по первому зову и милостиво оказал гостеприимство войскам тех союзников, которым далеко было добираться до родных краев.

Теперь Аттила спокойно ждал новостей из Рима и Равенны. А новости были ободряющими. Плохой прием, оказанный Валентинианом Аэцию, весьма его порадовал. Можно было с уверенностью заключить, что их примирение не будет ни искренним, ни долгим. Тонкий дипломат, Аттила, понял, что сейчас не стоило предпринимать каких-либо решительных действий, надо было только выдержать необходимое время, пока ситуация в Равенне не накалится до предела. И в этот период ожидания он активно взялся за подготовку итальянского похода, о котором давно мечтал: он вторгнется в Италию, раздавит Валентиниана и Марциана, а затем ему откроется дорога в Галлию с юга, тогда как остготы и их союзники обрушатся на нее с северо-востока. Обстоятельства, проистекшие из заключения союза между персами и римлянами, положили конец планам Аттилы полностью реформировать армию гуннов. Дабы не дать этому союзу принести свои плоды, необходимо было действовать без промедления.

В глазах многих римлян возвращение римлян на поле брани не представляло такой уж большой опасности их благополучию, ведь они не видели собственными глазами, как яростно войско гуннов может опустошать все на своем пути. Впрочем, вскоре им предстояло познакомиться с неистовством этого океана варваров.

Тем временем Аттила занялся укреплением союзов, но столкнулся с большими сложностями, которых совершенно не ожидал: остготы не спешили принимать активное участие в новой эпопее, гепиды мялись в нерешительности, герулы после галльского похода полностью погрузились в анархию. Все это в целом выглядело не блестяще. Аттила тяжело переживал неудачи, что отразилось даже на его здоровье. Но он не отказывался от своих планов. Да, он покажет, что отступление не было поражением, а преддверьем самой вершины его победы.

Аттила наметил план кампании: пройти классической дорогой римских легионов до Сирмия на Савве в Нижней Паннонии, затем обрушиться на самую мощную крепость во всей Италии – Аквилею, на северном побережье Адриатического моря, недалеко от современной Венеции. Оттуда предполагалось осуществить вторжение в Венецию и Лигирию, а затем в Этрурию до самого Рима, который он, естественно, желал захватить. Аттила намеревался оставить сильное войско у Аквилеи, чтобы пресечь возможные попытки вмешаться в войну византийского императора. В зависимости от достигнутых результатов, он мог бы затем воссоединиться с этими силами и уже со всей армией пойти в Константинополь. Однако он допускал, что может удовлетвориться одним сдерживанием сил византийцев, отложив захват Восточной Римской империи, когда уже завладеет Галлией.

Аэций оказался достаточно умен, чтобы разгадать готовящееся вторжение, на этот раз в Италию. Оставалась, однако, слабая надежда, что удар будет направлен на Восточную Римскую империю, не в обоих направлениях.

Тогда еще не завершился тот краткий период, когда Аэций мог надеяться вернуть себе полное доверие Валентиниана и оставаться всемогущим верховным главнокомандующим и политическим советником. Аэций изложил Валентиниану то, что считал необходимым предпринять для спасения империи. В ответ последовала буря негодования. В конце концов, Аэций поспешил в Рим и, мобилизовав все свои силы для восстановления и укрепления стен, за несколько месяцев напряженного труда превратил Рим в неприступную крепость. После чего, с разрешения императора, он отправился в Константинополь. Аэций изложил Марциану свои опасения: Аттила готовится перейти через Альпы. Однако Марциан был слишком уверен в себе и отказал Аэцию в непосредственной оперативной помощи и обещал выступить лишь в том случае, если гунны дойдут до По или одновременно двинутся на Рим и Константинополь.

Император счел дипломатическую миссию Аэция провалившейся, расстроил бракосочетание сына патриция и своей дочери и удалил его от дел. Против Аэция была развязана клеветническая кампания.

Тем временем министры-военачальники Аттилы все больше недоумевали по поводу бездействия своего императора. Январским вечером 452 г. Аттила собрал совет из самого близкого круга приближенных и объявил им, что вот уже несколько месяцев он серьезно болен: у него постоянная и ужасная головная боль. Он предпочел бы пасть на поле боя в лучах славы, чем испустить дух от апоплексического удара. Он не бессмертен, поэтому надо все предусмотреть. И Аттила изложил им свое завещание.

Единство империи гуннов должно быть сохранено – один император, которым станет его старший сын Эллак, наставником и советником – Онегез. Эрнак, самый молодой из сыновей, будет властелином Галлии и Италии после их завоевания. Узиндур получит земли от Одера до Днепра. Денгизих – от Днепра до Волги, а также весь азиатский север. Геймс станет правителем территории от Западной Паннонии до Черного моря. Эмнедзар станет правителем кавказских и каспийских провинций. Все дали торжественную клятву исполнить его волю.

Начиналась самая ужасающая кампания Аттилы. Она была примечательна, помимо кровавой резни, достижениями гуннов в области военной техники и стратегии, а также своим неожиданным, парадоксальным финалом.

«Лавина гуннов спускается со склонов Альп, Вы являетесь главнокомандующим империи и Вы один можете ее спасти», – писал римский император Аэцию. Аэций расположил свои легионы на берегах По. Все мероприятия по укреплению обороны земель к северу от этого рубежа свелись к укреплению гарнизонов Аквилеи и ряда других городов.

Аттила понимал, что Аквилея – это не Мец, не Орлеан, не Реймс… Это козырь из козырей – ключ к Риму, к Равенне, Константинополю и Галлии.

Стремительно ворвавшись весной 452 г. в Италию, гунны предприняли осаду Аквилеи – твердыни, привычной к вторжениям завоевателей. Но вскоре аквилейцы убедились, что гунны – отнюдь не полоумные дикари, а прекрасно снаряженная и дисциплинированная армия, искушенная в войсковых маневрах. Стены Аквилеи были окружены множеством таранов, подвижных башен и машин, метавших камни, стрелы и зажигательные снаряды, а король гуннов то прибегал к обещаниям и запугиваниям, то поощрял соперничество и стимулировал личные интересы. Аквилея была в ту пору одним из самых богатых, самых многолюдных и самых укрепленных городов Адриатического побережья.

Три месяца были безуспешно потрачены на осаду Аквилеи, пока недостаток в провианте и ропот армии не принудил Аттилу отказаться от этого предприятия и неохотно сделать распоряжение, чтобы войска собрали свои палатки и начали отступление. Но в то время как он объезжал верхом городские стены, погрузившись в задумчивость и скорбя о постигшей его неудачи, он увидел аиста, готовившегося покинуть вместе со своими детенышами гнездо в одной из башен. С прозорливостью находчивого политика он увидел предзнаменование в этом, казалось бы, ничтожном, суеверном факте и радостно воскликнул, что эта птица, обычно живущая в соседстве с людьми, не покинула бы своего старого убежища, если бы эти башни не были обречены на разрушение и безлюдье. Благоприятный знак внушил уверенность в победе: осада возобновилась с новой силой. Широкая брешь была пробита в той части стены, откуда улетел аист, гунны бросились на приступ с непреодолимой стремительностью, и следующее поколение с трудом могло отыскать развалины Аквилеи.

Орда получила время на мародерство, после чего снова выступила в поход, преисполненная боевым духом, подкрепленным грандиозным триумфом. Уцелевшие же аквилейцы рассказывали о неисчислимом воинстве Аттилы, зловеще и неуклонно подступающем к Риму. Империя, устрашенная неудержимой ратью, впала в ярость, граничащую с паникой.

Войска же Аттилы продолжали опустошительное шествие через Ломбардию, Пьемонт и Лигурию. Победоносный марш продолжался: Манитуя, Верона, Кастильо, Кремона, Брешиа, Бергама, Лоди, Павия, Милан, Комо, Наварра, Трекате, Верчелли, Чильяно, Мортара, Маджента, Виджевана… Кстати, когда Аттила покорил Милан и вошел в императорский дворец, он был поражен и оскорблен при виде картины, на которой Цезари были изображены восседающими на троне, а скифские государи распростертыми у их ног. Аттила среагировал на этот памятник римского тщеславия весьма остроумно. Он приказал одному из живописцев изобразить фигуры и положения в обратном виде: император был представлен на том же самом полотне приближающимся в позе просителя к трону скифского монарха и выкладывающим из мешка золото в уплату дани. Зрители должны знать, что такая перемена вполне обоснованна и уместна.

Любопытно, что Аттила намеренно способствовал основанию Венецианской республики, воскресившей в века феодализма дух коммерческой предприимчивости. Знаменитое название Венеция первоначально означало обширную и плодородную провинцию, простиравшуюся от пределов Паннонии до реки Адды и от берегов реки По до Рецийских и Юлийских Альп. До нашествия варваров пятьдесят венецианских городов процветали в мире и благоденствии, а Аквилея занимала среди них самое выдающееся положение. Древнее величие Падуи поддерживалось земледелием и промышленностью, и собственность пятисот ее граждан, принадлежавших к сословию всадников, доходила, по самым точным расчетам, до 1700 тыс. фунтов стерлингов. Многие семейства из Аквилеи, Падуи и соседних городов, спасаясь от гуннов, нашли хотя и скромное, но безопасное убежище на соседних островах. В глубине залива, где Адриатическое море слабо подражает приливам и отливам океана, около сотни небольших островков отделяются от континента неглубокими водами и охраняются от морских волн узкими полосками земли, между которыми есть секретные узкие проходы для кораблей. До середины V в. эта глухая местность оставалась без культуры, без населения и едва ли имела какое-нибудь название. Нравы венецианских изгнанников, их деятельность и форма управления мало-помалу приняли определенную форму, соответствующую новым условиям их существования, а одно из посланий Кассиодора, в котором он описывает их положение почти через семьдесят лет, может считаться первым письменным памятником республики. Министр Теодориха, изъясняясь витиевато, сравнивает их с морскими птицами, свившими свои гнезда на поверхности волн, и хотя он предполагает, что в венецианских провинциях было много знатных семейств, он уточняет, что постепенно они были низведены несчастиями на один общий уровень бедности. Со временем мерилом их достатка стала соль, которую они начали в изобилии добывать в море. Этот столь необходимый человеку продукт на соседних рынках был эквивалентен золоту и серебру. Народ, о жилищах которого трудно было сказать, построены ли они на земле или на воде, вскоре, в соответствии со своими доходами, вновь разделился на бедных и богатых. На двенадцати главных островах ежегодно назначались, путем народного избрания, двенадцать трибунов, или судей. Венецианская республика существовала и в то время, когда Италия находилась под властью готских королей.

Что касается Аттилы, то он сконцентрировал войска к югу от Мантуи у слияния По и Минчио, на широком тракте. Собрать воедино воинство, разбежаться в поисках добычи, оказалось нелегким делом, но это было сделано. И вот, любуясь на свои когорты, Аттила заявил, что не намерен идти дальше. Его военачальники ничего не понимали. Однако это был гениальный ход, который и поныне восхищает стратегов. Согласно плану, войска под началом Онегеза переходят По. Соответственно Аэций, приняв их за авангард армии Аттилы, снимает значительную часть своего оборонительного заслона, дабы отбросить гуннов за реку. Пока войска римлян соберутся дать отпор «авангарду» гуннов, Онегез уйдет дальше к югу. Аэций будет рыскать по берегам реки, выискивая армию Аттилы, а Онегез со своим войском нападет на его тылы, и патриций вынужден будет отражать его нападение, оставив часть легионов как заслон против ожидаемого приближения Аттилы. Силы римлян рассеются. Онегез, обратив в бегство арьергард Аэция, направится к Пизе, откуда по побережью ведет в Рим Аврелианова дорога. Аэций поспешит преградить гуннам путь к столице, тем самым еще больше ослабит свою линию обороны. И тогда Аттила перейдет По, дойдет до Мантуи и Флоренции и оттуда, по Кассиевой дороге, достигнет Рима!

Таков был план покорения сердца Италии – Рима, и в той части, которая зависела от Онегеза, результаты даже превзошли ожидания. Однако – воистину чудеса! – главная часть гениального плана так и не была реализована, потому что его разработчик, Аттила, не стал ее завершать.

Почему же Аттила отказался от своего плана, который его соратники нашли превосходным, и почему, пока Онегез водил за собой Аэция, не форсировал По и не пошел через долину Тибра осаждать Рим?

Наступила вторая половина июня, и стояла удушливая жара. Снова начались болезни. Часть войска была поражена эпидемиями, другая мучилась от последствий излишеств удачной кампании в богатой стране. Кроме того, обозы ломились от награбленного добра и многие жаловались на усталость, которая была тем тяжелей, чем сильнее распирало их желание доставить поскорее добычу домой.

Кругом свирепствовала эпидемия и распространялись слухи, что к югу от По она сильнее, чем на севере, а посему заманчивая мысль о продолжении войны по ту сторону реки По теперь не сулила ничего хорошего. К тому же Аэций расходовал свои силы, гоняясь за тенью Онегеза, и не знал, откуда ждать главного удара. Значит, завтра переправа окажется еще легче, чем сегодня, и враг быстрее сложит оружие. И у Аттилы появилась новая идея: а нельзя ли вместо наступления создать лишь видимость наступления, посеять такую панику, что страх вынудит Рим капитулировать и в сражении не будет нужды?

Аттила призвал к себе Онегеза. Аэций понял, что производится концентрация сил перед решающим наступлением. Он стал стягивать все свои легионы для защиты Апеннин любой ценой.

В это время в Риме царила паника. Валентиниан III собрал министров и советников, а затем и сенат. Сенат единогласно постановил назначить несколько сенаторов, которые попросят мира за ту цену, которую назначит Аттила. Свое постановление они подкрепили поддержкой народа. Решили, что возглавит посольство папа Лев I, который в истории известен как Лев Великий, а в церкви – Лев Святой. Папой его избрали в 440 г., когда он еще даже не был рукоположен в сан священника. Лев повел войну с основными ересями того времени – манихейством в Италии, которое противопоставляло доброго Бога злому Богу и пыталось соединить христианство и восточное языческое верования, присциллианизмом в Испании, который, признавая в едином абстрактном Боге высшую силу, распределял ее среди целого пантеона божеств, и монофизитством в Константинополе, трактовавшем, что человеческая природа впитала в себя Божественную суть, создав единство природы Мессии.

Вот этот святой человек, семидесятилетний тосканец с длинной седой бородой, возглавил дипломатическую миссию к Аттиле. Посольство добралось до По и недалеко от Мантуанского моста встретилось с Аэцием, который приветствовал их, не скрывая своего удивления. Он решил, что готовится последняя попытка положить конец войне и перейти к мирным переговорам. Послы отбыли к лагерю гуннов без вооруженной охраны, но с папским штандартом и высоким серебряным крестом, который должен был обеспечить им защиту. Со стороны гуннов для встречи миссии был направлен представитель, который разместил их в шатре на отдых. В честь прибытия послов был дан праздничный обед. Блюда подавали изысканные, вина выдержанные. Велась светская беседа, папа рассказывал о Малой Азии, Аттила – о Востоке. Произошло невероятное, но Аттила исполнился восхищения благородным и мудрым старцем, а папа не устоял перед обаянием несокрушимого и даже цивилизованного вождя. По окончании трапезы папа и Аттила условились встретиться на следующий день, с глазу на глаз.

Никогда не будет известно, о чем говорили Лев I и Аттила. Но 6 июля 452 г. Аттила объявил, что стороны пришли к согласию: он начнет вывод войск из Италии 8 июля и выберет тот путь, который его устроит. Император Западной Римской империи выплатит в пятилетний срок разумную дань. Аттила отказывается от дальнейших попыток вторжения в Галлию и Италию при условии, что на него не нападут в другом месте и Рим воздержится от любых подстрекательств, сеющих смуту и подрывающих порядок в его империи. Он ожидает, что Валентиниан призовет Марциана выплачивать дань, обещанную его предшественником, и также не беспокоить императора гуннов. В противном случае он будет считать себя свободным от обязательств, и Константинополь окажется под ударом. С тем послы и уехали.

Спасение Рима было достойно заступничества со стороны небесных сил, и мы должны относиться с некоторой снисходительностью к такому вымыслу, который был изображен кистью Рафаэля и резцом Альгарди. Но историк Приск, как кажется, понял настоящую причину отступления Аттилы: его войска были довольны награбленной добычей и желали укрыть ее в безопасном месте, не подвергая ни ее, ни себя новым опасностям.

Народ Рима ликовал и славил Аэция, хотя на этот раз патриций не сделал ничего выдающегося, напротив, он стоял в стороне от политических решений и не участвовал в переговорах. Но Аэций был на тот момент в чести, и это было для него главное. Летом 452 г. Аттила повернул свое войско на север, не тронув Рим, и вернулся в родной улус, воздержавшись от дальнейших сражений. Исследователи выдвигают ряд предположений оценке военных компаний Аттилы на Запад: он совершил походы в Галлию и Италию лишь для того, чтобы показать свою силу и оставить там неизгладимую память о себе; он отказался повторить сражение на Каталаунских полях, захватить Рим и продолжить завоевание Италии, потому как был уверен, что уже достаточно показал свое могущество и что позднее Италия и Галлия сдадутся ему без боя; он пощадил Рим и уступил уговорам папы, чтобы придать себе величия и заручиться поддержкой Церкви; он намеренно позволил думать византийскому императору Марциану, будто боится его и не нападет, тогда как собирался в свое время нанести ему смертельный удар и захватить всю Восточную Римскую империю, после чего Западная империя, включая Галлию и Италию, пала бы перед ним на колени; и, наконец, он понимал, что решительный штурм всей Римской империи будет возможен только после восстановления порядка во всей империи гуннов.

Попытки объяснить поступки Аттилы парадоксальностью склада его ума, идущего зачастую наперекор логике, не стоит все же сбрасывать со счетов, хотя некоторые историки, такие, как Эдуард Троплонг и Рашид Атабинен, допускают, что его дипломатический гений основывался на тщательном анализе всех возможных вариантов событий.