Второе нашествие. Сергей Алексеев.Славянская Европа V–VIII веков.

Сергей Алексеев.   Славянская Европа V–VIII веков



Второе нашествие



загрузка...

Относительно мирная передышка в отношениях между дунайскими словенами и Империей продлилась до середины 570-х гг. Но она не означала прекращения расселения славян – как словен, так и антов, – на землях Империи. Всю вторую половину VI в. шло постепенное просачивание славян в провинцию Скифия. Оседание их здесь не сопровождалось никаким сопротивлением имперских властей. Более того, важнейшим центром славянского присутствия еще с начала века оставалась крепость Диногеция – опорный пункт ромеев на Дунае. Здесь анты и словене жили на правах федератов Империи, сохраняя при этом все черты своей культуры.[774]


Могильник Сэрата-Монтеору. Современный вид
Если Империя, надеясь защитить границы от других врагов, сквозь пальцы смотрела на занятие славянами Малой Скифии, то новое положение дел едва ли устраивало всех местных жителей. Археология фиксирует постепенную «варваризацию» культуры области. Та часть местных жителей, которая уцелела после набегов кочевников и тех же словен, либо покидала Скифию, либо должна была смешаться с пришельцами. С другой стороны, избравших последний путь было не так уж мало. По крайней мере, пришлые «варвары» смогли перенять и развить навыки прежних обитателей в действительно важных для себя областях – в добыче и обработке металлов, в земледелии.[775]
Словене, конечно, не всегда приходили с миром. После ухода авар на запад мелкие набеги, сопровождавшиеся грабежами и захватом пленных ромеев, возобновились. Они не прекращались в течение всей первой половины 570-х гг.[776] Эти предприятия, однако, носили локальный характер и не нашли никакого конкретного отражения в источниках.
Основной причиной, побуждавшей словен искать новых мест к югу от Дуная, несомненно, являлась возраставшая численность населения. Судя по масштабам развернувшегося в 578 г. славянского нашествия, накануне его к северу от Дуная скопилась огромная масса безземельных словен. Именно это и разрушило долгий, хотя ненадежный и негласный, мир между основной их массой и Империей. Причина могла быть только одна – внезапный и почти одномоментный приток нового населения.
Материалы могильника Сэрата-Монтеору показывают, что переселения с севера в земли дунайских словен происходили периодически на протяжении второй половины VI в. Источником для этих миграционных волн служил «пражский» ареал.[777] Первую из них, проложившую путь последующим через ранее принадлежавшее антам поречье Прута и Сирета, следует отнести к 560-м или 570-м гг., времени после разгрома антов аварами. Не будет, скорее всего, ошибочным предположение, что именно эта волна сдвинула с места массы словен около 577 г.
Источником миграции стали дулебские земли по Западному Бугу. Проходя через Верхнее Поднестровье и нынешнюю румынскую Молдову, дулебы покорили или увлекли с собой местные антские племена. В VII в. такие антские племена, как северы и сагудаты, уже считались словенами. В миграции, вызванной, скорее всего, нехваткой пахотных земель в Полесье, участвовали самые северные дулебские племена – дреговичи и берзичи с далекой Припяти.
Миграция имела своим непосредственным итогом установление непосредственной границы и прямых связей между дунайскими словенами и дулебским племенным союзом под предводительством Мусокия-Маджака. Любопытно, что только с 580-х гг. мы имеем определенные сведения об употреблении у дунайцев двусоставных княжеских имен. Антские племена, оставшиеся на своих местах, влились в один из словенских союзов. Некоторые из них были увлечены переселением дулебов и переместились в их числе в Мунтению. Граница между Империей и условно-союзными ей антами в последующий период ограничивалась дельтой Дуная.
Переселение родственных дулебов не привело к серьезным столкновениям даже с антами, тем более с родственными дунайскими племенами. Дунайцы приняли дулебов с миром. Лучшее свидетельство тому – сохранение структуры дунайского союза. Его в конце 570-х гг. возглавлял все тот же Добрята. Но вожди дунайцев должны были решать проблему расселения пришельцев – тем паче, что за этими шли другие, не только из дулебских, но и из «ляшских» земель. Самым лучшим, если не единственно возможным вариантом была переправа через Дунай. Мы лишены данных о непосредственном начале вторжения, хотя Менандр в утраченной части труда что-то сообщал.[778]
Обстановка складывалась благоприятно для словенского нашествия. Держава ромеев, казалось, агонизировала. В 573 г. лангобарды, авары и персы почти одновременно разгромили имперские войска в Италии, Фракии и Сирии. Император Юстин, полностью отчаявшись, сошел с ума, к тому же его разбил паралич. Императрица София добилась в 574 г. назначения кесарем – фактическим правителем Империи – полководца Тиверия. Тиверий, за год до того разбитый аварами, поспешил заключить с ними мир. Перемирие удалось было заключить и с персами. Но в 576 г. военные действия на восточной границе возобновились.
Тиверий попытался обратиться за помощью к тюркам, с которыми Империя с 568 г. поддерживала союзные отношения. Но их каган к тому времени сам заключил мир с Ираном и не собирался его нарушать ради ромеев. Имперские послы получили от Турксанфа, сына Истеми и правителя западной части каганата, резкую отповедь, смешанную с угрозами. Турксанф небезосновательно обвинил Империю в двуличии, в заигрывании и с ним, и с Баяном. К этому времени тюрки уже разгромили и покорили Аланию и утигур. Ромеи лишились последних возможных союзников в Степи. Ответом на посольство Тиверия стала война. Турксанф двинул свою орду к Боспору – опорному пункту Империи в Приазовье. Когда под ударами тюркютов и утигур Боспор пал, Турксанф атаковал ромейские границы в Крыму и Закавказье.[779]
В этой-то обстановке на фракийскую границу обрушились словене. Нашествие началось на рубеже 577/578 г.[780] Славяне, как и в 559 г., могли перейти замерзший Дунай по льду. После этого огромная масса «варваров» атаковала ромейские земли во Фракии.
Менандр оценивает число вторгшихся словен в 100 000.[781] Даже если цифра эта преувеличена, скажем, вдвое, она о многом свидетельствует. Во-первых, речь идет о нашествии, многократно превосходящем по своим масштабам все предыдущие. Вторглось не просто войско – целый «народ» шел с семьями в поисках новых мест поселения. Словене рассеялись по диоцезу Фракии, проникнув в сопредельные земли, действуя во многих местах одновременно. Это посеяло панику и создало преувеличенное представления об их численности. Между тем Империя не могла организовать должного отпора. На востоке велись затяжные переговоры с персами, и снять оттуда войска у Тиверия не было возможности. Воевать приходилось и в Африке с берберами, и в Приазовье с тюркютами. Балканские провинции оказались предоставлены сами себе.
Сильнее всего пострадала, конечно, Фракия, подвергшаяся первому и наиболее сильному удару. Она была разграблена, причем «многие города римлян», захваченные словенами, оказались полностью опустошены и заброшены.[782] Словене пока не оседали на новых местах, стремясь полностью очистить и обезопасить их для себя.
Нашествие очень быстро выплеснулось за границы диоцеза. Словене не решились двинуться к Константинополю, и направились главным потоком на запад, в Иллирик. Причем целью их стали не придунайские земли, прилегающие к рубежам Аварского каганата, а пределы Эллады. Вскоре основные силы словен уже опустошали Грецию.[783] На этот раз Фермопилы не остановили вторжения. Насколько велик был ущерб, неясно. Кажется, что в тот год словенам еще не удалось захватить ни одного крупного города.
Тиверий весной 578 г. оказался в крайне затруднительном положении. Войск, чтобы защитить Европу, ему не хватало. Главная угроза, с его точки зрения, исходила все же от персов. Приходилось для защиты Запада искать союзников вне границ Империи. Между тем союз с антами никак себя не проявил. Он мог использоваться лишь против авар, врагов антов. В настоящее же время Империя находилась в «дружеских» отношениях с Баяном. Анты логично должны были сократить или прервать контакты с Константинополем и искать других союзников – среди общих врагов ромеев и авар. Можно не сомневаться, что отдельные антские отряды участвовали в боях как тюрок и болгар, так и словен с ромеями. Ромейские офицеры времен Тиверия – Маврикий и Военный Аноним – в своих руководствах по военному делу однозначно считают антов врагами или потенциальными врагами, о чем уже говорилось. Итак, на антов Тиверию надеяться не приходилось. Единственной возможностью – хотя кесарь не мог не сознавать опасности этого шага – оставалось в сложившихся обстоятельствах обращение к Баяну.
Аварский каган умело разыгрывал роль «друга» ромеев. Как бы хорошо ни понимали в Константинополе неискренность кагана, положение было слишком тяжелым. И надо признать, что Баян оправдал надежды Тиверия. Кесарь обратился к кагану с просьбой – «поднять войну против славян, чтобы те, кто разоряет ромеев, отвлекаемые своими бедствиями и желая помочь отчизне, скорее бы прекратили разорение ромейской, а другие приняли на себя опасности своей [земли]».[784] Баян с готовностью откликнулся. Он давно ждал повода и возможности расплатиться с Добрятой за гибель своих послов. Не последним (а может, и главным) аргументом была для аварского кагана и возможность захвата богатой добычи: «издавна ромеи опустошались славянами, их же собственная земля каким-либо другим из всех народов – никоим образом».[785] Кроме того, помощь Империи усыпила бы бдительность Тиверия в условиях, когда Баян уже подумывал о нарушении мира.
Ромейский военачальник Иоанн организовал переправу войск Баяна через Саву в Иллирике. Переправилось, по данным Менандра (впрочем, как отмечает он, так «говорят»), огромное войско – около 60 тысяч всадников. Это шесть «туменов» по счету самих кочевников. Во всяком случае, численность армии авар и подвластных им племен была сопоставима с разбредшимися по землям Империи словенами и превосходила их в вооружении. Конница Баяна была «облачена в панцири». Основные силы напавших словен находились в Греции, и на землях Мезии и Скифии серьезных столкновений не произошло. Иоанн без каких-либо проблем провел орду Баяна по северным пределам Империи и в низовьях Дуная переправил их через реку на заготовленных для этой цели грузовых судах.
Баян «немедленно» обрушился на словен. Удар его был неожидан. В условиях массового нашествия словенские вожди не могли предвидеть ответа из-за Дуная. Свидетельство Менандра подтверждает его слова о многочисленности аварского войска. Словене не осмелились вступить в битву. Подавленные, как представляется, численным превосходством кочевников, «они убежали в чащи и укромные уголки леса». Баян безнаказанно «принялся жечь деревни славян, разорять поля, все грабить и опустошать». Едва ли добыча обманула его ожидания.[786]
Неизвестно, как именно отреагировали на вторжения Баяна словене, действовавшие за Дунаем. Однако разорение Балкан прекратилось, и заселения Греции славянами в эти годы еще не произошло. Словене отхлынули из Эллады назад к Дунаю. Частично они могли вернуться за реку, чтобы попытаться противостоять Баяну, частично остаться в Скифии, где прирост славянского населения не прерывался.
Столкновение с аварами оказалось для словен неудачным. Нашествие было грандиозным предприятием, в которое втянулись многие племена. Земли самих дунайцев не готовились к обороне. Удовлетворив себя грабежом, Баян навязал словенам мир на своих – и Тиверия – условиях, и дунайцы вынуждены были согласиться. В числе условий было прекращение военных действий против Империи. Словене освобождали всех ромейских пленных. Как позже хвалился Баян, он «много мириад пленников из ромейской земли, у словен бывших в рабстве, снова вернул ромеям свободными». Дунайским словенам была назначена ежегодная дань в пользу Баяна.[787] С тем авары и покинули разоренную страну, – вновь пройдя по землям Империи. Судьба Добряты неизвестна. Но едва ли он пережил торжество питавшего к нему давнюю личную «вражду» Баяна. Описываемые события произошли весной – в начале лета 578 г.
Тиверий добился своего. Но появление авар в Нижнем Подунавье стало крупной стратегической ошибкой кесаря. Натиск тюрок на рубежи Империи стал только сильнее. Турксанф стремился свести счеты со своими «беглыми рабами», показавшимися теперь в пределах досягаемости. С другой стороны, рейд Баяна не мог не обеспокоить антов. Они должны были охладеть к ромеям и искать себе новых сильных партнеров. Нет ничего удивительного в том, что к моменту восшествия на престол Тиверия после смерти Юстина II (сентябрь 578 г.) союз Империи с антами распался. Позже его пришлось воссоздавать.[788]
Есть основания думать, что новых союзников анты на время обрели в лице тюрок Турксанфа. В подчинение к ним в ту пору попали болгарские племена – давние соседи антов, связанные с ними разнообразными узами. Своим наместником над болгарами Турксанф назначил некоего Гостуна из рода Ерми – судя по славянскому имени, как минимум полуанта. Гостун стал первым правителем нового болгарского племенного союза в Приазовье, созданного под протекцией тюрок из признавших их власть оногур, кутригур и утигур. Его приход к власти датируется 579 г.[789]
Анты имели не менее оснований, чем Турксанф, быть недовольными заигрыванием Тиверия с Баяном. По сути, отношение антов и тюрок к аварам и к аваро-ромейской «дружбе» не могло не совпадать. Анты едва ли вошли в прямое подчинение Тюркскому каганату. Но личность Гостуна в таких условиях могла стать залогом и воплощением союза между антами или их частью и тюрко-болгарами. В известной степени этот эпизод являлся многозначительным прологом к появлению на этнической карте Европы славяно-болгарской народности.
<<Назад   Вперёд>>  
Просмотров: 8630


© 2010-2013 Древние кочевые и некочевые народы