Геракл – самая популярная фигура в греческой мифологии. Народной фантазией он был помещен в Микенскую эпоху, за одно поколение до Троянской войны. Правда, все, что можно отнести к нему как к царю Микенской эпохи, сводится к его связи с микенскими городами Тиринфом и Фивами, к его имени, означающему «прославленный богиней Герой» и воспринимающемуся как обычное мужское имя. Его смерть считалась настолько достоверной, что Ахилл в «Илиаде» упоминает ее как доказательство того, что человек, даже находящийся под несомненным покровительством богов, должен умереть.



   В качестве микенского героя ему надлежало бы иметь свою богиню-покровительницу, подобно тому, как покровительницей Ясона была Гера, а покровительницей Одиссея и Ахилла – Афина. Для аргосского героя такой покровительницей должна была бы быть Гера. Но вместо этого Геракл является жертвой Геры, причины всех его бедствий. Казалось бы, все понятно, враждебность Геры проистекает из того, что Геракл – сын ее мужа Зевса от смертной женщины. Он вынужден служить ничтожному царю, который задает ему неисполнимые задачи, но Геракл выполняет их все: убивает Немейского льва, Лерней-скую гидру, Эриманфского вепря, Керинейскую лань, Стимфалийских птиц; он сражается с кентаврами; он очищает Авгиевы конюшни от залежей навоза. Все это – подвиги любимого народного героя. Таков и сам Геракл – скорее герой народной сказки, чем микенский властитель: чаще всего он сражается не с людьми, а с животными, чудовищами, гигантами. Повадки его грубы, его аппетит и похоть огромны: в Феспии он за одну ночь сотворил пятьдесят детей пятидесяти царским дочерям; проголодавшись, он отнимает у пахаря вола и тут же его съедает. Возникает вопрос, не является ли враждебность Геры враждебностью злой царицы из волшебной сказки, которой, возможно, обернулось первоначальное покровительство, вытекающее из имени героя и его происхождения из Тиринфа.

   Многие деяния Геракла представляют в другой роли героя народной сказки: он сражается со Смертью и побеждает ее – и буквально, чтобы возвратить Алкесту ее мужу, и символически, когда «пускается в преисподнюю и выводит оттуда адского пса Цербера или отправляется на Запад, на край света, и приносит оттуда золотые яблоки бессмертия. А у одной из версий мифа, которую не удается проследить далее V в. до н. э., он сжигает себя на погребальном костре и в качестве бога переносится на Олимп, куда его поместил без помощи костра еще Гесиод в «Теогонии» (около 700 г. до н. э.). Здесь ему даруется бессмертная юность – посредством брака с богиней Гебой, самой юностью. Мифологические герои часто становились объектом религиозного поклонения, но один лишь Геракл почитался одновременно и как бог, и как великий умерший человек. Воистину он победил смерть.

   В античном мире господствовал Рок, Судьба. Предназначением Геракла стало спасение богов-олимпийцев от опасности, грозящей им со стороны гигантов. Если последовательно выстроить все многочисленные мифы, аллегории, сказания о Геракле, то многое в образе этого народного героя станет понятным – и «вражда» Геры, и жертвенность его подвигов, и страшная смерть, и великая любовь простых людей. Обратимся за помощью к большому знатоку греческой культуры М. Гаспарову и попробуем прочитать историю Геракла по-новому.

   Предвидя борьбу с гигантами, победить в которой боги могли только с помощью человека, Зевс решил создать среди людей такого богатыря, который будет ему и сыном, и правнуком, и прапраправнуком; сделать его великим царем и наделить его силой необыкновенной. Он-то и поможет олимпийцам в борьбе с врагами. А потом вознести его на Олимп и сделать богом. Но жена его Гера, царица небесная, решила вмешаться: «Помочь-то поможет, да зачтется ли такая помощь? Разве это человек? Зевс уже родил одного такого, Диониса-виноградаря: он по земле ходил, чудеса творил, злые люди перед ним в зверей превращались, а добрые на колени падали и молились, и никто его за человека и не считал. Нет, пусть богатырем будет, не царем, а работником-мучеником, и пусть сам поймет, что это лучше, и сам захочет нам за это помочь. Отец-Зевс этого не поймет; ну что ж, позабочусь я сама о такой его доле, а за это и звать его будут по мне: Геракл, что значит: «Слава Гере, царице небесной!»

   Зевс высмотрел на земле город Аргос, а в Аргосе – красавицу царевну Ио и сошел к ней зачать сына. «Ладно, – думает Гера. – Мать я помучу, а сына не трону». Обратила мать в телку, погналась за ней оводом, по всей земле гнала, на краю света оставила в покое, позволила родить сына Эпафа. Сын вырос, стал царем Египта, детей прислал опять в Аргосе царствовать.

   Родилась у него красавица внучка, Даная. Опять сошел к ней Зевс в город Аргос зачать себе правнука. «Ладно, – опять думает Гера. – Мать я помучу, а сына не трону». Заточила мать с сыном в бочку, пустила бочку в море, по всему морю гнала, на дальнем острове оставила в покое, позволила выйти. Сын вырос, чудовище убил, в свой Аргос вернулся, опять великим царем сделался. Звали его Персей.

   Родилась и у этого красавица внучка, Алкмена. И опять сошел к ней Зевс зачать себе прапраправнука. «Ладно, – думает Гера, – вот теперь я мать не трону, а сыну покажу, каково людям живется».

   Возвращается Зевс на Олимп, объявляет: «Вот родится в Аргосе правнук великого царя и будет тому великому царю наследником!» – «Обещаешь?» – говорит Гера. «Обещаю!» – говорит Зевс.

   Рожали тогда в Аргосе сразу две сестры, две царские внучки: одна от Зевса, другая от собственного мужа. Посылает Гера в Аргос свою помощницу, Илифию-Роженицу: пусть вторая рожает побыстрей, а первая подольше. Прилетела Илифия во дворец, вторую сестру благословила, ручкой над ней помахала, а перед первой села на порог, скрестила ноги, скрестила руки, не дает разродиться. Перед нею плачут и молят, а она не смотрит, головкой качает, ждет, пока вторая сестра родит. Дождалась, улыбнулась, поцеловала первую в лоб и улетела. Так и родились в Аргосе в один день два двоюродных брата: сперва смертный сын, слабенький Еврисфей, потом божий сын Зевса, крепенький Геракл.

   Возвратилась Илифия на Олимп, докладывает, как было дело.

   Зевс Громовержец в ярости: получается, что по его же обещанию быть теперь Еврисфею великим аргосским царем, а Гераклу при нем прислуживать. А Гера, не говоря ни слова, сошла с Олимпа – ив Аргос: наклонилась над Геракловой колыбелью и дала младенцу Гераклу свою грудь. Тот всосал, молоко брызнуло, от него по небу Млечный Путь потек. «Вот теперь спи спокойно, – говорит Гера, – царем не станешь, а богом будешь». А старая Мать-Земля все видит, все слышит, и тревожно ей стало за новых богов, за гигантов. Посылает она в Аргос двух змей, подземных скважинниц, приказывает: убейте младенцев! Вползают змеи ночью в царский дворец, из глаз огонь, с языков яд каплет. Подняли головы над колыбелью двух младенцев – те разом проснулись. Еврисфей – в крик, а Геракл протянул ручонки, хвать обеих змей за шеи, держит и душит. Вбегают на Еврисфеев крик домашние, а змеи уже дохлые. Бросил Геракл-младенец их наземь, а сам лег досыпать. Мертвых змей тогда сожгли на терновом костре во славу Геры, а Геракла стали вскармливать и вспаивать по-особенному.

   Вырос Геракл, выучился и бегу, и борьбе, и конной скачке, и лучной стрельбе. Меча и копья не любил, это оружие царское, а любил дубину и лук. Росту в нем было четыре локтя, а съесть он мог столько, что пять поваров не наготовят. Сила в нем и вправду была непереносимая: учился он лирной игре, рука у него была неуклюжая, учитель (брат божественного певца Орфея) рассердился, толкнул его, а Геракл как толкнет в ответ, тот и упал мертвый. После этого никогда Геракл первым ни на кого не нападал, зато если на него кто первый нападал, тому плохо было. А лирной игре он так и не научился.

   Кончилось Гераклово ученье, и тут приснился ему сон: стоит он на распутье между двух дорог, и с двух сторон идут к нему две женщины. Одна стройная, спокойная, вся в белом, глаза потуплены; другая набеленная, нарумяненная, идет, как танцует, и любуется на собственную тень.

   Подбегает вторая к Гераклу и говорит: «Ты раздумываешь, по какому пути пойти? Не раздумывай: ступай за мною! Будешь жить без забот и трудов, вкусно есть, сладко пить, любить красивых женщин, крепко спать и наряжаться лучше всех. Другие будут работать, а ты – пользоваться их трудами, как гость на пиру». – «Кто ты?» – спросил Геракл. Она ответила: «Друзья называют меня Счастьем, а враги – Порочностью».

   А другая женщина сказала: «Боги дали тебе силу, а сила дается для труда. Без труда ничего не бывает. Хочешь милости богов – чти богов; хочешь любви друзей – делай добро друзьям; хочешь славы в народе – защищай его от врагов и чудовищ; хочешь урожая – гнись над плугом; хочешь, чтобы у тебя на все это хватало сил, – приучай свое тело к труду и разуму». – «Кто ты?» – спросил Геракл. Она ответила: «Молодые называют меня Доблестью, а старики – Добродетелью».

   «Видишь, как все у нее хлопотливо? – говорит Порочность. – А у меня все проще и легче!» – «А что проку? – говорит Добродетель. – Ешь без голода, пьешь без жажды, удовольствия не чувствуешь; плодов дел своих не видишь, похвалы себе не слышишь; прошлого не стыдишься, настоящее тебе в тягость, потому что все радости, кажется, уже прошли, а невзгоды остались. А я – опора хозяевам, помощница слугам, союзница в войне, товарищ в дружбе, молодые у меня радуются похвалам старших, старшие – уважению от молодых, а после смерти к ним приходит вечная слава».

   Геракл выслушал, повернулся и пошел прочь – жить в трудах и нести людскую долю. Он был самый сильный на свете человек, а пошел служить самому слабому на свете человеку – своему брату, царю Еврисфею. Тот так его боялся, что сделал себе медный погреб и из погреба отдавал приказания. Приказаний было двенадцать: двенадцать служб отслужил Геракл Еврисфею, и все одна труднее другой.

   Первая служба была – убить Каменного Льва. У льва и вправду была каменная шкура: стрелы от нее отскакивали, меч ломался, а от ударов дубиною лев только встряхивался. Тогда Геракл схватил льва за каменное горло, медленно стал сжимать пальцы и задушил. Из каменной его шкуры Геракл сделал себе плащ на голову и на плечи, который служил ему крепче всякого панциря. Чтобы снять эту шкуру, пришлось вспарывать ее когтем мертвого льва – больше ничто не брало.

   Вторая служба была – убить Девятиголовую Змею. Ее звали Гидра, и одна из ее девяти голов была бессмертная, а остальные хоть и можно было срубить, но на месте каждой тотчас вырастало по три новых. Долго рубился Геракл, пока не догадался прижигать перерубленные змеиные шеи факелом. Новые головы перестали отрастать, старые он все срубил, а бессмертную придавил огромным камнем, который никому не сдвинуть. В ядовитую змеиную кровь он окунул свои стрелы, и с тех пор они стали смертельными. Потом это обернулось самому Гераклу на беду.

   Третья служба была – поймать Лань Золотые Рога, Медные Копыта. Лань была волшебная и умела бегать не уставая. Но и Геракл, не уставая, гонялся за нею целый год, не присев и не поспав, по всем концам света. А когда она наконец споткнулась, то поймал ее за рога и связал по ногам. Богиня Артемида-Охотница на него обиделась, но он объяснил, что ловил ее лань не по своей охоте, а по Еврисфееву приказу.

   Четвертая служба была – усмирить Горного Кабана. Под горою, где жил кабан, водились дикие кентавры, полулюди – полулошади: голова и руки людские, тело и ноги конские, матерью их была Туча Небесная, а отцом – Великий Грешник. Старший среди них был мудрый и бессмертный – Хирон, воспитатель многих славных героев, а остальные – смертные и буйные. Геракл пришел к Хирону, тот его по-доброму принял и угостил вином, но остальные кентавры, издали почуяв запах вина, опьянели от одного запаха, сбежались и полезли с Гераклом в драку. Он стал швырять в них горящими поленьями из очага – но мать их, Туча Небесная, собралась над ними дождем и гасила поленья. Тогда он стал пускать свои смертельные стрелы – и одни погибли, другие разбежались, а Хирон, который с грустью смотрел на этот бой, подивился таким смертельным стрелам, взял одну, оцарапался и так стал мучиться от змеиного яда, что жалел, что бессмертен и не может умереть. Боги над ним смилостивились и сказали: «Если хочешь – умри, а бессмертие свое передай кому-нибудь другому». Хирон сказал: «Передаю его Прометею-Промыслителю, творцу людей и врагу богов». Вспомнили боги, что с людьми им нужно дружить, и не стали спорить, только сказали Гераклу: «Запомни!» Геракл запомнил; а с Горным Кабаном он после этого управился без всякого труда.

   Пятая служба была – укротить Коней Солнца. Кони жили при большом дворце меж двух рек, а присматривал за ними царь Авгий, сын Солнца. Он был важный и гордый, над Гераклом посмеялся и сказал: «Зачем укрощать, они меня и так слушаются! А вот ты лучше возьми и очисти от навоза их конный двор, – там его такие кучи, что никто даже близко подойти не может». Геракл сказал: «Вычищу в один день, а ты за это дай мне каждого десятого коня». Царь обещал; тогда Геракл прокопал ко двору канавы, пустил по канавам две соседние реки, и две реки смыли начисто весь навоз в один день. Но царь оказался обманщиком: «Это не ты сделал, а две реки сделали: не будет тебе за это моих коней!» Геракл ушел, но сказал царю Авгию: «Я еще тебе отомщу!»

   Шестая служба была – прогнать Медных Птиц. Они медными клювами губили людей и скот, а медными перьями осыпали с неба всех, кто пытался к ним подступиться. Геракл заслонился от их медных перьев каменной шкурой, но его смертоносные стрелы не могли пробить медных птиц. Тогда он взял в руки детскую трещотку, стал ее трясти и поднял такой шум, что птицы перепугались, снялись и улетели за море.

   Седьмая служба была – оседлать Огненного Быка. Бык жил на далеком острове, никто не мог с ним справиться, и говорили, будто это в быка обратился какой-то бог: то ли небесный Зевс, то ли морской Посейдон. Геракл подступил к быку, дышащему пламенем, оседлал его, переплыл на его спине через море, показал царю Еврисфею, а потом отпустил на все четыре стороны.

   Восьмая служба была – справиться с Кобылицами-Людоедицами. Они стояли в стойле у злого северного царя, прикованные железными цепями к медным кормушкам, а в кормушки царь бросал неосторожных гостей, забредших в его край. Геракл чтил гостеприимство и вознегодовал на такого недоброго хозяина. Он схватил царя и бросил самого на съедение кобылицам; они сожрали его, сразу стали кроткими и спокойными и пошли за Гераклом.

   Девятая служба была – добыть Пояс Любви. Пояс был волшебный: какая женщина его надевала, ту все любили и не могли разлюбить. Богиня любви отдала этот пояс на хранение царице амазонок. Амазонки жили на краю света женским племенем, без мужчин, сами правили, сами воевали. Геракл собрал отряд товарищей и пошел на них войною. Была битва, победить было трудно, но царица амазонок, увидев Геракла в битве, полюбила его и после битвы сама отдала ему пояс.

   Десятая служба была – добыть быков великана Гериона. Герион был внуком великого Океана и жил на берегу Океана, спиной к целому свету; снизу до пояса он был как человек, а выше пояса у него было три груди и три головы с шестью руками. Дойти до него по суше нельзя было, потому что по дороге стояли крутые горы, а по морю – потому что из внутреннего моря, где правил бог Посейдон, не было прохода во внешнее, где правил великий Океан. Геракл прокопал этот проход, насыпав по две стороны пролива две горы – Геракловы столбы; а потом проплыл по проливу в золотом челноке, в котором Солнце на закате спускается в море, вышел на Герионов берег и одной стрелой пронзил все три его тела.

   На обратном пути Геракл шел со стадом под склоном Кавказских гор и услышал над собой стон; посмотрел и увидел огромного коршуна, опускающегося на скалу; посмотрел получше и увидел, что это не скала, а огромное человеческое тело, прикованное к горам. Тут он понял, что это и есть Прометей-Промыслитель – когда-то он создал людей, вылепив их из глины и вдохнув душу, потом научил их всем искусствам и подарил им огонь, украв его у богов и принеся с Олимпа в пустом стебле тростника. За это Зевс приковал его к Кавказу, и огромный коршун каждый день прилетал клевать его печень. Геракл вспомнил про уговор с кентавром Хироном, выстрелил из лука, коршун упал в пропасть, а с Прометея пали цепи, и он стал свободен и бессмертен. Так боги помирились с людьми, потому что война с гигантами была уже близко.

   Оставались еще две службы, самые трудные. Одиннадцатая была – принести Золотые Молодильные Яблоки с края света, из священного сада самой Земли. Сад сторожил дракон, над садом стоял, поддерживая небо на плечах, человек-гора Атлант, брат Прометея, а на подступах к саду бродил великан Антей, сын Земли и брат гигантов. Геракл схватился с Антеем. Долго они боролись, и Геракл не мог его победить: каждый раз, как он валил Антея наземь, тот наполнялся новой силою, вскакивая и продолжая борьбу. Геракл понял: это Мать-Земля вливала в него силу каждый раз, как он к ней припадал. Тогда он оторвал великана от земли, вскинул в воздух, почувствовал, как тот слабеет в его руках, и, только когда тот испустил дух, бросил его наземь. Подошел Геракл к саду, стрелою убил дракона, а Атланту сказал так: «Сорви мне три яблока из твоего сада, а я за тебя подержу небо!» Атлант так был рад хоть на миг снять с себя тяжесть неба, что согласился. Геракл принял на плечи всю тягу небесную, по колени ушел ногами в землю, но выдержал. А Атлант сорвал яблоки, подошел к нему и сказал: «Подержи еще, а я сам отнесу их в твой Аргос». – «Хорошо, – сказал Геракл, – только сначала отпусти меня ненадолго: мне режет непривычные плечи, я положу на них подушку». Атлант поверил и согласился, а Геракл, высвободившись, сказал ему: «Каждому своя служба!», взял яблоки и пошел обратно.

   Двенадцатая служба была страшнее всех: нужно было вывести из царства мертвых трехголового пса Цербера, сторожившего дворец черного бога Аида. Бог Гермес-Душе – водитель был Гераклу проводником. Они сошли в темную горную пропасть, переплыли реку, через которую никто не переплывал обратно, прошли по подземным полям, где бродили, не узнавая друг друга, бестелесные покойники. Видели четырех великих грешников, мучащихся вечными наказаниями: Хитреца, который никак не может вкатить на гору большой камень; Гордеца, который стоит в реке и не может нагнуться, чтоб напиться; Наглеца, который лежит в широком поле, и коршун терзает его, как Прометея; и Отца Кентавров, Великого Грешника, за руки и за ноги привязанного к спицам огненного колеса. Черный царь Аид и царица Персефона встали Гераклу навстречу. Он попросил их отдать ему пса; они сказали: «Возьми, если можешь». Цербер прижался к земле и лизал Геракловы ноги тремя своими языками. Геракл взял его за косматый шиворот и вытащил из подземелья на белый свет.

   Когда Геракл, показав пса Еврисфею и отпустив его обратно в царство мертвых, стоял над черной пропастью и отирал пот, перед ним опять встал Гермес, вестник богов. Они пошли неизвестно куда, и Гераклу казалось, что они идут спокойно и тихо, а навстречу им стремительно проносятся рощи и холмы, моря и острова. Когда они остановились, вокруг была каменная равнина, а вдалеке со всех сторон крутые горы. Над горами сверкали светлые столбы, уходя в самое небо, это были боги. Они ждали явления гигантов, а Геракл, маленький среди пустого поля, стоял внизу, потому что предсказано было так: побить гигантов могут и боги, но убить насмерть – только человек.

   Тут земля затряслась и стала разламываться широкими трещинами, а из трещин вставали исполинские тела, взметаясь к самому небу, а внизу вместо ног за ними клубились змеиные туловища. Небеса окутались красной тучей, она скрыла их головы и плечи, а оттуда сверкали молнии и гремел гром. Геракл видел, как в двенадцать рук нагромоздили гиганты все горы в одну каменную кучу и бросились по ней ввысь, а потом как рассыпалась эта гора и рухнули наземь корчащиеся великаны, кто обоженный молнией громовника Зевса, кто раненный стрелой солнечника Аполлона, кто – копьем воительницы Афины. Тяжело и осторожно ступая, неслышный среди ревущих криков, быстро ходил Геракл между падающими телами, из которых каждое лежа было выше, чем он стоя, и метил из лука кому в сердце, кому в бок, кому в глаз. В кого он не успевал попасть, те оживали от прикосновения к Матери-Земле и снова рвались к небу, а потом снова падали наземь. А земля тряслась, и из огненных расселин выбирались все новые исполины.

   Геракл устал метить ввысь и уворачиваться от падающих тел, но уже гром гремел реже, все больше громоздилось вокруг убитых, и земля под ними бережно раскрывалась и принимала их в себя. Он почувствовал, что силы его кончаются, сел на камень и закутался в львиную шкуру. Когда он очнулся, вокруг было пусто, сумрачно и тихо. Он встал и пошел куда глаза глядят. К ночи он дошел до пастушьей хижины. Пастухи грелись у огня и говорили, какая нынче буря гремела на востоке, в стороне Флегрейских полей. «Я был там, – сказал Геракл, – это бились боги с гигантами, и я одержал им победу». Но его не поняли.

   Геракл возвращался на родину мрачный и растерянный. Он чувствовал в себе все ту же несносимую силу, но он уже ни у кого не был на службе и не знал, что ему с этой силой делать. Дома его ждали жена и дети. Он не привык жить с ними и сидеть у мирного очага. Голова у него закружилась, ему показалось, что это перебитые им чудовища ожили и прикинулись его домашними, чтобы вновь коварно на него напасть. Он схватил лук и стал стрелять. Крик и стон пошел по всему дому, а когда Геракл опомнился, то вокруг него лежали мертвыми и жена, и дети, у каждого – стрела в сердце.

   Он вышел на улицу – и народ разбежался от него во все стороны, всем было страшно смотреть на убившего свою жену и детей. Он пошел искать, кто бы согласился его очистить от греха – помолиться богам, зарезать поросенка, обрызгать его кровью Геракловы руки, сказать: «Кровь смыта кровью, ты чист!», а мертвого поросенка закопать в землю. Он пришел в город Пил ос, и ему отказали; он пришел в город Спарту, и ему отказали; он пришел в Аполлонов город Дельфы над вещей скважиной в середине Земли, и там ему отказали. В ярости он схватился за столбы Аполлонова храма и начал их трясти. Аполлон бросился с Олимпа спасать свой дом, и Геракл вступил в драку с Богом-Солнечником. Тут Зевс, общий их отец, грянул с неба и разнял их, дерущихся. Над Гераклом был совершен обряд очищения, а в наказание за грех ему было велено год отработать в рабстве у царицы Омфалы.

   Вновь оказавшись в рабстве, Геракл снова почувствовал себя легче и спокойнее. Омфала была царица веселая и добрая. Геракла она одевала в женское платье и сажала за прялку, а сама залезала в львиную шкуру и пыталась ворочать дубиною. От Геракла она родила четверых сыновей. В промежутках Геракл для нее убивал драконов, побеждал великанов, усмирял разбойников, а однажды даже сцепился с карликами.

   Эти карлики были великие мошенники, боги разрешили им обманывать кого угодно и только опасаться Чернозадого. Когда Геракл однажды в дороге лег и заснул, они украли у него и шкуру, и лук, и палицу. Проснувшись, Геракл рассвирепел, поймал их, привязал за ноги к палке, забросил ее через плечо и понес карликов на потеху Омфале. Вися вверх ногами, они увидели, какой загорелый у Геракла зад (там, где он не был прикрыт львиною шкурою), стали лопотать друг другу: «Чернозадый, Чернозадый!» Когда Геракл понял, в чем дело, он долго смеялся, а потом отпустил их на все четыре стороны. От испуга карлики убежали на край света, и там, говорят, от них на свете пошли обезьяны.

   Отслужив Омфале, Геракл воротился в Грецию и снова не знал куда себя деть. Богам он больше не нужен, люди хоть кланялись, но боялись, для себя ему было жить скучно, а дома, жены и детей у него не было. Он пошел на царство Солнцева сына, обманувшего его в пятой службе, и разорил его; он пошел на город Пил ос, где не захотели совершить над ним очищение, и разорил его; он пошел на город Спарту и разорил его за то же самое. Но поселиться он не захотел ни там, ни там: в каждом царстве был свой законный наследник, и отнимать наследство он не хотел.

   Он пошел походом даже за море: там стоял город Троя, где правил царь Лаомедонт. Когда-то по пути от амазонок Геракл спас его дочь от морского чудовища. Лаомедонт обещал ему ее в жены, но не дал. Теперь Геракл собрал с собой на Трою молодых богатырей, они взяли и разорили город, убили царя, отбили царевну, но, поглядевши на нее, Геракл понял, что вовсе она ему и не нужна. Царевну он выдал за своего товарища из молодых богатырей, в Трое посадил царем над развалинами младшего сына убитого царя, а сам воротился в Грецию ни с чем.

   Но теперь он понял, чего ему нужно: найти хорошую жену, завести дом и умереть спокойной смертью. Он припомнил, что когда шел брать пса Цербера из подземного царства, то встретил призрак богатыря, величавей и могучей которого не было во всем подземелье; богатыря звали Мелеагр, и он сказал Гераклу, что на земле осталась у него сестра по имени Деянира. Геракл пошел к ней свататься; женихов было много, а главным был Ахелой, речной бог с бычьими рогами. Геракл схватился с ним врукопашную; Ахелой обращался и волной, и змеей, и быком, но Геракл одолел его, сломал ему рог и заставил отречься от девушки. Деяниру выдали замуж за Геракла, и все уже думали, что когда старый царь, ее отец, умрет, то Геракл станет новым царем и наконец-то заведет себе добрый дом и хорошее царство.

   Но этого не случилось: опять Геракл не сладил со своей несносимой силой и нечаянно убил царского родственника. От убийства его очистили, но ему пришлось уходить. Тут как раз поблизости осталось без князя маленькое горное княжество Трахин – голые скалы да бедные люди; и они позвали на княжество Геракла. Геракл пошел. По дороге была река, а перевозчиком у реки был дикий кентавр, убежавший сюда от давнего побоища. Геракл посадил свою Деяниру ему на спину, а сам пошел через реку вброд, держа лук и стрелы над головой. Тут злому кентавру захотелось отомстить Гераклу за старую обиду и украсть у него жену: он выскочил на берег и поскакал с нею прочь. Но Геракл прицелился вслед, ядовитая стрела его попала кентавру прямо в спину, из раны хлынула кровь, смешанная со змеиным ядом, и кентавр понял, что ему конец. И тогда он задумал злое и сказал Деянире: «Набери моей крови, и если муж тебя разлюбит, то намажь ею его одежду, и он полюбит тебя опять: это потому, что я так тебя сильно любил!» Деянира, поверив, так и сделала.

   Долго правил Геракл в глухом Трахине, и уж в Греции стали его забывать, а ни старость, ни смерть все не брали его. Сами боги не знали, что им делать с Гераклом: до сих пор еще не случалось смертным людям восходить к богам, и неизвестно было, как это делается.

   Гера, царица небесная, и тут догадалась первой. Она сказала: «Чтобы сделаться богом, Геракл должен сжечь себя на костре: как всю жизнь мучился, так и в смертный час пусть помучается. Когда горит дерево, то тяжкая часть его остается золой, а легкая уходит дымом; так и у Геракла на огне несносимая сила сойдет тенью в подземное царство, а ум и мужество взойдут светом на божеский Олимп. А чтобы Геракл догадался это сделать, позабочусь я сама. Я царица небесная, жена царя небесного; я слежу на Земле за всеми мужьями и женами и за всем, что между ними творится; будет ему огненная смерть!» А тем временем сам Геракл с тоски уже искал себе смерти. Он прослышал, что есть в недальнем море остров и живет там царь Ликомед. Ничего плохого про него не говорили, но кто вступал на его остров, тот пропадал без вести. Геракл оставил Деяниру с детьми в Трахине, а сам пустился к Ликомедову острову. Путь был через город Эхалию, в Эхалии старый царь выдавал замуж молодую царевну. Собрались молодые женихи, царь поставил перед ними двадцать колец, одно за другим, и велел стрелять из лука: кто пустит стрелу через все кольца, тому будет и царевна. Не стерпело Гераклово сердце, встал он в состязание с молодыми и пустил стрелу сквозь кольца дальше всех; а потом взглянул на царевну и потребовал ее себе новою женою. Царь испугался, поклонился и согласился.

   Весть об этом дошла до Деяниры, и почувствовала она то, о чем думала богиня Гера. Вспомнила она последние слова кентавра, намазала его кровью лучшую одежду, которую сама соткала, и послала Гераклу в подарок к новой свадьбе; думала: «Пусть наденет и пусть опять меня полюбит!» Надел Геракл одежду, прилипла к его телу отравленная кровь кентавра, стала как огнем жечь и кожу, и мясо, и кости; хочет сорвать ее с себя, не может, легче кожу с себя содрать. Мучась, корчась, крича от боли, приказал он отнести себя в свой горный Трахин. Когда Деянира узнала, что от ее подарка Гераклу вышла не любовь, а мука, сама себя убила. Геракл отдал новую невесту свою сыну, волшебный свой лук и стрелы – другу, а для себя приказал сложить большой костер на самой высокой трахинской горе. Взошел на костер, зажег огонь: «Лучше в живом огне сгореть, чем в отравленном!» Вспыхнул жар, повалил дым, и никто Геракла больше не видел.

   Несносимая сила Геракла тяжким грузом ушла под землю по тому самому пути, по которому когда-то Геракл сходил за Цербером; и там, в царстве мертвых, она бродит, в львиной шкуре и с палицей, никого не узнает, и все ее пугаются. А что было в Геракле от ума, добра и мужества, просветлев, взвилось огненным паром на Олимп, и обрадовались боги новому товарищу: и отец-Громовник, и Аполлон-Солнечник, и Гермес-Вожатый, и Афина-Помощница, и все остальные.

   А Гера, царица небесная, сказала: «Ты – моя слава!»