загрузка...

Когда властелин Западного Туркестана, Мавераннахра, Ферганы и Хорасана, Мухаммед Шейбани-хан, сделал Узбекскую империю главной державой Центральной Азии, тогда он столкнулся с Ираном.

Иран, пережив за четыре с половиной столетия множество тюркских и монгольских правителей (1055–1500 гг.), вновь обрел независимость. Национальная династия Сефевидов (1502–1736 гг.), занявшая трон после победы над туркменской ордой Ак-Коюнлу, готовилась завершить объединение, т. е. отобрать Хорасан у узбеков. Впрочем, сефевиды и узбеки противостояли друг другу во всех областях и, прежде всего, в религиозных верованиях: первые были шииты, вторые – сунниты, причем и те и другие решительно отстаивали свои религиозные позиции. Таким образом, как это нередко бывает, межнациональная вражда приобрела характер вражды религиозной.

В борьбе с неверием, особенно с шиитской ересью, Шейбани-хан не был одинок, у него был союзник – турецкий султан Баязед II (1481–1512 гг.). Правда, мы не находим об этом никаких упоминаний у среднеазиатских историков, как современных Шейбани-хану, так и у позднейших. Но, что связи узбеков с Османской империей были, это не подлежит сомнению. Известно, что Шейбани-хан читал подаренное ему произведение турецкого поэта XV в. Ахмеда Руми, проникшее в Дешт-и-Кыпчак. В XVI в. при двоюродном брате Шейбани-хана, Барак-хане, правителе Ташкента, находился отряд турок в 300 человек, вооруженных огнестрельным оружием, и эти турки оказывали существенную помощь Барак-хану в его завоевательных стремлениях в направлении Самарканда и Шахрисабса. Это подтверждает и турецкий адмирал Сяди-Али Реис, после кораблекрушения в Индийском океане и ряда приключений в Азии возвращавшийся на родину через государство узбеков во время правления Барак-хана. Судя по письмам к турецким султанам преемников Шейбани-хана и ответным письмам из Константинополя, сохранившимся в турецком источнике, принимая во внимание письмо султану Мураду III (1574–1595 гг.) наследника престола Абдулмумина (сына Абдуллы-хана) по случаю взятия им в 1582 г. Мешхеда и о варварском осквернении шиитской святыни, а также поступок шаха Исмаила I после гибели Шейбани-хана в отношении турецкого султана, о чем будет сказано далее, – все говорит за то, что если союз не существовал, то была известная солидарность турок-османов и узбеков в отношении совместных выступлений против еретического Ирана.

В качестве поборника суннизма и потомка Чингисхана Шейбани-хан призывал сефевидского шаха Исмаила I отречься от шиитской «ереси» и покориться, грозя, что в противном случае узбеки дойдут до Азербайджана и «мечом обратят его в истинную веру». Приведем письмо Шейбани-хана, написанное им в мае 1509 г.: «Хвала Аллаху! Престол высшего господства и венец очевидной государственной власти нашей равняются с вершиной Сатурна и даже превосходят его. Все без исключения твари и народные массы процветают, орошаемые источником наших безграничных милостей, и благоденствуют от зефира нашего к ним расположения.

Что же касается тебя, шаха Ирана, то до слуха, получающего аудиенцию в чертоге убежища вселенной, дошло, что ты распространяешь шиитскую ересь, от которой ничего не получается, кроме плотской страсти и дьявольского наваждения, а посему оставь сей закон, не иди по пути неповиновения истинной вере, а путь людей, признающих сунну, – ибо кроме него нет иного пути – поставь за образец для своего слабого разума, не сворачивая стоп повиновения с прямого пути велений божественного закона! …В противном случае я сделаю землю Ирана местом бесчисленных сражений и ударами победоносного меча, находящегося в моей могущественной руке, и эфесом моей воли я сравню с лицом земли твой сильно укрепленный Исфахан, несмотря на то что ты возвысил башни его стен до апогея неба. Я учиню такое законное наказание всем, что до трубы архангела в день Страшного суда оно будет памятно всему населению Ирана».

Последовал ли какой-либо ответ от шаха Исмаила, неизвестно. Шейбани-хан направил ему другое письмо, именуя в нем шаха не государем, а даругою. Это монгольское слово, употреблявшееся в улусах Джучи и Чагатая, у узбеков означало правителя города и его района, также наместника области, но не государя.

Неприязненные отношения между двумя ревностными последователями двух непримиримых толков ислама зашли слишком далеко, чтобы можно было все закончить миром. И вот еще одно очень любопытное письмо Шейбани-хана шаху Исмаилу: «…известно, что святейший посол – да благословит Аллах его и потомство его! – сказал: „То, что от отца остается, переходит к сыну и делается достоянием потомков“. Второе, подсказываемое соображениями разума, – то, что возникла мрачная ночь и звезды появились на небе, особенно яркая из них Канопус, которая восходит из-за вершины гор примерно на один полет копья, она засветила своим золотым блеском, но через какой-нибудь час она задрожит из-за страха перед восходом солнца, когда начинается утро, и в том самом месте, где взошла эта звезда, она и потухает. Таково и наше восхождение со стороны востока и твое восхождение с запада, по аналогии – это восход Канопуса и Солнца. Третье – то, что поклонение великой Каабе есть одна из основ ислама и является обязанностью всех мусульман, посему необходимо все пути, ведущие к великой Каабе, тебе устроить и завершить, ибо наши победоносные войска вознамерились совершить ей поклонение. Приготовь для их пути провиант и подарки, выбей монету, украшенную нашими августейшими титулами, на своем монетном дворе, и пусть каждую пятницу в мечетях твоих владений возглашаются на хутбе наши миродержавные титулы, сам же направься к нашему высочайшему престолу. В противном случае, если ты не подчинишься сему нашему августейшему приказу, мы пошлем против тебя наше дорогое и счастливое дитя, обладающего султанатом и миродержавием, победоносного героя Имадуддина Убайдуллу-бахадур-хана со всеми эмирами и войсками Бухары, Самарканда, Хазора, Никудари, Гура и Гарджистана, чтобы он ниспроверг тебя своим гневом и расправою. Если же он не станет победителем, мы направим на твои владения другое свое дитя, охранителя народа, спокойствие и безопасность городов, уничтожающего неверие и возмущение, „отца всадников“ Тимура-бахадур-хана со всеми эмирами и войсками Кундуза, Баглана, Хисара, Бадахшана и прочих районов Туркестана, чтобы он покорил твою территорию. Если же и вторично такое предприятие не осуществится, то мы пошлем свой победоносный и запечатленный удачей штандарт, т. е. льва чаши войны, первое свое дитя Абу-н-Наср-Камалуддина Сунджик-бахадур-хана со всеми нашими эмирами и приближенными, которые соберутся от Андижана и Ташкента, от Шахрисабса и Ургенча, от Хорезма с берегов Джейхуна и Сейхуна, от районов, занятых кыпчаками и калмыками, и других, чтобы они твердо противостояли врагам и сражались с ними, а знатнейшие сановники государства, кои будут присутствовать в той войне, сохраняли бы основу степенности на земле отважности».

Хондемир в своих трудах утверждает, что шах Исмаил два или три раза писал Шейбани-хану по поводу его враждебного к себе отношения, призывая «стать на путь истинной веры и последовать необходимости повиновения и послушания ему», удерживая его от совершения недостойных действий, кои являются причиною разрушения основ спокойствия народов. Однако все эти увещевания не произвели на Шейбани-хана никакого впечатления. При таком раскладе было ясно, что столкновение не за горами. «Так как выполнение паломничества к св. местам Аравии является непоколебимою основою ислама, то мы в ближайшее время выступаем в Иран и Азербайджан, поэтому извести, в каком месте произойдет наша встреча?» – писал Шейбани-хан. Шах ответил так: «Мы также намерены отправиться для совершения обряда обхождения вокруг гробницы имама Ризы – да почиют благословения на ее обитателях, – почему тебе подобает поторопиться выступить навстречу нашему счастливому и пышному кортежу, чтобы мы могли выявить как дружественные к тебе отношения, так и необходимость во враждебных действиях».

Воспользовавшись походом шаха Исмаила против Ширвана, Шейбани-хан послал отряды узбеков на Керман, что привнесло в область достаточно сильное опустошение. Удовлетворенный своими военными успехами, он отправил шаху дервишскую палку и чашу для сбора подаяний, намекая этим на его дервишское происхождение. Оскорбленный шах Исмаил во второй половине 1510 г. в Харакане объединил войска Ирана, Фарсистана, Кермана, Курдистана, Луристана, Аррана и Азербайджана, дабы подготовить поход на Хорасан, т. е. вопрос о войне с Шейбани-ханом был решен. Всем эмирам, сановникам и начальникам воинских частей были розданы подарки, состоящие из лошадей с богатой конской сбруей, драгоценного оружия, одежды, поясов, дорогих тканей, денег в благородных металлах и т. д. Таким образом, щедрость шаха Исмаила была беспредельной. Очевидно, это было оправдано, поскольку на карту ставилось многое.

Шах сделал шаг первым – он двинулся со всеми войсками на Дамеган, где наместником Шейбани был его зять Ахмед-султан. Услышав о приближении шахских войск, и он и узбекский правитель Астрабада бежали. Оставшаяся в городах знать выехала навстречу шаху с многочисленными подарками.

Шах двигался дальше на восток, гоня перед собою узбекские гарнизоны, разбросанные в разных местах западной части Хорасана, которые отступали, уходя под защиту Герата, где находился Шейбани-хан. Он только вернулся из малоуспешного и утомительного похода на афганских хезарейцев, тревоживших своими налетами его авангарды. Известие о вступлении в Хорасан шаха Исмаила и его успешное приближение к Мешхеду было весьма некстати для Шейбани-хана, к тому же в это время из Самарканда пришло известие, что его сын Мухаммед-Тимур потерпел поражение на Сырдарье от объединенных сил казахов. Войска хана были утомлены только что совершенным переходом, а отступавшие из Хорасана войсковые части были деморализованы, поэтому думать о выступлении навстречу шаху не могло быть и речи. По-видимому, чтобы быть ближе к своим заамударьинским владениям с их узбекскими резервами, Шейбани-хан поспешил с войском укрыться за стенами Мерва, дав знать в Мавераннахр, чтобы немедленно выслали ему подкрепление.

По ходу продвижения армии шаха Исмаила особого сопротивления со стороны противников оказано не было; к примеру, наместник Герата вскоре присоединился к своему государю в Мерве. В результате паники, охватившей узбекскую администрацию в Хорасане, часть из них покорно представилась шаху Исмаилу и была обласкана последним.

Армия шаха двинулась к Мешхеду, которым тоже овладела без особых потерь. Шах Исмаил совершил торжественное поклонение гробнице имама Ризы, с положенным традиционным обхождением, щедро одарил мешхедских сейидов и всех пребывавших у гробницы имама и выступил на Серахс. При его приближении узбекский наместник бежал из города-крепости, а жители выразили шаху покорность и получили пощаду от возможной расправы с ними шахского войска, заявив о своем исповедании шиизма.

Дорога на Мерв была открыта. И шахом, как положено, был выслан отряд разведчиков, который натолкнулся на отряд узбеков. В результате жаркой схватки узбеки отступили к городу и укрылись за его стенами. Вскоре подступили главные войска шаха, и началась осада Мерва. И здесь шах Исмаил проявил тактическую хитрость, которая стоила жизни Шейбани-хану.

Итак, 30 ноября 1510 г., несмотря на успешную осаду города, шах Исмаил внезапно снимает ее. Одновременно он направляет письмо Шейбани-хану такого содержания: «Ты обещал встретиться с нами в Иране или Азербайджане, но не выполнил этого обещания, между тем мы свое выполнили и пришли в Хорасан; ты же уклонился от свидания с нами. Теперь мы возвращаемся на зимовку в районы Хорасана, а по весне, в сезон тюльпанов, мы выступим на арену борьбы с тобою». При этом был очень правдоподобно инсценирован процесс отступления основных сил шаха.

Шейбани-хан, получив письмо шаха и усмотрев из его содержания слабость и бессилие Исмаила воевать с узбеками, вышел из Мерва со всеми своими силами и бросился преследовать «отступающих» персов. Оставленный около моста отряд, уклонившись от боя, обратился в бегство и пропустил узбекскую армию через мост – она стремительным маршем понеслась дальше. Шейбани-хан только тогда понял, что стал жертвой военной хитрости, когда узнал, что оставшийся позади него в 24 км от Мерва мост на Дургаб разрушен и армия шаха Исмаила сомкнула роковой для Шейбани-хана круг. Последовавшее затем кровопролитие было ужасным для обеих сторон. В конце концов победа осталась за армией шаха, и узбеки обратились в бегство, яростно преследуемые врагами, которые рубили их шашками; большая часть узбекских эмиров погибла в этом ожесточенном бою. Шейбани-хан и около пятисот человек из конвоя и свиты, спасаясь от наседавших персов, погнали коней в чардивар, не имевший выхода. Это был один из тех многочисленных степных загонов для скота, которые имеют четыре стены с одним лишь въездным пролетом. За уходившим ханом бросились персы и, окружив эту загородь, начали осыпать узбеков стрелами: те гибли, растаптываемые копытами сжатых в тесноте и взбесившихся коней, немногие же, оставшиеся в живых, по трупам мертвых поднимались на стены чардивара, но здесь либо становились мишенью метких выстрелов шиитов, либо добивались саблями. Когда все узбеки были истреблены в чардиваре, приближенные шаха стали искать Шейбани-хана и один из них, некто Азиз-ака, известный под именем Ади-бахадур, знавший вождя узбеков, нашел его задохнувшимся под трупами. Он отрубил ему голову и, принеся к шаху Исмаилу, по восточному обычаю бросил ее под ноги его коня, воздав при этом приличествующую хвалу шаху. Последний, захватив воинское снаряжение узбеков и все то, что принадлежало Шейбани-хану и его эмирам, приказал разделить добычу между особо отличившимися воинами. Население Мерва и его окрестностей было помиловано. Из голов убитых были сооружены пирамиды. Кстати, захваченный в Мерве Ходжа Камалуддин-Махмуд-и-Согарджи, бывший у Шейбани-хана сановником дивана и принимавший участие в решении важнейших государственных дел, был не только пощажен Исмаилом, но впоследствии находился при нем визирем, членом дивана и непременным участником всех шахских собраний.

С головы Шейбани-хана была снята кожа, набита соломой и послана его союзнику, турецкому султану Баязеду II. Отрубленная рука Шейбани-хана была послана его второму союзнику, владетелю Мазандарана, Ага-Рустаму, который говорил о Шейбани-хане: «Это моя рука, мой подол (покровитель)». Теперь он получил руку Шейбани со словами посла: «Твоя рука не успела вцепиться в подол его платья, зато теперь она вцепилась в твой подол». Согласно традиции, персидский монарх в качестве символа торжества и реванша оправил череп Шейбани-хана в золото и использовал его как кубок для вина на своих пирах.

Во все области Ирана были посланы извещения о блистательной победе шаха Исмаила над Шейбани-ханом. Эти послания читались в городах, в мечетях, при большом стечении народа в торжественной обстановке.

Итак, феодальный распад государства темуридов в начале XVI в. привел к гибели империи Амира Темура и к господству кочевников-узбеков, пришедших в среднеазиатские оазисы из степей Дешт-и-Кыпчака и создавших Узбекское государство.

Узбеки-кочевники нашли в Мавераннахре тюрко-монгольские племена сродни им самим, посему процесс слияния пришельцев с некоторыми племенами происходил естественным образом. Кроме того, пришельцы были не «неверные» язычники, борьба с которыми могла вызвать общенародное восстание на почве «священной войны», «войны за веру», – враги-кочевники были те же мусульмане, что и местное население. Поэтому официальные представители просвещения теократического государства темуридов, коими являлось духовенство, быстро нашли общий язык с победителями и сохранили при них то же главенствующее положение, какое занимали и при свергнутой династии.

Великий Мухаммед Шейбани-хан сделал Узбекское государство, включающее Западный Туркестан, Мавераннахр, Хорасан, главной державой Центральной Азии. Это была замечательная личность, человек высокой культуры, осознающий величие своей расы и важность чингисидской реставрации, которая осуществилась в его лице и под сенью которой расцвел блестящий тюрко-персидский Ренессанс, начавшийся в Самарканде и Герате при темуридах. С приходом узбеков навсегда прекратились этнические перевороты в Центральной Азии, а сами узбеки были последним кочевым племенем, покорившим среднеазиатские оазисы.

Создавая свое государство, Шейбани-хан в основу государственности положил степные традиции: государство считалось собственностью всего ханского рода, члены которого назывались султанами, а избиравшийся ими глава или старейшина рода – ханом. Хотя преимущественное право на ханский престол имел старший в роде, но это правило потом нередко нарушалось, как мы увидим ниже, и в правление того или иного хана нередко ханский титул присваивали и наиболее могущественные султаны, державшие себя независимо по отношению к своему сюзерену и враждовавшие с ним. Бывало и так, что титул хана давался тому из наиболее энергичных и талантливых узбекских принцев (султанов), который, действуя от имени своего сюзерена, одерживал победы над внешними врагами и способствовал блеску и мощи государства, которое было разделено на несколько крупных княжеств, нередко дробившихся на более мелкие уделы. Их султаны иногда по смерти своих старших родственников занимали места последних в крупных княжествах. При султанах сюзерен назначал своего рода дядек, с правами отца, на обязанности которых, по свидетельству историков, лежало «отеческое» наблюдение за удельным князем, помощь ему советами в деле наилучшего управления своим уделом.

Сохранив в общем ту же структуру административного аппарата, которая существовала и в государстве темуридов, Шейбани-хан и его преемники ввели кое-что и специфически узбекское в «табель о рангах» своего государства. Как и при темуридах наиболее влиятельные представители узбекских племен получали титулы эмиров и возводились в тот или иной чин, причем слово «эмир» оставалось перед собственным именем, после него следовал чин, а затем непременно обозначалось племя, из которого происходил этот эмир. Позже, узбекские эмиры нередко играли большую роль в государстве, чем тот или иной султан. Многие из них, опираясь на свои крепкие родовые и племенные связи, становились весьма опасными для ханской власти, а удаляясь в юрт своего племени, делались почти недосягаемыми для наказания или расправы, потому что идти войной против целого племени решался не каждый хан. Нередко эмиры становились временщиками при наиболее слабых султанах, даже при ханах, и забирали власть в свои руки. Узбекские султаны заискивали с наиболее влиятельными эмирами и в своих сепаратистских стремлениях, в активных выступлениях против ханской власти обычно опирались на них. Таким образом, хану Узбекского государства, пожалуй, приходилось в большей степени считаться со своими беспокойными эмирами, чем тому или иному темуридскому властителю.

С созданием государства огромных территорий Шейбани-хан стремился к установлению как внутри своей империи, так и за ее пределами тесных международных контактов. С усилением влияния государства Шейбанидов в Центральной Азии и на западных ее границах связи между странами начали расширяться. Развитие торгово-посольских связей было основной частью политики Шейбани-хана в международных отношениях.

В придворный обиход узбекские ханы внесли много своего, что не было свойственно темуридам: таков, например, был обычай «табуг», строго соблюдавшийся на приемах послов зарубежных государств. Он состоял в том, что представлявшийся становился перед ханом на колени, сняв головной убор и согнув спину, как это делают молящиеся, одной рукой смиренно брался за ухо, подражая жесту раба. Придворные церемониалы были не менее сложны, к примеру церемония пития кумыса у хана эмирами, представителями родовой знати. Узбеки, пришедшие в Мавераннахр, привнесли немало своих традиций и обычаев, отдельные из которых сохранены и по сей день. Итак, падение государства темуридов и переход его во власть узбеков совпали с провозглашением в Иране шиизма господствующей религией, тогда как узбеки были поборниками суннизма, и это обстоятельство порвало узы, тесно связывавшие родственные по языку, религии и общей культуре народы по ту сторону Амударьи с их братьями на юге и юго-западе Азии. Хорасан отныне становился ареной трехсотлетней, почти непрерывной борьбы с узбеками и туркменами, диких опустошительных набегов и грабежей, массовых истреблений населения и превращения обширных культурных площадей в пустынные пространства.

Победа шаха Исмаила над Шейбани-ханом и гибель последнего потрясли восточный мир. Тот факт, что реставратор персидской независимости уничтожил реставратора тюрко-монгольской державы, что наследник великих саманидских царей разгромил и убил потомка Чингисхана, свидетельствовал о том, что время повернулось вспять, что после многовековых побед кочевников «оседлый мир» начинал торжествовать над кочевым, а культура – над Степью.