Александр Македонский, Александр Великий, Александр Магнус, Искандер Зулькарнайн. Гениальный полководец, мучимый комплексами неврастеник, удачливый исполнитель планов великого отца, ненасытный агрессор, дальновидный политик – ни одно определение не в силах отразить всю мощь этой незаурядной личности.



   Благодаря трудам римских историков мы располагаем значительным количеством документов о его государственной деятельности и личной жизни. Арриан во II в. н. э. мог сверяться с тогда еще существовавшими, а ныне навсегда утраченными воспоминаниями приближенных Александра: его военачальника Птолемея, военного инженера Аристобула, флотоводца Неарха, друга царя с детских лет.

   Мозаичные и скульптурные изображения, а также чеканка на монетах сохранили для нас и внешний облик Александра: выразительные серые глаза, тщательно выбритое лицо, грива курчавых волос и незаурядный лоб. Молодой царь, насколько известно, любил художников и легко находил с ними общий язык. Он был близко знаком с самым знаменитым живописцем своего времени Апеллесом и часто посещал его мастерскую. Согласно сохранившимся источникам, царь впоследствии предоставил Апеллесу исключительное право писать свои портреты, ту же привилегию, впрочем, он даровал и скульптору Лисиппу. До наших дней дошла одна из римских копий лисипповой скульптуры, вполне точно, как полагают, воспроизводящая оригинал.

   О высоком интеллекте нового императора можно судить даже по самым скромным его портретам. Его отец, Филипп, никогда не упускавший случая преумножить любые ресурсы, в качестве наставника пригласил для своего сына Аристотеля – друга Платона и одного из лучших учеников великого мыслителя. Аристотель получил приглашение к македонскому двору, когда создавал свои совершенно оригинальные разработки в области естественных наук, философии, риторики и поэзии, находясь на эгейском острове Лесбос, в городе Мителене, где поселился после смерти Платона.

   Царевич, безусловно, отличался острым умом, а Аристотель отточил его способности. Целый ряд историков передают предание о том, как молодой Александр обуздал коня по кличке Буцефал, не покорявшегося даже самым опытным наездникам его отца. Некоторые наблюдатели решили, что юноша унаследовал от своей матери Олимпии приписываемые ей способности к имевшей большую силу ворожбе, но в действительности никакой мистики не было: Александр заметил, что Буцефал пугается собственной тени, и успокоил животное, развернув его против солнца. Что бы ни скрепило их союз – магия или просто рассудительное обращение, отношения царевича (а потом и царя) с его конем вылились в многолетнюю дружбу, о которой позже слагались легенды.

   Обученный логике величайшим для того времени специалистом в этой области, царевич выработал для себя весьма логичный, хотя, возможно, весьма необычный подход ко всякого рода препятствиям. Намереваясь однажды форсировать опасную реку, чтобы вступить в очередную битву, Александр столкнулся с почти открытым возмущением старших командиров македонской армии. Но командиры вовсе не желали сознаваться в своих страхах и лишь напомнили царю, что на дворе был май – месяц, когда македонские монархи, по обычаю, избегали всяких сражений. Тогда Александр, заинтересованный в очередной победе более, чем в уважении к древним обычаям, воскликнул: «Если так, мы вернем апрель!» – и лично возглавил переправу конницы.

   Он был молод и он спешил. Филипп обдумал план покорения Азии, Александр его осуществил. К концу 336 г. до н. э. юный македонский царь заставил союз эллинских городов-государств присоединиться к великому походу против персов под его верховным командованием. Однако начало наступления задержалось в связи с умиротворением беспокойных северных соседей во Фракии и Иллирии, пришлось подавить и опасный мятеж в Фивах; но ранней весной 334 г. до н. э. Александр уже вел войска в Малую Азию. Античные историки по-разному оценивают численность его армии: видимо, в ней было 30 000– 40 000 пехотинцев и 4000–5000 всадников.

   В этой великой экспедиции принимали участие также художники, инженеры и ученые. Александр вторгался в полный неожиданностей новый мир и не желал упустить ни малейшей возможности зафиксировать, оценить и истолковать все открытия. Кроме того, и среди превратностей войны царь вовсе не желал ограничивать свои интеллектуальные запросы: в обозе за ним следовала целая библиотека литературных, философских и исторических текстов, которую регулярно пополняли.

   За четыре года Александр покорил половину Персидской империи, простиравшейся тогда на запад до Финикии и Египта. От Малой Азии до берегов Нила местные правители, которые подчинялись верховному правителю Персии Дарию III, несли поражения на полях битв и либо сдавались на милость македонского царя, либо признавали свою зависимость от него. В ноябре 332 г. до н. э. египтянам было даже дано лицезреть его коронацию в качестве фараона на пышной церемонии в Мемфисе, который вот уже 2600 лет являлся их официальной столицей. Дарий, обреченный видеть, как Александр захватывает самые богатые куски персидских владений, сделал несколько попыток заключить мир, но македонец отверг их.

   «Впредь, – заявил Александр, отвечая на одно из посланий правителя Персии, – если ты вознамеришься обратиться ко мне, пиши мне как царю Азии; не именуй меня равным, но проси как властелина всех твоих земель». Тем не менее, когда Дария зарезал один из его неверных вассалов, Александр неотступно преследовал убийцу персидского царя по всему Туркестану, словно ангел-мститель, и, схватив его, выдал на суд персам, которые вынесли и привели в исполнение смертный приговор.

   Но герой-завоеватель был всего-навсего человеком и грешил поступками, недостойными героя. Плутарх и Арриан, не всегда согласные в описании различных событий, сходятся в том, что зиму 330 г. до н. э. Александр провел в Персеполе, древней столице Персии, занимая там великолепный дворец. Очередная пирушка здесь знаменовала открытие весеннего военного сезона. В разгар веселья кому-то из гуляк (возможно, это была афинянка Тайс – любовница македонского полководца Птолемея) пришло в голову заявить, что в качестве заключительного акта правосудия участникам празднества следовало бы сжечь здание. В конце концов, если персы, за 150 лет до этого вторгшись в Грецию, разрушили афинский Акрополь, теперь, спустя несколько поколений, греки могли отплатить старым недругам той же монетой.

   Согласно дошедшей до нас версии, Александр, не обращая внимания на возражения одного из своих советников, сам бросил первый факел и позволил афинской даме швырнуть второй. Затем с чашами в руках вся компания покинула дворец и стала наблюдать, как огонь охватывает стены, украшенные изображением процессий данников и придворных, и величественные колонны. Другие историки вовсе не упоминают об этом пиршестве, но подтверждают, что главная вина за пожар лежит на Александре. Видимо, позднее он сожалел о подобном вандализме – непростительном для человека, стремившегося предстать в глазах персов не чужаком-завоевателем, а их собственным новым царем.

   Персы оплакивали свою уничтоженную столицу, а Александр продвигался дальше. После броска на древний город Экбатаны, примерно в 640 км к северо-западу, он направился к берегам Каспийского моря и повернул на восток, вдоль северной границы сегодняшних Ирана и Афганистана, к Гиндукушу (где на перевалах еще лежали остатки зимнего снега) и в северо-восточную персидскую провинцию Согдиана. Затем, завершив покорение Персидской империи, македонский царь повернул на юг и вышел в долину Инда, где стал готовиться к вторжению в загадочную страну, лежавшую на другом берегу реки, в Индию.

   Но когда Александр в 327 г. до н. э. осуществил это намерение, он обнаружил, что эта во всем запредельная земля встречает его самыми невообразимыми преградами: муссонными дождями, изнурительной жарой и храбрыми воинами раджи Лахора, восседавшими на 200 боевых слонах, которые трубили, идя в сражение. Но не эти напасти в конечном счете остановили великого завоевателя. Повернуть назад в Персию Александра вынудили волнения в собственной армии. Историки объясняют это усталостью солдат, находившихся на грани бунта, ранением самого Александра в голову при штурме крепости в среднеазиатском походе и разными другими причинами.

   Легенды дают более поэтическую версию о тоске Александра по морю. Завоеватель якобы всегда мечтал об острове, «лежащем на море шумно широком, в гремящем прибое», как говорит Гомер об острове Фаросе. В таком месте мечтал Александр закончить свои дни, а не в знойных равнинах Месопотамии или в еще более жаркой долине Инда… Индийская легенда рассказывает, что Александр, перейдя Инд и решив дойти до сердца Индии – Декана, наткнулся на развалины очень древнего города. Среди развалин уцелел незапамятной древности храм. Несколько жрецов жили в нем среди населенной львами пустыни, охраняя священную реликвию прошлого – черную корону царей исчезнувшего народа, тех времен, когда людьми правили боги или герои, произошедшие от союза смертных женщин с небожителями. Существовало предание, что, если человек божественного происхождения наденет эту корону и выйдет в ней на свет полуденного солнца, его ум обострится волшебным образом, и он, познав сущее и вспомнив прошедшее, приобретет равную богам силу. Но если корону наденет простой смертный, он лишится памяти и станет, как младенец, игрушкой в руках судьбы и людей. Александр слышал это предание и потребовал от жрецов корону. Те сначала отказали ему, но завоеватель пригрозил разобрать храм по камешку и все равно найти укрытое сокровище.

   Жрецы предупредили царя, что только дитя богов может безнаказанно надеть черную корону, но Александр рассмеялся. Версия о его божественном происхождении от союза его матери Олимпиады с Дионисом, вначале сочиненная его матерью, ненавидевшей отца Александра, хромого Филиппа, с годами приобрела силу факта. И Александр, без сомнения, сам в нее верил. Без колебания он вошел в святилище храма, где жрецы окурили его дымом священного дерева и увенчали черной короной. Александр вышел на залитые солнцем ступени и, гордо оглядевшись, стал ожидать нисхождения божественной силы. Вдруг великий завоеватель пошатнулся, его загорелое лицо побелело, и он грохнулся на ступени, покатившись вниз, на песок. Едва соратники подняли своего полководца, тот очнулся, но тут обнаружилось, что он забыл все, о чем думал и чем жил в последнее время. Легенда говорит о том, что царь излечился от тоски по Элладе. Рассвирепевшие воины, обвиняя жрецов в том, что они нарочно погубили полководца, истребили их, а корона попала в личную сокровищницу Александра. Главное же было в том, что Александр забыл, зачем он пришел в Индию, забыл свои планы на будущее и повернул войско назад. Вернувшись в Вавилон, царь заболел лихорадкой и вскоре умер.

   Эту легенду привел в романе «Лезвие бритвы» известный фантаст Иван Ефремов, он же ее, вероятно, и придумал.

   Если покорением всей Индии Александр похвастаться не смог, то у него оставалось немало других возможностей дать выход своей невероятной энергии. Ни один военачальник до сих пор не покорял столь обширные территории и ни у кого еще не было столь грандиозных планов относительно захваченных стран. Царь основывал города, поощрял торговлю и развивал систему государственного управления, прокладывал дороги и строил порты. Он также весьма прозаическим способом содействовал распространению греческой культуры, поощряя браки между своими военачальниками и знатными персидскими дамами. Согласно оценке некоторых историков, Александр стремился создать космополитическую цивилизацию, где смешались бы Восток и Запад. По мнению же других современных ученых, греки в Азии, как и колонизаторы позднейших эпох, были не столько заинтересованы в духовном и культурном обмене, сколько стремились создать на чужой земле некое подобие отчего дома.

   …Зимой 324/323 г. до н. э. Александр совершил свой последний поход – против коссеев (касситов), живших в горах и постоянно беспокоивших своими разбойничьими набегами жителей Месопотамии. Царь ликвидировал опасность и водворил мир. Завершив эту экспедицию, Александр повел свою армию в Вавилон, ставший его последней резиденцией. По дороге он встретил направлявшихся к нему послов из Африки, Италии и далекой Испании. Имеются указания, хотя их достоверность и ставится под сомнение, что побывало у Александра и посольство от римлян для выяснения вопроса об антиатах, занимавшихся пиратством: Александр обвинял в этом Рим, под властью которого они находились.

   В последние месяцы своей жизни Александр разрабатывал планы завоевания всего средиземноморского мира. Он собирался захватить Карфаген, Северную Африку и Испанию, утвердиться в Сицилии, совершить поход вплоть до Геракловых столпов (совр. Гибралтарский пролив). Были у него и другие замыслы: разузнать, с каким морем соединяется Каспийское; захватить Южную Аравию. Для осуществления всех этих планов велись интенсивные подготовительные работы: строились корабли, набирались и обучались команды в Финикии, Сирии и вообще всюду, где только было возможно. В Вавилоне царь приказал соорудить верфи и вырыть огромный бассейн, рассчитанный на 1000 кораблей. Собирал он и войска: 20 тысяч персов были зачислены в македонские части. Особое внимание уделял Александр развитию мореплавания в Индийском океане и укреплению морских связей с Индией. Вероятно, этими планами объясняется предпринятая им попытка набрать в Финикии и Сирии моряков и поселить их на берегу Персидского залива.

   …Сохранились сообщения о разного рода знамениях, якобы предвещавших Александру беду. Рассказывали, будто перед вступлением царя в Вавилон его встретили прорицатели-халдеи, уговаривая не входить в город или, по крайней мере, не входить в западном направлении. Александр им не поверил, подозревая, что они желают бесконтрольно распоряжаться храмовой казной. Согласно другой версии, Александр физически не смог выполнить указания халдеев. Когда Александр совершал плавание по Евфрату к реке Паллакопе и через нее попал в озера, он во время плавания потерял царскую диадему, упавшую в тростник. Моряк, снявший диадему с тростника, чтобы было удобнее плыть, надел ее себе на голову. В этом усмотрели предвестие несчастья и моряка наказали (по одной версии – казнили, по другой – бичевали). Еще более страшным показалось, что однажды на царском троне обнаружили сидящим никому не ведомого человека в царском одеянии и венце; его казнили, но случившееся запомнилось всем.

   После очередного застолья (у некоего Медия) Александр простудился и заболел, по некоторым предположениям, воспалением легких. Полагают, что у него была также и тропическая малярия. Он пытался заниматься делами, приносил жертвы, велел Неарху готовиться к походу. Но с каждым днем Александру становилось все хуже, он уже не мог говорить. Солдаты взволновались и пожелали видеть царя; медленно один за другим проходили они мимо постели больного, с трудом пожимавшего им руки и приветствовавшего их взглядом. Несколько приближенных, по стародавнему греческому обычаю, легли спать в храме Сераписа, надеясь, что тот явится к ним во сне и скажет, не следует ли принести царя в храм и там умолять об исцелении. Бог, как говорили, повелел не трогать Александра с места.

   13 июня 323 г. до н. э. (28 даисия по македонскому календарю, соответственно 28 таргелиона – по афинскому), в 114 олимпиаду, в год, когда архонтом в Афинах был Гегесий, через несколько недель после своего 33-летия, Александр скончался в Вавилоне. Причина его таинственной смерти остается неизвестной до сих пор. Ариан, Плутарх, Диодор передают рассказы о том, что Александр был якобы отравлен по приказанию Антипатра, бывшего наместником Македонии, и что яд приготовил Аристотель. Однако Арриан, а его произведения можно считать наиболее достоверными, не доверял этому преданию.

   Версий у историков хватает: отравление (в том числе и лекарственными составами), грипп, полиомиелит, лихорадка, брюшной тиф… Основные гипотезы основаны на исторических описаниях симптомов его двухнедельной болезни.

   Два американских врача, эпидемиолог Джон Мэрр из Департамента здравоохранения штата Вирджиния и эксперт по инфекционным болезням Чарльз Калишер из Колорадского университета в Форт– Коллинз выдвинули новое предположение: причиной смерти Александра явился западно-нильский энцефалит. Эта болезнь, распространенная в Африке, Западной Азии и на Ближнем Востоке, получила широкую известность при ее появлении в США в 1999 г. Вирус энцефалита заражает птиц и животных, а людям передается посредством укусов кровососущих насекомых. Мэрр и Калишер цитируют Плутарха, одного из самых известных биографов Александра Македонского. Плутарх пишет, в частности, следующее: «Неарх сообщил Александру, что ему встретились халдеи, которые просили передать царю, чтобы он не вступал в Вавилон. Но Александр не обратил на это внимания и продолжал путь. Приблизившись к стенам города, царь увидел множество воронов, которые ссорились между собой и клевали друг друга, причем некоторые из них падали замертво на землю у его ног. Вскоре после этого Александру донесли, что Аполлодор, командующий войсками в Вавилоне, пытался узнать о судьбе царя по внутренностям жертвенных животных. Прорицатель Пифагор, которого Александр призвал к себе, подтвердил это – и на вопрос царя, каковы же были внутренности, ответил, что печень оказалась с изъяном. «Увы, – воскликнул Александр, – это плохой знак!»

   Американские исследователи считают, что вороны (Сог-уш согах) особенно восприимчивы к инфекциям – они были ответственны и за распространение этого вируса в США. Мэрр и Калишер проверили свою идею с помощью общедоступной диагностической программы. После введения в компьютер симптомов болезни, поразившей Александра – инфекция дыхательных путей, нарушение работы печени, сыпь, упоминания о связи заболевания с птицами – программа четко ответила: 100 % вероятности западно-нильского энцефалита! А ведь раньше это заболевание никто и не думал рассматривать, как вероятную причину смерти Александра. Свидетельства странного поведения птиц, на которые указывает Плутарх, тоже никого не настораживали. Основной причиной такого «невнимания» врачи считают то обстоятельство, что болезнь лишь сравнительно недавно приняла глобальные формы и стала известна всем.

   Западно-нильский вирус, первоначально выделенный в Уганде в 1937 г. у пациента, больного лихорадкой, является одним из многих вирусов, вызывающих энцефалит. До начала 90-х годов XX в. ареал болезни был ограничен Африкой и Азией, но в 1999 г. западно-нильский энцефалит был «импортирован» в США, а в 2003-м здесь говорили уже о многих тысячах случаев заражения американцев. Для людей старше 70 лет болезнь оказывалась почти обязательно смертельной, но вообще-то африканский вирус мог убить любого… В «лучшем» случае больным грозил, например, периферический паралич. Увы, к несчастью для себя, завоеватель полумира свыше 23 столетий тому назад сам пришел на свидание со страшной болезнью.

   Последние слова Александра о том, что он завещает свою власть «лучшему» (возможен также другой перевод: «сильнейшему»), что он предвидит страшную борьбу над своей могилой, вероятно, придуманы. Но они, к несчастью, сбылись. Спустя несколько лет династия Аргеадов, давшая миру двух великих завоевателей, погибла. В 317 г. до н. э. по приказанию Олимпиады были убиты Арридей, сын Филиппа от фессалиянки Филлины, и его жена Евридика. В 316 г. до н. э. Кассандр, сын Антипатра, велел убить саму Олимпиаду, а в 311 г. до н. э. – находившихся под стражей жену Александра Роксану и ее сына Александра IV. Другой сын Александра, Геракл, пал жертвой Полиперхонта.

   Смерть царя обескуражила его приближенных и верных подданных, но нашлись и враги, которые не скрывали удовлетворения в связи с ранней кончиной своего повелителя. «Александр умер? – воскликнул один из афинских ораторов. – Это невозможно. Его труп смердел бы на весь мир». Однако огромные толпы – по крайней мере, так это представлялось очевидцам – собрались поглазеть на живописный погребальный экипаж, специально построенный для того, чтобы отвезти на родину покойного монарха. Тело, забальзамированное специалистами, молившими небо о разрешении «притронуться к умершему богу», положили в золотой гроб и накрыли пурпурной тканью, шитой золотыми нитями. Золотом сияло и миниатюрное изображение храма, венчавшего катафалк. Крыша храма была украшена инкрустацией из драгоценных камней, среди ионических колонн виднелись четыре статуи божества победы с боевыми трофеями, а также головы козерогов, увитые акантовыми листьями и оливковыми ветвями. Все было сделано кузнецами и другими искусными ремесленниками из того же дорогого металла, сверкавшего и сиявшего под лучами солнца пустыни.

   Большие колокола, закрепленные над передвижным погребальным саркофагом, своим звоном извещали стоявшие в ожидании толпы о приближении экипажа. А для просвещения публики на нескольких панно изображались самые яркие эпизоды биографии героя: Александр, стоящий на царской колеснице, его готовая к бою конница, шеренги индийских боевых слонов, военный флот. Даже колеса катафалка позолотили и украсили львиными головами с копьями в зубах. Золотом блестели и попоны 64 мулов, запряженных в траурный кортеж, увозивший тело царя из Азии.

   По обычаям предков, Александра следовало похоронить в Эгах, древней столице Македонии. Но прославленный полководец Александра Птолемей, оставивший за собой египетскую часть империи македонского царя, направил траурный кортеж в Египет и захоронил тело в Мемфисе, где оно пребывало до конца IV или начала III в. до н. э. Затем один из наследников Птолемея перевез останки в Александрию – город, основанный самим великим царем; там прах перезахоронили. Однако в конце III в. до н. э. его вновь извлекли из земли и поместили в мавзолей.

   Здесь тело Александра Великого покоилось около 300 лет – в золотом саркофаге, в склепе, ставшем святилищем. Когда в 89 г. до н. э. очередной Птолемей переплавил золотой саркофаг в связи с катастрофическими финансовыми обстоятельствами, забальзамированное тело, находившееся, как сообщают источники, по-прежнему в отличном состоянии, переложили в более скромный гроб, украшенный цветным стеклом. Усыпальница еще не одно столетие оставалась местом паломничества: преемники Александра, а также новые покорители Египта – Юлий Цезарь, Марк Антоний, первый римский император Август – все побывали у гроба, чтобы засвидетельствовать свое уважение праху македонского властителя. По словам Светония, Август велел вынести гроб Александра из святилища, «в знак преклонения он возложил на него золотой венец и усыпал тело цветами. А на вопрос, не угодно ли ему взглянуть и на усыпальницу Птолемеев, он ответил, что хотел видеть царя, а не мертвецов».

   Последним документально подтвержденным посетителем покойного Александра был римский император Каракалла, побывавший здесь в 215 г. Вскоре после этого события город стал ареной яростных бунтов, во время которых, очевидно, усыпальницу Александра могли повредить и разграбить. Несомненно, в позднейшие годы ей выпало пострадать еще больше, так что к IV в. никто уже не мог с уверенностью сказать, где покоится тело Александра. Археологи бесчисленное множество раз ставили перед собой задачу установить местонахождение праха македонского царя. Одна только Египетская организация по изучению античности более 140 раз предпринимала соответствующие поиски (последняя попытка датируется 1991 г.). Однако ничего похожего на такой склеп пока не найдено. Правда, недавние археологические открытия в районе Александрии Египетской дают надежду, что эта история еще не окончена.

   Не менее загадочными представляются и намерения Александра относительно будущего великой империи после его смерти: он не назвал наследника и не оставил никакого достоверного завещания о распределении обширных владений. В конечном счете в результате изнурительных состязаний в погоне за властью империя распалась на три отдельные части, в каждой из которых правили наследники старых товарищей Александра по оружию. Потомки Птолемея царствовали в Египте, основав династию, правившую здесь более 250 лет. Македония и Фессалия отошли другому полководцу, Антигону. Города Южной Греции, формально вновь обретшие независимость, остались под сильным влиянием северных соседей. А на другом берегу Эгейского моря еще один из военачальников Александра, Селевк, сумел сохранить как единое государство большинство покоренных азиатских территорий, хотя индийский монарх Чандрагупта и отвоевал некоторые районы своей страны, ранее захваченные греками.

   Созданное Александром громадное государство распалось, но не все творения великого полководца канули в небытие. До сих пор стоит любимое детище Александра, фактический центр его державы, величественный город на египетском побережье Средиземного моря – Александрия.

   В 331 г. до н. э. Александр лично исходил здесь огромную полосу земли между морем и озером Марьют. В сопровождении архитектора Динохара царь разметил периметр города, определил места под агору и храмы, наметил планировку улиц таким образом, чтобы их продувал прохладный морской ветер. По сведениям историка Аристандра, основатель новой столицы страстно желал создать здесь крупный городской центр, который стал бы «заботливой матерью для людей всех наций».

   Возникнув на стыке европейского, азиатского и африканского миров, Александрия неизбежно должна была обрести черты интернационального города. Различные национальности – коренные египтяне, эллины, многочисленное и процветающее еврейское население, – возможно, и не смешивались больше, чем это диктовалось потребностями общественной и деловой жизни, но придали городу тот дух космополитизма, который сохраняется уже более 2000 лет. Как уже упоминалось, после смерти македонского царя

   Александрией (и всем Египтом) управляли Птолемеи. Подобно всем деспотам они снимали сливки с городской торговли и местного сельского хозяйства в свою пользу. Однако часть доходов Птолемеи направили на реализацию двух честолюбивых интеллектуальных проектов.

   Первым из них был Мусейон – учреждение, предназначенное для научных работ самого высокого уровня. Лучшие ученые той эпохи, находясь здесь на полном пансионе, в приятной, уединенной обстановке – среди крытых аркад, затененных ниш и уютных скамей – могли заниматься творческими поисками. Кроме того, под его кровом 72 еврейских специалиста перевели с иврита на греческий язык Септуагинту – Пятикнижие Моисеево. Здесь, безусловно, сохранялось ярко выраженное поклонение Греции; те, кто обращался к культурному наследию эллинистического мира, самобытную египетскую культуру, очевидно, считали чем-то, в лучшем случае, провинциальным и экзотическим.

   Второй из созданных научных институтов уже тогда вошел в легенды. Это великая Александрийская библиотека, задуманная как хранилище всех известных на тот период работ греческих авторов по всем отраслям науки и искусства с целью не допустить утраты или забвения мудрости древних. Для собирания такого фонда (в лучшие годы он насчитывал полмиллиона томов) в предприятие вкладывались значительные средства. Способствуя комплектации хранилища, Птолемей III издал закон, по которому каждый корабль, входивший в александрийский порт, должен был предоставить для копирования все имевшиеся на борту рукописи, владельцам же возвращали именно копии, а оригиналы оставались в библиотеке.

   В погоне за особо значимыми работами Птолемей и его главный библиотекарь не связывали себя чрезмерно жесткими требованиями морали по отношению к обладателям раритетов. Когда Афины, например, без особого энтузиазма отправили в Александрию хранившиеся в Аттике бесценные канонические списки пьес Эсхила, Софокла и Еврипида, афиняне настояли на предварительном внесении александрийской стороной внушительной суммы в качестве залога. Но едва царствовавший в то время Птолемей узнал о прибытии драгоценного груза, он решил оставить Афинам деньги, а себе – манускрипты. Тем не менее огромных богатств Птолемеев оказалось недостаточно, чтобы навсегда сохранить фонды библиотеки: при штурме Александрии римлянами в I в. до н. э. это уникальное собрание текстов было уничтожено огнем.

   Все это произошло уже спустя много лет после смерти Александра. Но кажется, что все последующие правители пытались дотянуться до него, сравнивали себя с ним, старались оставить после себя что-то сопоставимое с его деяниями. Удавалось это единицам.