Севера
загрузка...
|
История северского Левобережья Днепра в VIII столетии крайне запутанна, даже с учетом богатого археологического материала. Еще в VII в. здесь продолжала существовать антская пеньковская культура в своей поздней, «сахновской» стадии. На севере анты проникали в земли эстиев колочинской культуры, свободно смешиваясь с ними. С «чисто» антской сосуществовала аристократическая «культура ингумаций». Поздние клады с ее «мартыновскими» ценностями обнаруживаются вплоть до Среднего Подесенья.[1833]
Затем, однако, пеньковская и колочинская культура сменяются одной и новой – волынцевской. Время этого – один из наиболее сложных вопросов. Появление волынцевских древностей датируется в пределах от начала VII до середины VIII в.[1834] Есть основания полагать, что в VII в., точнее в последних его десятилетиях, волынцевская культура действительно уже складывалась.[1835] К концу своего существования она переходит в новые славянские культуры – роменскую и боршевскую. Роменско-боршевские древности, как ныне установлено, появились к концу VIII в.[1836]
Глиняный сосуд. Волынцевская культура
Не менее туманен вопрос о происхождении волынцевской культуры. Можно заключить, что ее возникновение объяснялось вторжением в земли левобережных антов и эстиев новых масс населения с востока. Усиление Хазарии в конце VII в. сдвинуло с насиженных мест многие племена. В волынцевской культуре ощущается влияние именьковской из Среднего Поволжья и особенно алано-болгарской салтовской. «Салтовцы» поддерживали с «волынцевцами» тесные связи, жили среди них. В среде волынцевцев, помимо славянского и балтского, отчетливо ощущаются иранский и тюркский элементы.[1837]Вторжения с востока и с юга не вызвали массового бегства славян и балтов. Местные жители свободно слились с пришельцами. Возникший в итоге племенной союз принял старое славянское имя – севера, северяне. Потомки антов расселялись по всей вновь образовавшейся Северской земле, в том числе и на колочинский дотоле север. Анты в итоге заселили среднее и верхнее течение Десны, верховья Псела, Посемье. Вторжения и переселения, конечно, вели к уходу части жителей, к гибели племенной столицы колочинцев – Колочинского града. Но серия столкновений не вылилась в большую войну и не нанесла большого ущерба Левобережью. Создание единой племенной общности стало следствием скорее компромисса между разноязыкими народами, чем завоевания. К концу VIII в. иранцы, тюрки и балты в Северской земле были почти полностью поглощены славянами. Возникшая тогда на основе волынцевской роменская культура являлась уже типично славянской. Дольше всего сохраняли свою обособленность «салтовцы» – алано-болгарские кочевники. Они в VIII в. жили хотя и рядом со славянами, но в собственных юртах, пользовались собственной гончарной посудой салтово-маяцких типов. Особенно много кочевников проживало в южных, прилегающих к степи селениях.[1838] Расселение на восточнославянских землях в VIII в. выходцев из Степи принесло в славянские языки минимум одно тюркское заимствование. Это исключительно восточнославянское слово *mysъ ‘мыс’.[1839]
Итогом происшедшего в VIII в. смешения с балтами стал немного отличающийся от более западных славян внешний облик северян. Это выразилось прежде всего в средней ширине лица при обычной славянской широколицести. Позднее тот же признак обрели и другие расселившиеся в балтских землях славяне – радимичи, дреговичи. Но в целом облик всех их оставался типичен для раннесредневекового славянства.[1840]
Поселения волынцевской культуры, как правило, неукрепленные. Среди них выделялись крупные, достигавшие 7,5 га. Более типичен размер Волынцевского селища – 4800 м2. Селились волынцевские общины в низинах, неподалеку от водных источников. В Волынцеве обнаружено 51 жилище. Они не все существовали одновременно, но ясно, что поселение состояло из четырех стихийно разраставшихся групп домов. Строили преимущественно дома столбовой конструкции, а иногда и срубы. Это полуземлянки глубиной до 1,2 м. Редко встречаются землянки до 1,6 м в глубину. Площадь домов колеблется от 12 до 30 м2. Дом покрывала двускатная крыша высотой до 1,2 м. Деревянное перекрытие обмазывали землей и глиной. Лестницу в жилье либо вырезали в земле, либо делали из дерева. В одном из углов располагалась глинобитная печь. Чаще всего печи вырезаны прямо в глиняном останце. Совсем редко встречаются печи-подбои. Иногда – неславянское наследие – печь располагалась в центре жилища. Прямо в жилищах устраивали хозяйственные ямы-хранилища. Но другие хозяйственные ямы и деревянные постройки располагались на площади поселения.[1841]
Судя по этим данным, распад большой семьи у волынцевцев еще далеко не завершился. Так, четыре группы домов на селище Волынцево принадлежат именно большим семьям, объединенным в соседскую общину, «мир». Но именно «мир» должен был преобладать у изначально разноязыкой, сложившейся из многих племен северы над «родом», патронимией. Каждая из больших семей вела свое хозяйство. Более того, и внутри больших семей уже начиналось деление. Большая семья, расселенная в нескольких домах, распадалась на малые, с собственными запасами и орудиями труда.
Верховодила в волынцевском обществе военная знать, потомки создателей «культуры ингумаций». Теперь они слились с пришельцами из Степи, восприняв отдельные черты их культуры и передав им свои. Со временем, когда в культуре Волынцева усилится славянское начало, «волынцевская» составляющая останется на какое-то время этой дружинной прослойке. Памятник ее богатства – продолжающий традиции Мартынова Харивский клад на Средней Десне. Закопан он в горшке волынцевского типа. Включает клад многочисленные украшения антских образцов, в том числе из серебра и даже золота.[1842]
Своеобразной столицей волынцевских племен стал Битицкий град – занятое славянами и сселившимися к ним кочевниками городище скифской эпохи. Оно расположено на высоком мысе у Псела, господствуя над славянскими селами. Население Битицы и укрепленного позднее Опошнянского городища долго оставалось смешанным. Только здесь наряду с печами обнаружены и открытые очаги. В Битице рядом со славянскими домами располагались большие округлые юрты алано-болгар. Битица – древнейшее и долгое время единственное славянское укрепленное поселение в Северской земле. Это был центр власти местной и сливающейся с ней пришлой знати над окрестными земледельцами.[1843] Волынцевцы благодаря общению с кочевниками превзошли других северных славян в военном деле. Это ощущается в воинском облачении. Северские дружинники VIII в. одевались в кольчуги, пользовались окованными железом щитами. Но оружейный набор и у них ограничен стрелами и копьями.[1844]
Основным занятием волынцевцев, как и других славян, являлось земледелие. Судя по появлению больших поселений, речь уже не шла только о подсеке и перелоге. Десятилетиями обрабатывались одни и те же, давно распаханные участки. Севера в VIII в., как и юго-восточные соседи, переходит к двуполью. Кругооборот озимых и яровых подтверждается и анализом находок пшеницы. Северяне выращивали просо, пшеницу, рожь, полбу, а помимо злаков – горох и коноплю. Из орудий земледельческого труда для вспашки поля использовалось рало с широколопастным или узколопастным железным наральником, для уборки – серпы и косы. Наряду с земледелием, развивалось и скотоводство, в основном разведение крупного рогатого скота. Но попадались и редкие для славянского мира животные, приведенные из Степи – скажем, верблюд. Охота и рыболовство играли вспомогательную, хотя и существенную роль – на долю домашних животных приходится около 80 % найденных на поселениях костей. Наконец, для добычи меда и воска разводили пчел.[1845]
Подобно своим западным заднепровским соседям, совершенствовали свои навыки волынцевские ремесленники. В Битице обнаружены орудия обработки железа, в Волынцеве – сыродутный горн. Волынцевские мастера применяли развитые технологии цементации железа, вваривали в него стальные полосы. В работе они использовали кричное железо. Из железа изготавливали орудия земледельческого труда, оружие и доспехи, топоры, ножи, шилья, пряжки, бритвы, пинцеты.[1846] На волынцевских памятниках найдены и следы труда ювелиров, мастеров по цветному металлу – тигли, льячки, инструменты. Изделия волынцевских ювелиров наследует богатым традициям антской мартыновской школы. Это фибулы и бляшки, которым придается сходство с человеческой фигурой, височные кольца из проволоки, браслеты, перстни, бубенчики, серьги, браслеты, цепи, гривны. Знать по-прежнему ценила богатые поясные наборы. Ювелиры работали как с бронзой, так и с драгоценными металлами – золотом и серебром. Завозили стеклянные бусы.[1847] Следами швейного и прядильного домашних промыслов являются костяные проколки и шилья, глиняные пряслица.[1848]
Волынцевцы подхватили эстафету исчезнувшей вместе с Пастырским пастырской керамики, освоив гончарный круг. Однако волынцевская гончарная посуда не укоренилась в славянской культуре. Гончарами оставались потомки пришедших из Степи алано-болгарских мастеров. Когда они слились со славянами, гончарство оказалось на время забыто. До 90 % волынцевской керамики – лепная. Гончарные волынцевские сосуды делались по образцу салтовских, хотя испытали и иные влияния.[1849] Центр производства гончарной керамики находился в районе современной Полтавы, в Тарановом Яре и поблизости. Отсюда эта ценная, «престижная» ремесленная продукция расходилась по всему волынцевскому ареалу. Главный керамический тип – горшки с выпуклыми плечиками, над которыми вертикально встает высокий венчик. Низ имеет форму усеченного конуса. Поверхность, как и у салтовских гончаров – черная или темно-коричневая. Сосуды покрыты лощеным или прочерченным орнаментом в виде вертикальных линий и перекрестий. На гончарном круге изготовляли также круглодонные миски.[1850]
Имеются и лепные подражания гончарным горшкам и мискам. Они достаточно высоки по качеству, изготавливались из отмученной глины с примесью песка или шамота. По форме они точно следуют оригиналу.[1851] Такие сосуды изготавливали славянские и балтские мастера в подражание мастерам-пришельцам. Логично сделать вывод, что те бережно хранили тайны своего ремесла. Подражатели же могли трудиться как на заказ, вольно или невольно сбивая цену на редкий товар, так и ради семейного престижа. Обладание гончарной посудой являлось с антских времен таким же признаком достатка, как и «мартыновские» ценности.
Третий тип керамики – непосредственный предок славянской керамики роменской эпохи. Это довольно грубые в сравнении с высококачественными подражаниями лепные горшки и сковородки с шероховатой поверхностью, из глины с примесью крупного шамота. Эта посуда испытала влияние форм волынцевской, но по технике продолжает прежние антские и балтские традиции. Постепенно этот простейший, массовый тип становится и господствующим. [1852] Помимо названных основных типов посуды волынцевские мастера делали также кружки.[1853]
Тесное общение со степными народами, включившимися уже в черноморскую и волжскую торговлю, вело к развитию торговли и в северских землях. Основными партнерами при этом оставались «салтовцы». Из их земель или через их посредство распространялись довольно далеко на север двуручные амфоры из красно-оранжевой глины, кувшины, раковины каури, различные украшения.[1854]
О духовной культуре северян VIII в. мы можем судить, как и у других восточных славян, по археологическим находкам и летописным описаниям «обычаев». На поселениях найдены отдельные обереги – костяные амулеты. С религиозными представлениями связаны и фигурные украшения «мартыновских» образцов.[1855] Волынцевские капища неизвестны, что вполне объяснимо долгим отсутствием общего культа у постепенно сливающихся друг с другом племен.
Тем не менее у волынцевцев на протяжении VIII в. распространился общий погребальный обряд. Он сочетал местные, балтские и славянские, и привнесенные элементы. Тела умерших после торжественной тризны сжигали. По словам Нестора, «если кто умирал, творили тризну над ним, а потом творили кладку великую, и возлагали на кладку мертвеца, и сжигали». Очищенные от золы и угля пережженные кости ссыпали в урны – в «сосуд малый». Покойных сжигали в одежде, с убором, и уцелевшие украшения затем также клали в урну. Среди находок в могильниках – бронзовые браслеты, стеклянные и пастовые бусы. Местом для захоронения служила слегка углубленная площадка, специально для этого расчищавшаяся. Один сосуд от погребальной трапезы часто оставляли рядом с урной, в подарок ушедшему. По завершении обряда углубление с урной прикрывалось дерном. На памяти Нестора вятичи и их сородичи погребали прах уже чуть иначе – но основные элементы ритуала остались неизменными.[1856]
Танец славян. Радзивиловская летопись
Остальные обычаи северы, вятичей и радимичей киевский летописец охарактеризовал так: «жили в лесу, как всякий зверь, поедая все нечистое, и срамословие у них пред отцами и пред снохами, и браков не бывало у них, но игрища между селами. Сходились на игрища, на пляски и на все бесовские песни, и тут умыкали жен себе, кто с кем договорился; имели же и по две и по три жены».[1857] Жизнь в лесах и добыча в них пропитания здесь также поражает уроженца киевских Полей. «Срамословие» упоминается явно в противовес полянскому «стыду». Может, у жителей левобережья и впрямь нравы были свободнее? Скорее уж, такое впечатление производила на чужака обычная повседневность сохранявшейся у них большой семьи. В ней, разумеется, не обходилось без конфликтов, которых поляне со своей малой семьей чаще избегали. Интереснее всего подробное описание летних «игрищ», сопровождавшихся плясками и обрядовыми песнями в честь языческих богов. Завершались они «похищением» невест по предварительному сговору. Превращение умыкания в игровую форму чинной свадьбы, как и распространение многоженство, можно вполне приписать кочевническому влиянию. У кочевых тюркских народов и игровые «похищения» широко известны, и многоженство в древности было достаточно распространено, в самых разных общественных слоях.Писавший в начале XIII в. и лично сталкивавшийся с языческими обычаями вятичей летописец Переславля Суздальского расширяет повествование киевского предшественника. Он несколько уточняет, как именно происходил сговор во время игрищ: «по пляске понимали, какая жена или девица до молодых похоть имеет, и по взору очей, и по обнажению мышц, и по показу перстней на руках, и от надевания перстней в дар на персты чужие, а там, потом, и целование с лобзанием». Едва ли увод чужих жен на игрищах поощрялся, но в принципе он был возможен – как допускало славянское право развод. С другой стороны, именно по этой причине умыкание могло кончиться для невесты и немедленным «посмеянием до смерти» – если жених оказывался разочарован. Ради привлечения мужского внимания женщины Левобережья «червили лицо и белилами терли».[1858]
Из Повести временных лет явствует, что отношение полян к левобережной севере, с которой они соседствовали издревле, мало отличалось от отношения к древлянам. Если древляне являлись опасными и кичливыми сородичами по дулебской линии, то севера – по антской. Расселение полян на северо-восток за Днепр, в низовья Десны, вплотную сталкивало их с восточными соседями. Но, тем не менее, именно пришельцы с Левобережья, – о чем в средние века предпочитали умалчивать, – сыграли ключевую роль в основании столицы Полей, Киева.
<<Назад Вперёд>>
Просмотров: 10029
© 2010-2013 Древние кочевые и некочевые народы |