загрузка...

Чингисхан вернулся в Монголию в 1225 г. и провел жаркое лето в своей ставке. Его тревожили известия о намечавшемся союзе Цзинь с тангутами. Он не мог не помнить, что последние в оскорбительной форме отвергли его приказ предоставить вспомогательный корпус перед походом в Центральную Азию в 1218 г. Тогда советник императора тангутов, главный военачальник Ашагамбу, сказал: «Если у Чингисхана недостаточно сил для того, что он хочет предпринять, зачем он взял на себя роль императора?», – очевидно, надеясь, что Чингисхан потерпит поражение в войне с Хорезмом и Тангутское государство вернет себе независимость без пролития крови.

В тот раз Чингисхан не мог распылять силы, теперь же подошло время для мести и для превентивного удара по создающемуся союзу тангутов и чжурчжэней.

Именно в этот период (1225–1226 гг.) Чингисхан уделил много внимания совершенствованию организации своей империи. Уже созданные административные институты теперь приспосабливались к контролю за огромным покоренным миром – от берегов Тихого океана до Черного моря – и тем, который еще надлежало покорить. Вероятно, именно в это время была переписана и одобрена окончательная редакция кодекса законов – Яса.

Удачные войны в Китае, Центральной Азии, Иране, на Кавказе и в Южной Руси, позволившие тюрко-монгольскому правительству кормить армию, не спасали страну от экономического кризиса, поскольку при огромных расстояниях доставлять добычу домой было очень трудно. Большая часть ее исчезала по дорогое и не попадала в Монголию. Еще и поэтому Чингисхан ухватился за повод к войне с близлежащим Тангутом.

Тем временем тангутский правитель пытался договориться о мире, но условия оказались неприемлемыми для тангутов – отдать в заложники наследника. Это было роковое решение – Чингисхан припомнил тангутам все, от укрывательства его врагов до отказа дать вспомогательные войска в 1218 г.

В эпоху Чингисхана Тангутское государство, окруженное более могущественными державами, несмотря на собственную армию, насчитывающую, по некоторым источникам, до 150 тыс. человек, было всегда под угрозой вторжения. Тангутское государство Си-Ся, в состав которого входили двадцать две полуземледельческие, полускотоводческие провинции, простиралось по ту сторону Великой стены, захватывая область Ордоса, обширное плато, расположенное внутри большой петли Хуанхэ и территории Нинся и Ганьсу. О происхождении Тангутской империи известно мало, только то, что она возникла в конце X в. как своего рода китайский доминион. Тангуты (народность, близкая к тибетцам и кьянгам) служили китайским императорам династии Тан и получили в свое распоряжение территорию, находившуюся под контролем последних. Союзники Китая во времена «пяти династий» (907–960 гг.), затем, при династии Сун (960—1279 гг.), они добились независимости, когда китайцы не выдержали натиска завоевателей с севера – киданей.

Итак, в 1226 г. среди тюрко-монголов была снова проведена мобилизация. Военачальники собрали тысячи людей, лошадей и верблюдов, следовавших за воинами. Чингисхана сопровождали Угэдей и Толуй и даже Есуй, одна из его жен. Все было готово к походу на тангутов. Как раз в это время Чингисхан устроил облавную охоту, и его конь в какой-то момент резко встал на дыбы и сбросил на землю своего седока. Хана отнесли в шатер. Его мучили страшные боли, тело горело, как в лихорадке. Один из полководцев хана предложил отложить вторжение в Си-Ся, но Чингисхан был непреклонен: «Если мы уйдем, тангуты не замедлят объявить, что мы струсили». Страдая от боли, Чингисхан заявил, что дойдет до столицы государства Си-Ся.

В марте 1226 г. армия Чингисхана вступила в пределы Тангутского государства. Кавалерия прошла через Гоби, затем подошла к границам населенных районов, туда, где проходил Великий Шелковый путь.

Первым, в марте 1226 г., пал город Хара-Хото, его защитники и население были перебиты. Тюрко-монголы последовательно сокрушали западную часть Си-Ся – летом пал крупный тангутский город Сучжоу, его население было уничтожено, спаслось только 106 семей.

Города Сучжоу, Ганьчжеу, Дуньхуан испытали на себе влияние других стран, в основном центральноазиатских, но также Тибета, Индии и Запада – через буддизм и несторианство.

Овладеть ими не представляло большого труда для тюрко-монгольских завоевателей. Войска смогли там сытно жить, используя запасы найденного зерна. Но жара вскоре стала нестерпимой, и Чингисхан на какое-то время обосновался в горах, возвышающихся над оазисами.

Летом тюрко-монголы перешли в тотальное наступление на тангутов.

Чингисхан ответил на вызов Ашагамбу, на каждое его слово: он вырвал у него сокровища, драгоценные шелка, шатры и раздал его стада верблюдов своим воинам. Затем он отдал приказ, чтобы все тангуты, захваченные в плен, были отданы на милость его солдат. Все мужское население, способное держать в руках оружие, было перерезано. Империя Си-Ся так никогда больше и не смогла подняться из развалин, оставленных армиями Чингисхана. Через несколько месяцев кавалерия хана овладела городом Ланьчжоу и близко подошла к Нинся, вражеской столице. Город, построенный на берегах Хуанхэ, был окружен поясом мощных укреплений и имел большие запасы продовольствия и вооружения. Тюрко-монголы начали его планомерную осаду.

Тем временем, в том же 1226 г., Угэдей был послан в Китай. Власти Китая, хотя и слабые, были еще в состоянии черпать из огромных человеческих резервов сторонников. Угэдей продвигался вдоль реки Вэй, затем пересек провинцию Хэнань и дошел до столицы Цзиней. Цзини не смогли мобилизовать войска: только два года спустя им удастся добиться каких-то успехов, но это будут всего лишь последние вспышки угасающей династии.

Оставалась осада Нинся, резиденции государя Си-Ся Ли Яна и всего его двора. Столица империи тангутов была расположена на левом берегу Хуанхэ и защищена с запада горами Алашань. Нинся была важным торговым центром на границе с великой пустыней Гоби, где шел обмен тканями, коврами из белой верблюжьей шерсти, шелками, оружием. Здесь мирно сосуществовали общины буддистов и несториан, в городе было три христианских несторианских церкви.

В то время как в городе готовились к обороне, кочевники расставляли вокруг его стен воинские корпуса, чтобы перекрыть все выходы. Чингисхан с частью своей кавалерии опустошал области империи тангутов, тогда как сыновья великого хана вели свои войска в малые города, которые безжалостно громили, согласно категорическому приказу: уничтожать, никого не щадя, ни курицы, ни собаки. Сам хан принял на себя командование несколькими полками. Значительную часть 1227 г. он провел, двигаясь между Хуанхэ и верховьями реки Вэй, в окрестностях городов Ланьчжоу и Лондэ и горами Люпань. Когда наступил зной, он разбил свой лагерь на склонах Люпаншаня, где нашел одновременно отдых и прохладу.

Ли Ян оказался в западне в собственной столице. В первой половине июня он был вынужден принять решение о сдаче столицы. Ли Ян направил послов во вражеский лагерь, чтобы сообщить Чингисхану, что он просит для своей капитуляции месяц отсрочки.

Прошло несколько недель, и Ли Ян вышел из Нинся, чтобы объявить о капитуляции. Его сопровождала многочисленная свита и слуги, несшие драгоценные дары. Там были «сияющие золотом изображения Будды, золотые и серебряные чаши и кубки, юноши и девушки, лошади и верблюды – все числом, кратным девяти», считавшимся у монголов счастливым. Ли Яна сопроводили к императорскому шатру, но не допустили к хану. Он должен был поклониться издали, «через приоткрытую дверь».

Был ли Чингисхан уже мертв, когда Ли Ян капитулировал? Очень возможно, что вождь тангутов сдался пустому трону, но он этого так и не узнал, так как был немедленно казнен в соответствии с ранее отданным приказом хана. Согласился бы капитулировать Ли Ян, если бы знал о смерти Чингисхана? Очевидно, тюрко-монгольские военачальники до последней минуты заставляли Ли Яна верить в то, что он сдался полководцу, способному мановением руки «повелевать облаками».

Победа над Тангутским государством повлекла за собою добровольное подчинение Тибета.

Так в конце 1227 г. пало государство Си-Ся, его уничтожение стало последним деянием «Покорителя Вселенной» Чингисхана.

Чингисхан явился на свет со сгустком крови, зажатым в кулаке, знаком воинственного будущего. Предзнаменование сбылось: даже стоя на пороге смерти, в семьдесят два года, он так и не перестал быть военным человеком, и даже когда его не стало, его приказы продолжали выполнять.

Согласно указанию Чингисхана, его смерть хранилась в секрете его младшим сыном Толуем, который сопровождал отца как в этой кампании, так и на туркестанской войне, и который унаследовал командование войсками, ведущими боевые действия. Только когда сопротивление тангутов было окончательно сломлено, скорбную весть объявили друзьям и врагам. Тело Чигисхана привезли в Монголию. Точное место захоронения было сохранено в тайне; согласно некоторым источникам, он был похоронен в лесах горы Буркан.

В августе 1227 г. преемник Чингисхана Угэдей принес в его честь большие жертвоприношения согласно тюрко-монгольским традициям. В семьях нойонов были отобраны сорок самых красивых девушек. Их одели в праздничные платья, украсили драгоценностями и, как пишет Рашид-ад-Дин, отправили служить Чингисхану в мире ином. Вместе с ними похоронили лучших коней.

Относительно причин смерти Чингисхана, кроме официальной версии о падении с коня во время охоты, существуют несколько других, к примеру, что он умер не своей смертью. Так, у Марко Поло Чингисхан умер от раны в колено стрелой, у Плано Карпини – от удара молнии.

Согласно распространенной монгольской легенде, Чингисхан умер от раны, нанесенной тангутской ханшей, красавицей Кюрбелдишин-хатун, которая провела единственную брачную ночь с Чингисханом, взявшим ее в жены по праву завоевателя.

Даже после своей смерти Чингисхан продолжал жить в монгольской истории как путеводный дух и воплощение нации. Его имя упоминалось в каждом важном государственном документе, изданном его продолжателями; Яса осталась основой монгольского императорского закона; сборник его высказываний (Билик) стал источником мудрости для будущих поколений; в качестве претендентов на трон рассматривались только его потомки.

Постараемся раскрыть идейную сущность его государственной теории, чтобы опровергнуть то совершенно неправильное представление о Чингисхане как о простом поработителе, завоевателе и разрушителе, которое создалось в исторической литературе и главным образом под влиянием одностороннего и тенденциозного отношения к нему современных ему летописцев, представителей разных завоеванных им оседлых государств.

В то время как Александр Македонский и Наполеон окружены ореолом славы, Чингисхан остается варваром, навсегда запятнанным кровью многих народов. В общественном сознании все еще жив этот образ, и даже писатели строго судят тюрко-монгольского завоевателя. Его представляли то гениальным стратегом, то восточным деспотом, жаждущим власти и крови; то он вождь суровый, но справедливый, сумевший завоевать место под солнцем для народа, едва вышедшего из мрака варварства, то самодержец, действующий мечом и огнем. Одним словом, человек, сумевший терпеливо выковать империю от Сибирской тайги до берегов Инда и от побережья Тихого океана до Черного моря, остается до сих пор плохо изученным.

Итак, остановимся на идеологической основе империи Чингисхана.

Чингисхан был носителем большой и положительной идеи, и в действительности его стремление к созиданию и организации преобладало над стремлением к разрушению.

По отдельным сохранившимся до нас его изречениям и по общему характеру всех его установлений мы можем восстановить его систему и дать ей ту теоретическую формулировку, которую сам Чингисхан не дал и дать не мог.

Чингисхан был не только великим завоевателем, но был и великим организатором. Как всякий государственный организатор крупного масштаба, он в своей организационной деятельности руководствовался не только узкопрактическими соображениями текущего момента, но и известными высшими принципами и идеями, соединенными в стройную систему. Как типичный представитель туранской расы, он неспособен был сам ясно формулировать эту систему в отвлеченных философских выражениях, но, тем не менее, ясно чувствовал и сознавал эту систему, был весь проникнут ею, и каждое отдельное его действие, каждый его поступок или приказ логически вытекал из этой системы.

Очевидна его ведущая роль во всех важных военных и политических решениях, принятых в период его правления. Не подлежит сомнению талант Чингисхана умело координировать деятельность своих подчиненных. Как военный предводитель и государственный деятель, он, без сомнения, имел широкий кругозор и чувство реальности.

К своим подданным, начиная с высших вельмож и военачальников и кончая рядовыми воинами, Чингисхан предъявлял известные нравственные требования. Качества, которые он больше всего ценил и поощрял, были верность, преданность и стойкость; пороки, которые он больше всего презирал и ненавидел, были измена, предательство и трусость. Эти показатели были для Чингисхана признаками, по которым он делил всех людей на две категории. Для одного типа людей их материальное благополучие и безопасность – выше их личного достоинства и чести, поэтому они способны на трусость и измену.

Такие люди – натуры низменные, подлые, по существу рабские, Чингисхан презирал их и беспощадно уничтожал. На своем завоевательском пути Чингисхану пришлось свергнуть и низложить немало правителей. Почти всегда среди приближенных и вельмож таких правителей находились изменники и предатели, которые своим предательством способствовали победе и успеху Чингисхана. Но никого из этих предателей Чингисхан за их услугу не вознаградил: наоборот, после каждой победы над каким-нибудь царем или правителем великий завоеватель отдавал распоряжение казнить всех тех вельмож и приближенных, которые предали своего господина. Их предательство было признаком их рабской психологии, а людям с такой психологией в империи Чингисхана места не было. И наоборот, после завоевания каждого нового царства Чингисхан осыпал наградами и приближал к себе всех тех, которые оставались верными бывшему правителю этой завоеванной страны до самого конца, верными даже тогда, когда их верность была для них явно невыгодна и опасна. Ибо своей верностью и стойкостью такие люди доказали свою принадлежность к тому психологическому типу, на котором Чингисхан и хотел строить свою государственную систему.

После очередной победы ему не раз случалось вознаграждать или брать к себе на службу тех, кто до конца оставался верен своим господам, его недавним врагам. Рашид-ад-Дин и «Сокровенное сказание» свидетельствуют о случаях такого рода, которые демонстрируют его уважение к храбрости обреченных и дух прочной моральности его правления. Слабых, единожды пришедших под его защиту, он защищал до конца и следовал этому принципу неукоснительно. Предводитель онгутов, Алакуч-тегин, был убит за то, что встал на сторону хана против найманов. Чингисхан позаботился о его семье, приблизил к себе его сына и отдал ему в жены свою дочь, обеспечив благополучие его дома. У побежденных в старых войнах, уйгуров и киданей, не было более надежного покровителя, чем он, точно так же сирийские христиане и армяне найдут самых надежных защитников в лице его внуков. В Ляодуне китайский принц, самый первый вассал Чингисхана, умер во время войны в Хорезме. Его вдова пришла к завоевателю. Он очень любезно принял принцессу и засвидетельствовал и ей и двум ее сыновьям самые теплые отеческие чувства. Во всех аналогичных обстоятельствах в этом кочевнике, в этом истребителе народов, наблюдалось естественное величие духа, даже благородство, что весьма удивляло китайцев.

Люди ценимого Чингисханом психологического типа боятся не человека, могущего отнять у него жизнь или материальные блага, а боятся лишь совершить проступок, который может обесчестить или умалить их достоинство, притом умалить их достоинство не в глазах других людей (ибо людских насмешек и осуждений они не боятся, как вообще не боятся людей), а в своих собственных глазах. В сознании их всегда живет особый кодекс, устав допустимых и не допустимых для честного и уважающего себя человека поступков; этим уставом они и дорожат более всего, относясь к нему религиозно, как к божественно установленному, и нарушение его допустить не могут, ибо при нарушении его стали бы презирать себя, что для них страшнее смерти.

Подразделяя людей на эти две категории, Чингисхан это подразделение ставил во главу угла при своем государственном строительстве. Людей рабской психологии он держал тем, чем только и можно их держать, – материальным благополучием и страхом. И этих людей он к правлению не подпускал. Весь военно-административный аппарат составлялся только из людей второго психологического типа, независимо, монгол он или тюрк, организованных в стройную иерархическую систему, на высшей ступени которой пребывал сам Чингисхан. И если прочие подданные видели в Чингисхане только подавляюще страшную силу, то люди правящего аппарата видели в нем прежде всего наиболее яркого представителя свойственного им всем психологического типа и преклонялись перед ним как перед героическим воплощением их собственного идеала.

При практическом применении своей государственной теории в реальных условиях завоеванных им стран Чингисхан руководствовался тем убеждением, что люди ценимого им психологического типа имеются главным образом среди кочевников, тогда как оседлые народы в большинстве своем состоят из людей рабской психологии. И действительно, кочевник по самому существу своему гораздо менее привязан к материальным благам, чем оседлый горожанин или земледелец.

У кочевнической аристократии все эти черты были еще усугублены родовыми традициями, живым чувством не только личной, но и фамильной чести, сознанием ответственности перед предками и потомками. Неудивительно поэтому, что человеческий материал для своего военно-административного аппарата Чингисхан черпал главным образом из рядов кочевнической аристократии. Но при этом он в принципе вовсе не руководствовался сословными предрассудками: многие назначенные им на высокие посты военачальники происходили из самых захудалых родов, а кое-кто из них и прямо был прежде по своему социальному положению простым пастухом. Для Чингисхана важна была не принадлежность данного человека к тому или иному классу или слою кочевнического общества, а его человеческие качества. Но, как сказано, людей нужного ему типа Чингисхан находил преимущественно среди кочевников, и связь этого психологического типа с кочевым бытом он ясно понимал. Поэтому главный завет, который он дал своим потомкам и всем кочевникам, состоял в том, чтобы они всегда сохраняли свой кочевой быт и остерегались становиться оседлыми.

Отличительным признаком государства Чингисхана являлось то, что это государство управлялось кочевниками.

Другой важной особенностью Чингисханова государства было положение религии в этом государстве. Будучи человеком глубоко религиозным, постоянно ощущая свою личную связь с божеством, Чингисхан считал, что эта религиозность является непременным условием той установки, которую он ценил в своих подчиненных.

Чингисхан не навязывал своим подчиненным какой-либо определенной, догматически и обрядово оформленной религии. Официальной государственной религии в его царстве не было, среди его воинов, полководцев и администраторов были как шаманисты, так и буддисты, мусульмане и христиане (несториане). Государственно важно для Чингисхана было только то, чтобы каждый из его верноподданных так или иначе живо ощущал свою полную подчиненность неземному высшему существу, т. е. был религиозен, исповедовал какую-нибудь религию, все равно какую. В этой широкой веротерпимости известную историческую роль играло то обстоятельство, что сам Чингисхан по своим религиозным убеждениям исповедовал шаманизм, т. е. религию довольно примитивную, догматически совершенно не оформленную и не стремящуюся к прозелитизму.

Веротерпимость Чингисхана отнюдь не была проявлением пассивного безразличия: ему было безразлично, какую именно религию исповедуют его подданные, ему первостепенно важной была сама принадлежность людей к какой бы то ни было религии.

Для государственной системы Чингисхана активная поддержка, утверждение и постановка во главу угла религии были столь же важны и существенны, как утверждение кочевого быта и передача власти в руки кочевников, – и в этом суть его идеологии.

Одаренный политик, он не оставался безразличным к опыту цивилизованных народов. Чингисхан приближал к себе уйгурских советников (Та-Та-Тонг), мусульман (Махмуд Ялавач) и киданей (Елюй Чуцай). Та-Та-Тонг выполнял при нем те же функции, что и при последнем найманском царе, т. е. был своего рода канцлером, а также преподавателем уйгурской письменности для его сыновей. Махмуд Ялавач служил его представителем в Мавераннахре, где он стал первым тюрко-монгольским губернатором. Что касается китаизированного киданя Елюй Чуцая, он привнес в тюрко-монгольское общество основы китайской цивилизации, случалось даже, он способствовал предотвращению массовых истреблений. Одной из его обязанностей было сохранение ценных рукописей в разграбленных или сожженных городах, а также поиск лекарств против эпидемий, порожденных многочисленными бойнями.

Во время последней военной кампании Чингисхана один из его военачальников заметил, что новые китайские подданные империи не представляют для Чингисхана никакой пользы, поскольку они не пригодны к войне, что лучше истребить все население – около десяти миллионов человек, – чтобы извлечь выгоду из земли, превратив ее в пастбище для конницы. Чингисхан уже склонялся принять этот совет, когда Елюй Чуцай вмешался в разговор и объяснил, какие можно извлечь выгоды из плодородных земель и трудолюбивых подданных: налог на земли и на право торговли даст 500 тыс. унций серебра, 80 тыс. кусков шелка и 400 тыс. мешков зерна в год. Тогда Чингисхан поручил ему разработать систему налогообложения. Он пытался доказать, что милосердие является хорошей политикой, и тем самым попадал в точку, так как варварство монголов в основном было порождено невежеством.

Чингисхан оставался неграмотным до конца своей жизни и был типичным кочевником в привычках и понимании прелестей жизни. Как у всех кочевников, наслаждением для него была охота; он был знатоком лошадей; не будучи по натуре развратником, Чингисхан, согласно традициям своего народа и времени, имел нескольких жен и множество наложниц, предостерегая своих подданных от излишних возлияний, сам не испытывал отвращение к вину. Согласно Рашид-ад-Дину, Чингисхан однажды спросил своих полководцев, в чем они видят высшее наслаждение человека. Богурчи сказал, что высшее наслаждение – скакать на лошади весной, на хорошей скорости и с соколом. Другие также высоко ценили охоту. Чингисхан не согласился. «Высшее наслаждение человека, – сказал он, – состоит в победе: победить своих врагов, преследовать их, лишить их имущества, заставить любящих их рыдать, скакать на их конях, обнимать их дочерей и жен». Кажется парадоксальным, что человек, который произнес эти слова, мог наслаждаться беседой с учеными людьми своего времени и всегда проявлял готовность приобретать новые знания, философствовать о жизни и смерти.

Создается впечатление, что Чингисхан испытывал особую симпатию к киданям и уйгурам, самым цивилизованным народам тюрко-монгольского мира. Первые, не теряя национальных особенностей, могли приобщить чингисидскую империю к китайской культуре, вторые – к древней тюркской цивилизации Орхона и Турфана, к сирийским, манихейским, несторианским, буддистским традициям. Поэтому Чингисхан и его преемники набирали кадры для своей гражданской администрации и среди уйгуров, а уйгурский алфавит, в несколько измененном виде, послужил базой для монгольского алфавита.

Массовые разрушения и побоища забылись. Административная система, покоящаяся на чингисидской дисциплине и организации, а также уйгурском делопроизводстве, осталась и в конечном счете стала вкладом в цивилизацию. Именно с этой точки зрения следует судить о Чингисхане. Марко Поло отмечал в своих трудах: «Он умер, и это очень печально, потому что он был мудрый и разумный человек».

«Он установил мир», – писал Жуанвиль, французский историк XIII в. «…И это представляется парадоксальным, – как бы продолжает его мысль исследователь Фэнк, – когда подумаешь о непрестанных войнах, которые вел Непреклонный император, но, по существу, высказывание, что Чингисхан установил мир, точно и глубоко верно… В этом смысле он действительно установил мир во вселенной, мир, продолжавшийся около двух веков, ценою войн, которые в общей сложности не продолжались и двух десятилетий. Чингисхан искал союза с христианством. Если бы этот союз осуществился, то не подлежит сомнению, что ислам, взятый в клещи (крестоносцами и монголами)… был бы раздавлен… экономические, социальные и политические связи между Западным миром и Дальним Востоком не терпели бы постоянных перерывов от враждебного Европе мировоззрения. Все цивилизации Старого Света достигли бы взаимного понимания и проникновения. Христианство не сумело этого понять…

Этот Завоеватель мира был, прежде всего, его непреклонным возродителем. Железом и огнем он открывал древние мировые пути для шествия будущей цивилизации. В этом смысле Проклятый имеет право на место в Человечестве».

Объединив все тюрко-монгольские нации в одну империю, насадив железную дисциплину от Пекина до Черного моря, Чингисхан положил конец непрерывным межплеменным войнам и обеспечил неслыханную прежде безопасность торговых караванных путей. «В царствование Чингисхана, – писал Абул Гази, – в стране от Ирана до Турфана царило такое спокойствие, что можно было пройти от восхода до заката с золотым блюдом на голове, не подвергаясь нападению». Действительно, его Яса установила в Монголии и Мавераннахре «чингисидский мир», мир, разумеется, построенный на ужасах и жестокости, но он постепенно очеловечивался при его преемниках и проторил дорогу великим путешественникам ХIV в.

«Разрушитель» разрушил и преграды темных веков, открыв человечеству новые пути. Европа пришла в соприкосновение с культурой Китая. При дворе его сына армянские князья и персидские вельможи общались с русскими великими князьями. Открытие путей сопровождалось обменом идей. Европейцы стали проявлять любопытство в отношении далекой Азии.

Целью Чингисхана было создание единой империи, где будут все условия для процветания человечества.

Что ж, жизнь человеческая слишком коротка для осуществления подобной грандиозной задачи. Но, как повествует нам Рашид-ад-Дин: «Он пришел из тленного мира и трон царства оставил славному роду».