в) Военный бунт 1882 г. и усиление китайского влияния в Корее. В.М. Тихонов, Кан Мангиль.История Кореи. Том 1. С древнейших времен до 1904 г..

В.М. Тихонов, Кан Мангиль.   История Кореи. Том 1. С древнейших времен до 1904 г.



в) Военный бунт 1882 г. и усиление китайского влияния в Корее



загрузка...

Начало 1880-х годов было отмечено общим ростом недовольства «низов», и более чем двухсоттысячное население столицы не являлось исключением. Значительную часть сеульских жителей составляли переселенцы из провинции, пытавшиеся спастись в столице от безземелья и произвола. Именно по этой люмпенизированной части населения жестче всего ударило повышение цен на продукты, связанное с вывозом риса и бобовых в Японию. Недостаток продовольствия, невозможность найти работу в разорявшихся в конкуренции с иностранными товарами ремесленных предприятиях приводили к криминализации низших слоев столичного населения. Разбой и грабежи, делавшие практически невозможным передвижение по столице ночью, часто были направлены против тех, кого простонародье считало ответственными за свои бедствия. Регулярным нападениям банд бродяг и воровским «рейдам» подвергались как дома наиболее ненавистных придворных из клана Минов, так и дворцовые здания, храм предков государевой семьи — символы власти и престижа правящей династии. В анналах полицейского управления (пходочхон) столицы за 1870-90-е годы насчитывается семь попыток проникнуть в дворцовые здания с целью воровства драгоценностей со стороны бывших солдат, бродяг и профессиональных воров — явление, не наблюдавшееся в предыдущие десятилетия. Стычки деклассированного населения с городской стражей иногда принимали характер уличных побоищ. Так, в мае 1884 г. несколько десятков «бандитов с факелами» (хваджок) среди бела дня напали на четырех стражников (пхогё) на мосту Квантхонгё в самом центре Сеула и жестоко покалечили их на виду у толпы. Известность получил случай, когда некто Ким Хангу, бывший солдат родом из провинции Канвон, подделал в 1879 г. государеву печать и начал торговать поддельными документами о сдаче государственных экзаменов и назначении на чиновные посты. Объектами подделки становились и генеалогические книги государева клана и знатных янбанских семей.

Общее недовольство властью яснее всех выражали солдаты столичных частей, месяцами не получавшие жалованья и жившие впроголодь на доходы от мелочной торговли и наемного труда. Их недовольство выливалось в акции протеста и в прошлом. Например, в 1877 г., не получив жалованья за несколько месяцев, они собрались в центре столицы и вывесили на видных местах копии челобитной с описанием своего бедственного положения. Зачинщики этой своеобразной «демонстрации» были сурово наказаны, но жалованье солдаты в конце концов получили. Объектом особой ненависти с их стороны были пользовавшиеся вниманием власти бойцы «Подразделения Особых Умений» (Пёльгигун). Обстановку еще более накаляли слухи о готовящейся реорганизации всех столичных частей по японскому образцу и планирующихся сокращениях личного состава. Тревога за свое будущее смешивалась у солдат с ненавистью к Японии, связанной прежде всего с губительным для корейской торговли и ремесла характером корейско-японской торговли.

Ростом «низового» недовольства решил воспользоваться отстраненный от власти Тэвонгун, рассматривавший политику реформ как «гибельное предательство» и считавший жизненно необходимым отстранение «неразумного юнца» Коджона от власти и возвращение к прежнему курсу. Уже в 1881 г. сторонники Тэвонгуна замышляли военный переворот, который должен был бы привести на трон побочного сына Тэвонгуна. Заговор был раскрыт, и побочный сын Тэвонгуна отправлен в ссылку и убит, но это только усилило враждебность былого правителя Кореи по отношению к новой власти и новому курсу. В конце концов, видя рост недовольства в столице, Тэвонгун через лично преданных ему людей установил связи с популярными среди солдат столичного гарнизона лидерами и ждал только момента, когда вспышка народного гнева снова передаст власть в его руки. Таким образом, конфуцианский консерватизм «сверху» и недовольство произволом, коррупцией и разорительным наплывом иностранных товаров «снизу» объединились в итоге для борьбы против «полуреформ» Коджона. Курс на ограниченные перемены всего за два года привел страну к политическому кризису.

Ожидавшаяся консерваторами «наверху» вспышка недовольства «низов» произошла в июне 1882 г., когда Управление Налогов и Выплат (Сонхечхон) приступило, наконец, к выдаче столичным солдатам задержанного за 13 месяцев (!) жалованья. Очень скоро радостные ожидания обнищавших солдат сменились вспышкой гнева: как выяснилось, чиновники, разворовав часть рисового жалованья, подмешали в оставшийся рис солому и песок, чтобы он соответствовал нормам по объему! Перепалка между солдатами и чиновниками перешла в драку, после чего несколько солдат было арестовано и подвергнуто пыткам. Слухи о том, что арестованных могут казнить, переполнили чашу народного терпения. Попытавшись выручить арестованных через петицию властям и не добившись успеха, родственники, соседи и сослуживцы — в основном обитатели бедняцких восточных и юго-восточных предместий столицы — начали громить чиновничьи усадьбы и расправляться с коррумпированными бюрократами. Первыми жертвами народного гнева, что и не удивительно, стали начальник Управления Налогов и Выплат Мин Гёмхо и его подчиненные, а за ними — другие члены клана Минов и их клевреты. Надежды Коджона, что вмешательство Тэвонгуна сможет успокоить толпу, оказались наивными: делая вид, что он «умиряет» восставших, Тэвонгун на деле включил в руководство движения своих людей, которые прилагали все усилия, чтобы превратить бунтующих простолюдинов в исполнителей воли Тэвонгуна и его фракции. Усилия их увенчались успехом. Видя в Тэвонгуне конфуцианского политического лидера, способного «изгнать варваров» из страны и восстановить нарушенные реформами «пути древних государей», восставшие сконцентрировали свои усилия на истреблении противников Тэвонгуна, прежде всего членов клана Минов. Разрушению подверглись даже буддийские храмы, в которых любила молиться главная противница Тэвонгуна — государыня Мин. С благословения Тэвонгуна, бунтующая толпа напала на казармы «Подразделения Особых Умений», убив при этом тренировавшего солдат японского офицера. Линчеванию подверглись и пытавшиеся выручить соотечественника сотрудники японской миссии. Всего было убито 13 японских подданных. Толпа подожгла также японскую миссию и попыталась расправиться с посланником и его свитой, но последние, отстреливаясь от преследователей, добрались до порта Инчхон (традиционное название — Чемульпхо), где были подобраны английским кораблем «Летучая Рыба» (Flying Fish), который доставил их в Японию. Учитывая, сколь разрушительны торговые отношения нового типа с Японией были для традиционного аграрного общества Кореи, накал антияпонских настроений в стане бунтовщиков вполне можно понять. Однако полное непонимание подстрекавшим их Тэвонгуном норм современного международного права, рассматривающих нападение на дипломатов как casus belli (достаточную причину для начала военных действий), имело трагические последствие для Кореи, оказавшейся в итоге объектом иностранного вмешательства.


Рис. 10. Так изображает современный южнокорейский художник солдатский бунт 1882 г. в корейской столице.

«Очистив» столицу от японцев, членов клана Минов и их сторонников, восставшие пошли на невиданное по тем временам нарушение традиционной этики общественных отношений. Толпа бунтовщиков ворвалась во дворец, желая расправиться с государыней Мин. Не найдя ее — государыне чудом удалось бежать и скрыться в поместье родственников в провинции, — восставшие учинили во дворце погром, истребляя как особо ненавистных сановников, так и всех попадавшихся под руку дворцовых служителей (14 июля). Этот инцидент хорошо показывает, сколь низко пал авторитет правящей династии. В конце концов, чувствуя угрозу и своей личной безопасности, Коджон вынужден был формально санкционировать приход Тэвонгуна к власти (25 июля). Торжественно вступив, по приветственные крики толпы, во дворец, добившийся своего Тэвонгун сразу же отменил практически все реформы 1880-1882 гг., упразднив Общее Управление Государственными Делами (Тхонни киму амун) и распустив «Подразделение Особых Умений». Кроме того, он попытался навести порядок в налоговой политике, отменив ряд особенно ненавистных простолюдинам поборов. Относительно легкая победа консерватизма «сверху», поддержанного недовольными как развалом старой системы, так и экспансией капитализма из-за рубежа столичными «низами», хорошо показала, сколь эфемерны были результаты «преобразований» 1880-1882 гг. Попытка части верхов в отсталой и консервативной стране провести хотя бы самые элементарные реформы самостоятельно, с использованием китайских и японских образцов, но без прямого зарубежного вмешательства, потерпела полный крах. Однако и режим Тэвонгуна не имел реальных перспектив: Китай и Япония, имевшие в Корее как экономические, так и политические интересы, не могли допустить возврата к конфуцианской ортодоксии на правительственном уровне. В сложившейся кризисной ситуации иностранное вмешательство и потеря страной значительной части независимости были, по сути, неизбежны.

Как только японский посланник вернулся на родину и доложил о произошедшем, в правительстве началась серьезная дискуссия о возможности «легитимной» войны с Кореей. Обстановку накаляла и «патриотическая» пресса, раздувавшая антикорейские настроения. С учетом неготовности Японии к возможной войне с формальным сюзереном Кореи, Китаем, решено было, однако, ограничиться для начала предъявлением Тэвонгуну ультиматума с целым рядом требований. Требования включали не только компенсацию за гибель японских подданных, но и расширение торговых возможностей для Японии на полуострове (в частности, частичное открытие корейской столицы для японской торговли). Японского посланника, отправленного в Сеул предъявлять двору этот ультиматум, сопровождал батальон пехоты и семь военных судов. В случае отказа корейского правительства принять требования, инструкции предписывали посланнику оккупировать порт Инчхон и ожидать дальнейших указаний, т. е. приступить к подготовке агрессии против Кореи. Как и можно было ожидать, ультиматум, предъявленный посланником в крайне грубой форме на аудиенции Коджону (20 августа), был решительно отклонен Тэвонгуном. Вооруженных действий японцы, однако, начать не осмелились: у берегов столичной провинции уже стояла китайская флотилия (3 корабля) с 3 тыс. солдат на борту. Ожидая — и вполне оправданно, — что Япония использует инцидент для упрочнения своих позиций на полуострове путем дипломатического давления или открытой агрессии, Китай поспешил защитить свои интересы в Корее. Согласие на вооруженное вмешательство в корейские дела было официально получено цинским правительством от двух находившихся в Тяньцзине корейских дипломатов (Ким Юнсика и О Юнджуна), принадлежавших к фракции Минов и являвшихся сторонниками умеренной реформаторской линии. Реформаторы, таким образом, фактически признали, что собственными силами режим Коджона провести преобразования неспособен. Имея инструкции восстановить Коджона у власти и урегулировать корейско-японский конфликт, не нанося ущерба «сюзеренитету» Китая над Кореей, китайский командующий Ма Цзяньчжун (1845-1899) арестовал Тэвонгуна (похитив фактического правителя Кореи во время торжественного дипломатического обеда) и отправил его в ссылку в Тяньцзинь, а также учинил кровавую расправу над восставшими. Государыня Мин (которую в столице считали погибшей) вернулась во дворец, а Коджон снова взял власть в свои руки. Впрочем, назвать его полномочия «властью» в полном смысле слова было уже затруднительно. Осознавая, что положение Коджона и государыни Мин непрочно, Китай с сентября 1882 г. особым эдиктом практически поставил Корею под свою прямую опеку. Трехтысячный экспедиционный корпус остался в Корее постоянно, вместе с китайским «резидентом», получившим право «направлять» корейскую политику, как внутреннюю, так и внешнюю. Провозглашенные в октябре 1882 г. цинским двором в качестве отдельного эдикта «Правила торговли с Кореей» (практически корейско-китайское торговое соглашение) давали наделенным экстратерриториальностью китайским торговцам право на ведение дел как в Сеуле (беспрепятственно), так и в провинциях (с разрешения местных властей). Эти привилегии означали, что гибельный для корейского ремесла наплыв дешевых и качественных европейских товаров в страну усилится при помощи китайских купцов-посредников. Под контроль китайских офицеров попала и основная часть столичного гарнизона. Соглашение, подписанное в итоге корейским двором с японской стороной при посредничестве Ма Цзяньчжуна (так называемый «Чемульпхоский договор»), обязывало Корею выплатить весьма обременительную компенсацию (500 тыс. иен; для сравнения, весь военно-морской бюджет японского правительства в 1880 г. составлял 2 млн. 600 тыс. иен) и давало японцам право разместить при японской миссии в Сеуле батальон солдат, а также торговать в столице.

Своевременное вмешательство Китая предупредило возможную японскую агрессию на полуострове, противостоять которой у Тэвонгуна все равно не хватило бы сил. Оно же, однако, закрепило и полуколониальное, по сути, положение Кореи по отношению к Китаю, сделало возможным беспрепятственную эксплуатацию корейского рынка китайским торговым капиталом. Правительству Коджона предстояло теперь проводить реформаторскую политику под китайским контролем и при опоре на китайские штыки, что делало умеренную модернизацию «сверху» еще менее популярной в стране, да и ограничивало масштаб самих реформ. В политике, способной сделать Корею сильным и независимым государством с боеспособной современной армией, Китай заинтересован не был. В целом, полуколониальный статус страны по отношению к консервативной Цинской империи делал серьезные радикальные реформы практически неосуществимыми. Кроме того, с одновременным размещением в столице китайских и японских войск Корея превратилась в арену потенциального военного противостояния двух сильных соседей. Будущее страны было поставлено под угрозу.
<<Назад   Вперёд>>  
Просмотров: 5880


© 2010-2013 Древние кочевые и некочевые народы