Глава 5. На пути к дуализму: Хорватия и хорватская политика. Австро-венгерский дуализм 1867 г. и Венгеро-хорватское соглашение 1868 г. 1850—1878 гг.
загрузка...
|
После поражения революции опасть в Австрийской империи представляла интересы высшей аристократии, уже в значительной мере связанной с финансовой (банковской) буржуазией, торговыми компаниями и развивавшейся крупной промышленностью. Но буржуазия не была у властна высшая бюрократия, военная и гражданская, делала все, чтобы неизбежное развитие капитализма было приспособлено к интересам экс- феодальных кругов. Последние стремились сохранить часть привилегий и не допустить либеральных политических преобразований. Но все же интересы экономические, то есть промышленности и банков, западных немецко-славянских земель, должны были быть гарантированы. Венская бюрократия в некоторых сферах проводила такие реформы в провинции, которые сами провинциалы осуществили бы медленнее и с еще более консервативных позиций. Для обеспечения реформ был установлен неоабсолютистский режим (1850—1859) министра А. Баха.
К 1848 г. в Хорватии и Славонии был в силе славонский урбарий 1756 г. (с исправлениями 1808—1810 гг.) и хорватский урбарий 1780 г. Терезианские урбарии имели целью утверждение существующих отношений при устранении злоупотреблений феодалов. Но многое оставалось спорным. Венгерское государственное собрание утвердило урбарии в 1790 и 1807 гг. Урбарии отделили аллодиальные земли помещиков, из которых крестьянам сдавались участки на основе договоров, от селишных (урбариальных), переданных крестьянам в пользование и для несения повинностей. Селишные участки нельзя было продать или передать по наследству, но помещик не мог их отнять (мог заменить). При определении площади участков было много ошибок, а территории, находившиеся под властью турок, вообще не измерялись (часть Славонии). Кроме того, были «внеселишные земли» — раскорчеванные, горные (виноградники), реманенциальные (оставшиеся после распределения селищ), крестьянские участки на аллоде; леса и пастбища, которые крестьяне использовали вместе с помещиком. В связи с хозяйственными переменами в первой половине XIX в. участки меняли свой характер, а новые поселенцы нуждались в сессиях (селищах). Оттого, чем был занят участок, зависел характер повинностей крестьянина. Часто установить характер прав на участок было невозможно, так как помещик и крестьянин трактовали их по-разному — после урбариев было множество судебных споров [1].
После Иосифа II остался в силе указ о личной свободе крестьянина, его праве покидать участок. Но практически в Хорватии этот указ не исполнялся, так как не был принят сабором.
Патенты 1853 и 1857гг. регулировали ликвидацию феодальных отношений в Хорватии и Славонии, в принципе объявленную в 1848 г. В Далмации отношения колонов и землевладельцев считались основанными на частных договорах, поэтому законы 50-х годов их не касались. В Хорватии и Славонии самыми сложными были проблемы совместного пользования лесами и пастбищами, вопрос о праве собственности на виноградники, наконец, комасация, то есть округление помещичьих земель, ликвидация их раздробленности, характерной для феодализма. Большинство этих вопросов осталось нерешенным до 1857 г. Комиссии, созданные для их решения министром внутренних дел А. Бахом, состояли из дворян и близких к ним чиновников. Но «решение» 1857 г. не решило спорную проблему на практике, борьба крестьян за землю разгоралась.
Патент 1853г. урезал некоторые решения сабора 1848 г., выгодные крестьянам (например, о реальных правах использования лесов в Славонии), и восстановил положение до 1848 г. Дворянство добивалось как можно большего затягивания решения трудных вопросов. Но неопределенность отношений собственности тормозила развитие буржуазных отношений и увеличение объема производства. С 1858 г. начали работу урбариальные суды. Они были завалены тысячами дел, решение которых тянулось десятилетиями. Адвокаты богатели и нередко становились землевладельцами. Споры крестьян с помещиками сопровождались острыми конфликтами. В деревне шла настоящая «малая война» вплоть до конца монархии.
В 50-х годах в Хорватии более 1/3 земель помещиков не обрабатывалось из-за нехватки работников. Крестьяне не шли работать на господина за плату! (так продолжалось до 80-х годов, когда разорение деревни вынудило крестьян наниматься к бывшим господам). А пока главный доход помещиков шел от продажи вина, от денежного чинша. Поэтому Елачи доказывал, что горные и чиншевые земли — главный источник дохода господ — являются их безусловной собственностью (аллод) и затрагивать их реформой нельзя (доклад бана 1852 г.). Позднее началась распродажа иностранцам славонскими магнатами прекрасного строевого леса. Именно эта распродажа позволила магнатам продержаться в трудный период и перейти к торговому хозяйству. Помещики жаловались на отсутствие крайне необходимого кредита.
Только опасения Баха, что крестьянин останется совсем без средств, спасли для крестьян часть лесов и право их использования для откорма скота. Помещики действовали бы более жестоко, не будь контроля Вены. За право пользования лесами и пастбищами, которые в большинстве случаев признавались властью как собственность помещиков, но без которых крестьянин не мог вести хозяйство, развернулась особенно затяжная борьба [21].
Патент 1857 г. предусматривал учреждение фонда для выплаты возмещения помещикам. Фонд формировался из выкупного налога, которым облагалось все общество. В обеспечение выкупа помещикам выдали облигации, которые погашались ежегодно (по 5% от суммы выкупа). Патент 1857 г. определил порядок комасации и сегрегации (разграничения) помещичьих и крестьянских лесов и пастбищ. Но и после этого дело тянулось десятилетиями.
Множество помещиков было недовольно аграрной политикой абсолютизма, отражавшей в большей степени интересы венских банкиров, чем провинциальных помещиков, и это способствовало их переориентации на Венгрию.
Социальные конфликты в деревне, несколько смягчившиеся в 1848 г., вновь стали нарастать, они тормозили развитие экономики, формирование среднего слоя и, следовательно, становление нации. Поэтому либералы предлагали ускорить выкуп неурбариальных земель. Народняки называли частичное сохранение связи помещичьего и крестьянского хозяйств «открытой раной на теле Триединого королевства». Б. Шулек видел образец сельского хозяйства в фермерской структуре землевладения в Англии, Бельгии, Голландии. Но и он основное внимание в своих статьях уделял модернизации помещичьих имений. Видно, крестьянское хозяйство еще до этого не созрело. Э. Кватерник, ссылаясь на Адама Смита, доказывал неэффективность латифундий и издольной аренды.
Последний судебный процесс крестьян с помещиками (баронами Раух) в связи с разделом земель состоялся... в 1908 г. Суд торжественно заявил, что хозяйственная взаимозависимость сторон отменяется навсегда. Но обе стороны подали апелляции...
В Средние века о большой семье (задруге) ничего не было известно [3]. Неясно, когда она появилась. Впервые подробное описание задруги было сделано в законе о Военной границе от 1807 г., потому что без задруги это учреждение не могло бы существовать. Задруги также обеспечивали несение феодальных повинностей в Провинциале. Иначе говоря, о задруге стали писать, когда она начала распадаться. Задруги состояли из нескольких десятков членов (при мерно до 30, редко —до 50), но в XIX в., особенно после 1848 г., большинство задруг состояло не более чем из 10 членов. Раздел задруг был связан с трудной судебной процедурой, вдобавок политика властей относительно раздела менялась: то раздел облегчался (перевешивали либеральные соображения), то ему всячески препятствовали. В этом случае задруги делились тайно. Это запутывало ситуацию, так как власти по-прежнему требовали уплаты налога с «целой» задруги. Задруги делились, по рассказам современников, из-за «споров», «неуживчивости» женщин ит. п., но основная причина разделов коренилась в развитии товарно-денежного хозяйства. Следует различать распад задруг вследствие роста их членов, это происходило всегда, от распада задружного быта в XIX в.
Консервативные публицисты доказывали «преимущества» задруг —дух коллективизма, взаимопомощи, поддержка стариков, инвалидов и — обеспечение регулярного поступления налогов в казну, тогда как раздел задруг, дробление участков вели к обнищанию и пролетаризации [4]. О. Утешенович же полагал, что без задруги «югославский народ давно бы исчез в пропасти...» Э. Кватерник указывал, что где-нибудь в Бельгии раздел вел бы к росту рабочего класса, но в аграрной Хорватии — лишь к увеличению числа нищих. Сторонник либеральных учреждений, он считал распад задруг неизбежным, но полагал, что его надо регулировать, не пускать на самотек. Имели место ссылки и на «обычаи нашего народа», стремящегося якобы сохранить «стародавнюю патриархальную жизнь» и т. д.
В 1857 г. имперский верховный суд подтвердил возможность распродажи имущества задруги за долги одного его члена, что, по его мнению, стимулировало бы формирование «современного крестьянского хозяйства». Но хорватский верховный суд отстаивал неприкосновенность имущества задруги до ее «окончательного устройства» [1]. Министерство юстиции его поддержало, и Верховный суд в Вене согласился изменить свое решение. Трогательна забота австрийских генералов о граничарам в Основном законе 1850 г. говорилось, что «патриархальная жизнь населения Границы, как национальная черта, охраняется законом».
Но наилучшую характеристику задругам давали сами крестьяне своими массовыми тайными разделами во второй половине XIX в.; в XX в. в бывшем Провинциале сохранились остатки задруг, в бывшей Военной границе, ликвидированной в 1870 г., задруг было больше. Уже после 1848г. крестьяне стремились стать хозяевами своей судьбы, поступать по своему разумению. Известный английский археолог Артур Эванс, побывавший в Хорватии в 1875 г., отозвался о задругах как о «тюрьме», из которой крестьяне бегут. Но процесс распада затянулся до периода, последовавшего за Второй мировой войной.
По замечанию русского консула в Риеке, задружный быт не способствовал развитию Военной границы, «умению хозяйствовать, экономить, накоплять» (у честного наблюдателя не было реакционного фанатизма).
В десятилетие после революции 1848-1849 гг. Хорватия и особенно Военная граница оставались беднейшими землями империи (беднее — только Далмация). Транспорт опирался на речные пути (Дунай, Сава, Купа) и сухопутные дороги к морю и в Австрию. Эти «артерии» находились в плохом состоянии, а невозможность быстрого вывоза сельских продуктов на рынок подрывала стимулы развития сельского хозяйства. Вывоз леса до конца 50-х годов также не имел существенного значения. Для поддержания Савы 1 и сухопутных дорог в должном состоянии не хватало ни средств, ни работников, а казенных дорог было мало. В Славонии же дороги значительную часть года были непроезжими.
С 1850 г. буржуазия все упорней добивалась прокладки железных дорог из Славонии через Загреб к морю. Но проекты железных дорог появились уже с 1825 г., и они передавались властям империи до 1863 г. Однако австрийское правительство, естественно, руководствовалось в железнодорожной политике интересами промышленно развитого центра, а также нуждами Генштаба, и первые линии соединили Вену с окраинами государства (порт Триест — 1857 г., Сисак (через Загреб) — 1862 г. и т. д.).
Транспортные магистрали надо оценивать не только с точки зрения возможности миграции населения, устранения изоляции отдельных районов. «Они также являются факторами первого разряда (в процессе) национальной интеграции, они условие распространения буржуазной культуры и подъема культурного и экономического уровня крестьянства» [1].
Исключительную важность для Хорватии имели телеграфные линии, первая из которых Вена—Загреб начала действовать 21 сентября 1850 г. В 1854 г. Загреб получил связь с Карловацем, Задаром и Сплитом, в 1855 г. с Котором и т. д. Железная же дорога Сплит—Загреб была открыта только в 1925 г. (в Югославии).
С 1851 г. началась регулярная работа почты. К 1857 г. было 4 почтовых отделения — в Загребе, Вараждине, Осиеке, Карловаце и в 85 местах Провинциала и Границы почта собиралась. Но до конца абсолютизма почтовая «сеть» была неудовлетворительной.
В системе кредита до 1848 г. центральное место занимал загребский капитул («так называемый хорватский банк», как писали «Народни новине»), Но с прекращением сбора десятины и неспособностью многих дворян вернуть займы эта его функция прекратилась. До 1848 г. венгерские власти давали кредит из своего казенного фонда, где имелся специальный «строго хорватский» фонд; в Славонии кредит был организован тремя местными богачами лишь для Осиека. Много хорватских средств (например, церковный фонд) находилось в венгерском распоряжении, и еще в 1861 г. не были выделены. Три хорватских жупании также имели фонды. В руках государства было много частных фондов (духовенства и отдельных феодалов) — кредиты выдавались из расчета 5%, магнаты получали до 15 тыс. форинтов, торговцы, ремесленники и др. — до 200 фор. Но все это «было каплей в море потребности в кредите» [11]. Единственным современным кредитным учреждением являлась Первая хорватская сберегательная касса (с 1846 г.). Вообще кредитно-сберегательные кассы стали быстро расти с 80-х годов XIX в. Коней XIX в. — переломное время в накоплении капитала и кредитовании промышленности. Но это —через несколько десятилетий, а пока положение кредита было жалким. Первая касса кредитовала в основном купечество и ремесло (под законные 4%). Но множество денежных людей занимаюсь ростовщичеством (при неограниченном проценте), капитал их неудержимо возрастал. Банковское дело было централизовано в Вене, и это затрудняло финансирование торговли, производства и дельцов даже в развитых землях. В Хорватии и Славонии Национальный банк (империи) имел лишь два отделения, одно из них в Риеке, вообще почти не связанной с Хорватией.
Кризис 1857 г. и обмен денег в 1858 г. нанес огромные потери как финансовым учреждениям, так и малоимущему населению.
Подготовка к войне 1859 г. еще более ухудшила финансовую ситуацию. Банковская деятельность застопорилась, и положение финансов вызвало крах неоабсолютизма. Загребская торгово-промышленная палата умоляла Национальный банк о кредите для торговцев зерном в Карловаце и Сисаке, а также для Загреба и Вараждина, но получила отказ. Группа магнатов 11.06.1859 г. обратилась к императору с просьбой учредить ипотечный банк, но тоже без успеха. С 1857 г. Национальный банк под высокий процент мог давать кредит под залог земли. Еще в 1853 г. по инициативе Баха было решено создавать общинные сберегательные кассы по образцу Чехии, где шел процесс ускоренного накопления. Нов Хорватии эта инициатива не имела успеха ввиду массовой бедности. Повторная инициатива Баха (1856, 1858) имела лучший результат. Ново время абсолютизма начало действовать лишь несколько касс. Даже в торговых центрах, Карловаце и Сисаке, было трудно основать кассу ввиду нехватки средств.
Купечество отмечало падение торговли ввиду нехватки денег. Латифундиям едва удавалось обрабатывать землю. Л ишь в конце 60-х — начале 70-х годов начался рост сберегательных касс, а, как отмечалось, быстрый рост — еще позднее.
Абсолютистскому правительству были нужны Торгово-промышленные палаты как совещательные органы и двигатели прогресса экономики Палаты стали учреждаться согласно патенту 1850 г., инициатором которого был министр торговли К. Ф. Брук. Из 60 палат три были в хорватских землях: Загребе, Осиеке, Риеке [7,8]. В докладах палат — множество данных об экономике и много оппозиционных высказываний. Первым главой Загребской палаты был крупный сербский торговец Н. Николич. В этой палате преобладали торговцы над ремесленниками, а промышленников не было. Николич докладывал, что «торговое сословие» важнее производственного, так как в Загребе производство — "обычное ремесло". Из 15 советников палаты торговцев было 9.
Важнейшим, самым знаменитым и многочисленным разрядом (из 10 разрядов) купцов были торговцы сельскохозяйственными продуктами. Палата объединила 3826 членов из 12 городов и торговых селений (trgovista). Были избраны советники палаты (руководство). Палата начала функционировать в 1852 г. Доклады ее секретаря И. Ткалаца (1852— 1861) — весьма содержательный источник. Палата выступала против цехового устройства. С 1854 г., когда все делопроизводство в империи было переведено на немецкий язык, палата посылала отчеты на двух языках (не отказавшись от хорватского), а в 1860 г. решила пользоваться только «народным языком».
В отличие от Загребской в Осиекской палате было сильным влияние крупных землевладельцев. Торговые связи между Славонией, Хорватией и Риекой были незначительными или отсутствовали, и Осиекская палата выступила против объединения с Загребской.
Продолжало деятельность Сельскохозяйственное общество (с 1841 г.), представлявшее интересы помещиков. «Поучать» крестьян лучше хозяйствовать пока не удавалось, поэтому общество иногда предлагало «заставлять» (в духе Военной границы). Общество устроило выставку в 1852— 1853 гг., которую посетил Франц Иосиф. Единственным значительным продуктом здесь было вино. Получили награды также экспоненты хлеба, льна и шелка. В 1855 г. Общество приобрело в Тушканаце (под Загребом) имение для создания образцового хозяйства, добилось открытия сельскохозяйственного училища в Крижевцах в 1861 г.
Западные земли Австрийской империи в 50-х годах переживали промышленный подъем и соответствующие социальные изменения (Чехия, Моравия, Н. Австрия. Штирия, Каринтия, Ломбардия и Венеция). Началось с текстильной промышленности, затем стали развиваться пищевая, кожевенная и рудное дело. В 50-х годах сельское хозяйство еще занимало важнейшее место. Аграрная революция (новая техника, капиталистическая практика) прошла сначала в крупных имениях, позднее — в крестьянских хозяйствах; она имела своим результатом появление пищевой промышленности.
После 1848 г. в западных землях текстильное «домашнее» производство переросло в машинную индустрию, значительно стало применение машин в земледелии. Быстро развивалась система коммуникаций. Прага из провинциального города превращалась в индустриальный гигант. Чешская сельская буржуазия и богатое крестьянство развивали пищевую промышленность. Существенную роль играло производство сахара с собственными банками, из коих позднее вырос центральный чешский банк - Живностенский. Уже в 60-х годах акционерные общества охватили крестьянство. 50-е годы — решающие для появления промышленного рабочего класса, втягивания интеллигенции в хозяйственную деятельность, развития вертикальной мобильности населения.
В Хорватии и Славонии не было ни одного условия подъема промышленности. Лишь Риека имела возможности для этого. Во второй половине ХIХв. появились скромные условия для применения машин в имениях Славонии. Налоговый пресс сдерживал экономическое развитие. До ликвидации абсолютизма либеральные круги, восхищавшиеся Лондоном, ждали подъема и в Хорватии в силу «свободной трудовой деятельности». «Машины... господа мира». Во второй половине 50-х годов возобновляется эксплуатация лесов Славонии. Кое-где появились паровые пилы (в имениях и в Горском котаре). Хорошую перспективу имели мельницы.
Но ряд предприятий, производивших сахар, в Хорватии потерпел неудачу. Множество пивоварен и водочных производств не переросли в индустриальные заведения. В 1856 г. в Хорватии и мелось 63 кирпичных производства, 4 стекольных предприятия (на них работало 84 подмастерья). Появились табачные фабрики в Риеке и Вараджине, производство спичек в Осиеке. Около Самобора добывали с помощью машин железо и медь. Попытка помещиков создать общество виноделия и виноторговли во время абсолютизма не удалась из-за нехватки средств. Лишь в Риеке на базе старых мануфактур уже до абсолютизма появились фабрики со значительным числом рабочих (табачная — с 746 работницами и 161 рабочим в 1853 г.): две механические мельницы, производство моторов «Смит и Мейнье» (ок. 300 рабочих). В 1852 г. пустили в ход химический завод и фабричное производство ткани для парусов (ок. 120 рабочих). Имелись крупные мануфактуры. В 1852 г. насчитывалось 382 владельца предприятий [9]. В 1856 г. было 9 акционерных обществ. Слабые коммуникации из Баната не давали возможность достаточной доставки зерна для переработки (это известная «водная дорога» Дунай—Сава и далее телегами). Только в 1873 г., когда Венгрия была равноправным членом двуединой монархии, Риека получила железнодорожную связь с Будапештом через Загреб |9]. Посев хлеба, на втором месте, — вывоз дерева, особенно дощечек для винных бочек (duzice), поставлявшихся во Францию. В лесах Славонии работали главным образом лесорубы и др. из Крайны (словенцы) и Военной границы. Они же вырабатывали поташ и известь.
Военная граница располагала портами Сень и Карлопаг. В конце абсолютизма они переживали трудности в связи с общим кризисом.
Процесс интеграции хорватской нации — наиболее общий результат развития общества в 50-х годах XIX в. Годы революции и неоабсолютизма дали импульс развитию национальной идеологии на основе «кроатизма», то есть политического элемента иллиризма. Национальная идеология разделилась на две ветви (или появилось две идеологии) — югославистскую и исключительно хорватскую. Укрепление национального самосознания проявилось в названии языка и нации. При иллиризме штокавское наречие определялось как «иллирский язык» (подразумевалось — язык католиков и православных), а в Славонии его называли «славонским» (1]. Но все более пробивалось наименование «народный» (национальный) для языка и разных институтов. Сабор 1847 г. объявил lingua nationalis (народный язык) официальным в Хорватии, Далмации и Славонии. Император 7 апреля 1850 г. одобрил решение сабора. Итак, официальным стало название «народный». В документе сабора от 10 июня 1848 г. говорилось: «славянский, народный язык этих королевств», а также «наш язык». Обе формулы использовались сабором в 60-х годах. Вероятно, термин «хорватский язык» в официальных материалах сабора и правительства не употреблялся, чтобы не нарушать согласия с сербами, которые в этом случае требовали называть язык «хорватско-сербским» или «хорватским и/или сербским». Однако в 70 заявлениях частных лиц на чиновничьи места в 1850—1851 гг. в 31 случае было сказано «хорватский» (правда, форма еще не была унифицирована и зависела от говоров и диалектов: хорватски, херватски, хорватски, харватски). В 12 заявлениях присутствовал «иллирский», в 8 — славонский, в 5 — хорватско-славонский языки т. д. В5случаях — «югославянский». В 4-х — народный, в 2-х хорватско-иллирский, в 2-х — «нашкий». Это — в документах католиков. У православных тоже пестрота: из 9 заявлений в 2-х — «иллирский», в 2-х — славонский, в 2-х — сербский, в 2-х — хорватско-сербский, в 1-м — хорватский [1]. Выходцы из Словении и Чехии говорят «slawisch», немногие уже знают и «kroatisch». В конце 50-х годов значительное большинство кандидатов в нотариусы знает «kroatisch». С 1854 г. в связи с германизацией аппарата все чаще встречается то, что в Вене называют landesilbliche, то есть «местный» язык.
А. Мажуранич назвал свою грамматику (1859 г.) уже «Slovnica hervatska» и отметил, что хорватский и сербский — «тот же язык» «того же народа», а два названия — следствие «двух некогда главных государств этого народа», поэтому язык можно называть хорватско-сербским и сербско-хорватским. Автор желает пользоваться «народным» названием и, как он пишет, «ради краткости — лишь одним, мне более близким и на всем юго-западе этого языка народу известным именем — хорватским»(!). Как видим, А.Мажуранич нащупал верный путь, но ему еще приходилось оправдываться. Общность (или близость) языка с сербами сдерживала приход Части хорватов к четкой национальной точке зрения. Среди бывших иллиров Иван Кукулевич «во время абсолютизма — самая значительная личность, стремившаяся упрочить хорватское наименование и национальное сознание в рамках югославизма» (выделено мной. —В. Ф.) [11. Но безусловную точку зрения занял Анте Старчевич.
К концу 50-х годов уже появляются «воинственные» заявления: «язык хорватов следует называть хорватским» повсюду, где находится этот народ: в Далмации, Хорватии, Славонии, Истрии и западных частях Боснии и Герцеговины. Когда Вена в конце 50-х годов разрешила преподавать хорватский язык, это вызвало воодушевление.
После 1848 г. понятие «народ» уже означало не дворянство, а широкие слои, простонародье. Уже в идее федерализации Австрии в 1848 г. «народ» означал этнос. Слово «народ» все более понималось в смысле «нация» (хотя «нация» вошла в употребление после 1900 г.).
В 50-х годах «народность» утверждается в смысле принадлежности к хорватскому народу (нации), хотя в начале 50-х годов народность еще понималась как принадлежность к исторической земле («хорваты, славонцы и далматинцы») или Триединому королевству. Отметим, что в Славонии существовала тенденция превращения этого локального наименования в национальное («славонский народ»). Вообще «народ» долго употреблялся в разных вариантах: у югославистов — и как хорваты, и как югославяне, и как славяне. Иногда путали национальные и региональные названия, но это быстро исчезало. Югослависты все последовательнее выделяли хорватов (как народ), но «со славянской душой», что связывало их с другими югославянскими нациями.
Утверждение хорватизма сопровождалось отбрасыванием его югославянских и славянских рамок. Впервые это сформулировал Анте Старчевич, юрист по образованию, в 1852 г. выступив против идей В. Караджича. В 1848 г. он — сторонник иллиризма и Елачича. Близкий ему по взглядам Эвген Кватерник, сын преподавателя Загребской академии, тоже правовед, держался славянской традиции и называл себя славо-хорватом. особенно когда в конце 50-х годов побывал в России. Здесь он встречался с М. П. Погодиным, И. И. Срезневским, был принят в министерстве иностранных дел. Он рассчитывал на возможность австро-русской войны, перешел в русское подданство [10, 11]. Остатки этих взглядов Кватерник сохранил и позднее. Впрочем, особенно до 1848 г., и представители некоторых других народов добавляли к своему этнониму «частицу», свидетельствующую об их принадлежности к великому славянству (например, «чехо-славянин», — так было до выступления К. Гавличекав 1846 г., четко заявившего, что он чех).
Сущность иллиризма — решительное движение в сторону единой южнославянской культуры. Термин иллиризм его сторонники объясняли необходимостью «жертвы» ради согласия, единения с сербами. Это давало «основание» утверждать, что хорваты не любят свой язык и склонны стать сербами. Б. Шулек, хорватский публицист, именно так объяснял позицию сербских идеологов. Мы полагаем, что тезис о «жертве» вызван другой причиной — стремлением объединить хорватов и сербов, прежде всего Хорватии, под общим этнонимом, но в хорватском государстве, то есть, в конечном счете, укрепить последнее. Эта «жертва» аналогична шахматной: она была рассчитана на успех. Однако метод иллиров был спорным, и замалчивание своего этнонима не могло дать положительного результата (об этом см. ниже, в связи с положением в Далмации в 1866 г.). Цель иллиризма — единый литературный язык для югославян — не была воспринята ни словенцами, ни сербами. (С сербами договоренность была достигнута в 1850 г., но не о названии языка, а о его «тождественности».) Одним же хорватам иметь чуждый этноним «неприлично», писал хорватский автор. Особенно термин «иллиризм» не годился после краха абсолютизма, когда ожидалось восстановление хорватского языка как официального.
В хорватской печати этноним «хорват» появляется все чаше с 1855— 1856 гг. «Подлинные», «честные», «коренные» хорваты, «хорватское сознание», «мы — хорваты» и т.д. Вспомнили, что Елачич гордился тем, что его родила хорватская мать. Национальная гордость проявлялась особенно после конституционных реформ 1860-1861 гг. Югославизм, как теория родства южных славян и общности их интересов, оставлял место хорватскому национальному сознанию и хорватскому национальному процессу. Но такая возможность была и у сербов.
У хорватов-кайкавцев еще оставалось много провинциального — среди мелкой буржуазии и крестьян. Сохранился и славонский патриотизм — результат длительной изоляции от Хорватии и иной социальной структуры (хорваты для славонцев лишь «братья»). Различие в экономических интересах способствовало тому же. Б. Шулек в 1852 г. доказывал, что «славонец», «далматинец», «дубровчанин» — «политические наименования, результат проведения границ, но не этнические, и поэтому все они — хорваты» [12].
Борьбу В. С. Караджича за развитие народного языка и письменности, против славяно-сербской традиции, деятели иллиризма наблюдали с симпатией. Шулек восхищался его заслугами перед сербским народом и языком. Ведь Караджичу пришлось противостоять православной иерархии и связанной с ней интеллигенции, богатой сербской колонии в Пеште, «Матице сербской», а также властям Сербского княжества. Идея, что штокавщина и есть сербский язык, подтолкнула некоторых воеводинских авторов до Караджича призвать хорватов отказаться от иллиризма и принять сербский этноним. Многие бывшие иллиры распространяли книги Караджича. И. Кукулевич в 1850 г. предложил избрать Караджича почетным членом Общества югославянской истории. Публично Караджич выступил против хорватского этнонима в 1849 г., когда этот этноним стал распространяться вместе с хорватским национальным самосознанием. Это было время, когда языковая реформа Караджича («пиши, как говоришь») все более утверждалась в сербской литературе. Но до ее победы оставалось 20 лет.
В своем «Ковчежиче» (1849 г.) Караджич причислил кайкавцев к словенцам, штокавцев — к «сербам римского закона», оставив хорватам исчезающий чакавский диалект. Он надеялся, что, несмотря на трудности, католики постепенно «привыкнут» к тому, что они сербы.
Ситуация осложнялась тем, что ведущие авторитеты тогдашней славистики поддержали Караджича (Я. Коллар,, Е. Копитар, П. И. Шафарик, Ф. Миклошич). Но П. И. Шафарик пересмотрел свои прежние взгляды и убедился, что этноним «хорват» выходит за пределы кайкавского диалекта. Вопреки «теории» многие штокавцы называли себя хорватами! В 1852 г. в новосадском «Сербском дневнике» Д. Медаковича промелькнула фраза, что хорваты пишут по-сербски. В ответ Старчевич в официальных «Народных новинах» заявил, что вообще не знает никакого сербского языка... Старчевич подчеркнул достоинства хорватов и, не стесняясь в выражениях, отрицал существование сербов. Закипела перебранка... Сербы вспомнили о царе Душане и «сербской республике Дубровник». В ответ Старчевич сформулировал основные элементы своей великохорватской идеологии (нельзя было упоминать лишь требование независимости). Хорваты — государство созидающий храбрый народ, а сербы - «нищее простонародье», серб — OTservus... И т. д. и т. п. Старейшее глаголическое письмо возникло в Далмации. Сербы и словенцы, в самом деле, хорваты. В подробном ответе Старчевичу сербский писатель Й. Суботич провозгласил сербами далматинских хорватов, далматинских и славонских литераторов. Наиболее полное опровержение тезисов, отрицавших хорватскую нацию, дал Б. Шулек, причем в спокойном, уважительном к сербам тоне [12]. Но в ответ на «сербов трех вер» он писал, что есть и «хорваты трех вер». Этнонимы народов-близнецов должны быть равноправны, писал он. Полемика о языках вспыхивала и в 60-х годах.
После 1848 г. попечительство над католическими начальными («тривиальными») школами было поручено епископам, но все расходы покрывались местными властями. Главное было в связи религиозного воспитания с практическими знаниями. В 1855 г. империя заключила конкордат с Ватиканом, и система начала работать. Книги для чтения были напечатаны двумя алфавитами. Школ не хватало, и посещались они плохо. Детям надо было пасти скот или работать в поле. Ремонтировать школы обедневшие общины не могли. Часто учебники по содержанию не годились для православных.
В городах были «главные» (трехлетние, потом четырехлетние) школы. Здесь учили лучше, так как эти школы давали право поступать в гимназии. В Хорватии и Славонии в 1857 г. существовали три трехгодичных «реальных» училища. В 1859 г. в Загребе появилось шести годичное «высшее реальное». На Военной границе было два реальных училища. В 1857/ 1860 гг. загребскую низшую «реалку» оканчивали при мерно по два десятка учеников. Более быстро развивались в Загребе частные школы. С 1844 г. в Вараждине появилась торговая школа. За 10 лет ее окончили 742 ученика, из них «хорватов и славонцев» — 585. Характерно стремление выработать хорватскую торговую терминологию (для ведения книг). В целом примерно 30% детей посещало школы. Богатые купцы считали патриотическим долгом помогать учителям (например, выписывать для них газеты).
Гимназий в Провинциале в 1848 г. было шесть (шестиклассных), из них четыре — францисканских. Преподавание велось по-латыни, а венгерский язык был обязательным предметом. Нос 1854 г. уже проявилась тенденция германизации гимназий. С 1854 г. немецкий язык вводился как язык преподавания с 4-го класса.
При Марии Терезии австрийские университеты потеряли самоуправление и стали готовить чиновников и священников. В 1848 г. была провозглашена свобода учения в университетах. Министр просвещения в 50-х годах граф Лев Тун стремился превратить университет в научное учреждение в католическом смысле, но без контроля со стороны церкви. Гегель и Кант были исключены. Основу права Тун видел в истории, в традиции. Для преподавания предметов (математика, естественные науки), не связанных с католическим учением, могли привлекаться некатолики. Но историю — оправдание католического взгляда на прошлое империи должны были преподавать католики. Реформа Туна обеспечила высокий научный уровень: преподаватели гимназий должны были пройти трехгодичный курс подготовки. В 50-е годы появилось первое поколение хорватской преподавательской элиты.
В 1855 г. загребская гимназия указом императора стала гимназией первого разряда: гимназия была объединена с 2-годичным курсом «философии» Загребской академии.
Число гимназистов в гражданской Хорватии [1]
Год | Человек |
1854 | 775 |
1855 | 805 |
1856 | 871 |
1857 | 991 |
1858 | 1028 |
1859 | 1046 |
1860 | 1082 |
--noreplace-->
Была перестроена и Королевская академия наук. Ранее философию преподавали священники, теперь либеральное Банское вече (1849-1850 гг.) стремилось получить преподавателей в либеральном духе XIX в. Но так как философия была перенесена в гимназии, академия (они, кроме Загреба, имелись в Трансильвании и Венгрии) с 1850 г. стала «юридической» (Pravoslovna) Кроме того, молодежь учила право в Вене, Праге. Граце и Пеште. С 1855 г. в академии преподавание было переведено на немецкий язык. В 1860 г. некоторые предметы были переведены на родной язык, ас 1861 г. инструкцией Придворного дикастерия (где действовали хорваты) — все преподавание.
Германизации гимназий абсолютизм придавал особое значение якобы ввиду богатства немецкой литературы. С почтением отзывались также об итальянском языке. Только эти языки якобы годятся для изучения наук. Империя имеет миссию продвижения культуры на Восток и, кроме того, должна быть мощной и единой — для этого нужен немецкий язык. Кроме того, империя — ведущая сила в Германии. Своей политикой власти затруднили процесс развития языка у разных народов, но германизации не достигли. Наоборот, они встретили ожесточенный отпор.
В Хорватии в 1849—1850 гг. «иллирский» язык был исключительным языком преподавания. Но с 1851 г. немецкий язык стал обязательным предметом в школах Хорватии, как и в судах и администрации. Елачич возражал против германизации: он согласился с изучением немецкого, но был против преподавания на нем, ибо ученики его не знали (в гимназиях в 1851 г. было 810 южных славян и 19 прочих). Всякий образованный «хорват и славонец» желает знать немецкий, полагал Елачич, но насилием этого не достичь, ибо еще жива память о мадьяризации, «больно оскорблявшей самые чувствительные проявления народности». Действительно, иллиризм, боровшийся с мадьяризацией, способствовал формированию в Хорватии атмосферы непримиримости к попыткам подавления родного языка. Австрийские власти не придумали ничего лучшего, как повторить венгерскую попытку ассимиляции хорватов.
Министерство распространило немецкий язык на изучение истории, естествознания, математики, физики. Смысл заключался в том, чтобы воспрепятствовать национальному воспитанию посредством истории, а в остальном власти ссылались на отсутствие терминологии. В 1854 г. в высшие гимназии был введен немецкий как «преимущественно» язык преподавания в старших классах. На хорватском преподавали только хорватский язык и Закон Божий, а ранее он был исключительным языком обучения. С 1855 г. немецкий был введен в 3-4 классах. Затем загребская гимназия была разделена на немецкую и «хорватско-иллирскую». То*е произведено в Осиеке. Но осенью 1860 г. хорватский язык снова был введен в гимназии (на этот раз навсегда), и тогда выяснилось, что и в главных школах хорваты не знали падежей и времен. В сущности, нормальное обучение было сорвано, так как гимназии стали местом изучения немецкого языка. Родной язык учили всего 2 часа в неделю.
Слета 1859 г. стало ясно, что крах неоабсолютизма неминуем, и постепенно стала смягчаться «тотальная» германизация. Указ 1854 г. о гимназиях был отменен. В 1859-1860 гг. немецкие преподаватели были уволены один за другим.2
Этот раздел можно завершить небольшой таблицей.
Число начальных школ и учащихся в гражданской Хорватии в 1851-1872 гг. (то есть до школьной реформы 1874 г.) [13]
Неоабсолютизм и экономическая политика 60-х и последующих лет, безудержный рост налогов (объективно до 90-х годов XIX в. приводившие к подавлению национального производства, оскудению многих помещиков, ускоренному разорению крестьян и т. д.) создали устойчивый комплекс антиавстрийских настроений. Недоверие к Габсбургам стало постоянным фактором хорватской политики 60-80-х годов, вплоть до того периода, когда сформировавшаяся аграрная буржуазия оказалась заинтересованной в тесных связях с Австрией.
Шестидесятые годы XIX в. — пора, исключительно богатая событиями плана международного и внутрихорватского. Это время зрелой национальной идеологии (югославистской и великохорватской) и еще незрелого национального движения (в нем участвовала только часть интеллигенции, светской и духовной, а также учащейся молодежи, отдельные представители купечества). Лидеры народняков жаловались, что основные слои общества в движении не участвуют. Наиболее примечательным явлением был отход хорватского дворянства на второй план политической жизни.
Дворянство ориентировалось на Венгрию и после 1867 г. само никаких инициатив в области политики не проявляло до конца века, когда усилился процесс сближения дворян с буржуазией. Быстрое расширение рядов национального движения относится к концу XIX- началу XX в., когда в движение втянулось крестьянство.
Одним из важнейших внешних условий национального движения хорватов было завершение промышленного переворота в Германии, возникновение Германской империи, австрийская и германская экономическая экспансия на юго-востоке Европы, подготовка политической и военной экспансии. Освободительная борьба народов Польши, Италии, Венгрии влияла на воззрения национальных деятелей в Австрийской империи. В 1877—1878 гг. русско-турецкая война и освобождение Болгарии сказались на национальной идеологии хорватов. Затем примерно до середины 90-х годов движение переживало спад, сменившийся подъемом вплоть до войны 1914 г.
В 1857 г. Хорватия и Славония насчитывали 865,9 тыс. человек, в 1869 г. - 1168 тысяч. Хорвато-славонская Военная граница — соответствен но 674,9 и 696 тыс. человек. Весь этот комплекс в 1869 г. — 1,8 млн. человек [14, 15). Из них в Хорватии и Славонии католики составляли около 83 %, православные более 15%, на Военной границе —соответствен но 49,3% [там же]. В Далмации проживало 457 тыс. человек (1869 г.), из них католиков более 82 %, православных (сербов) — около 18%. Примерно 3 % католиков составляли итальянцы и славяне — итальянизированные горожане. Тогда же население Истрии насчитывало 254,9 тыс. человек, из них южных славян 69% (словенцев — 12%, остальные почти все хорваты), итальянцев - 30% [15]. 3
Положение Хорватии и Славонии на пороге Балканского полуострова придавало им особый политический вес. Кроме того, «без Хорватии и Далмации, от которых зависит сохранение флота и выход на морской простор, нет Австрийской империи», — отмечал русский дипломат в 1867 г. [АВПРИ. фонд Канцелярии, д. 163, т. 2, л. 450. Вена]. Австрийский генштаб планировал захват Боснии (с Герцеговиной) с целью обеспечения тыла приморских крепостей, экспансии к Эгейскому морю и пресечения возможности создания югославянского государства.
В 1859 г. монархия Габсбургов потерпела военное поражение от Франции и Пьемонта, что в условиях финансового краха положило коней режиму неоабсолютизма. Начался период конституционных маневров (1860-1866), что позволило активно выступить национальным движениям, в том числе хорватскому. Условием его подъема была общественно-экономическая обстановка в Хорватии. В центральных областях империи в третьей четверти XIX в. были созданы прочные основы промышленного развития. Например, в империи мощность паровых машине 1852 по 1863 г. возросла с 8,4тыс. л. с. до 44,4тыс. л. с. Уже в 1851 г. была устранена таможенная граница, отделявшая западные земли империи от Венгерского королевства и Хорватии. Австро-немецкая буржуазия господствовала на имперском рынке, и это во многом определяло экономическое развитие земель государства. Быстрый подъем переживали Чехия и Моравия, район Буды и Пешта, отдельные очаги Трансильвании. Остальные земли сильно отставали.
Полуфеодальные отношения в Хорватии (издольная аренда, отработки) вызывали массовые протесты крестьян. Крестьяне отказывались платить помещикам за пользование лесом. Разорение деревни, связанное с невиданным ранее ростом налогов, сегрегацией земель, изгнанием крестьян из помещичьих лесов, венгерской конкуренцией на рынке зерна и т. п., вызывало бурные протесты крестьян. Случалось, они заканчивались стрельбой в крестьян, у которых описывалось имущество. Кандалы, каторга, расстрелы — так отвечало правительство на социальный протест крестьян в 60-х годах. Множество людей годами без суда содержалось в тюрьмах (Korespondecija, I)
В ведущей отрасли экономики — торговле была занята основная группировка буржуазии (в 1857 г. — 1800 торговцев). Наибольшее значение имела экспортно-импортная торговля и транзит. В вывозе леса участвовал французский и германский капитал. В начале 60-х годов оборот Сисака, крупнейшего речного порта Хорватии, составлял более 30 млн. форинтов в год [17]. Вывозились лес, хлеб, кожа, табак, шерсть, мед, воск, сало, вино, сушеная слива и др. В Славонии (Осиеке, Земуне, Вуковаре) устраивались ярмарки — центры торговли с Османской империей, оптовики — хорваты, сербы, немцы и венгры — посредничали между Балканами и огромным рынком Пешта [8|. Особый интерес хорватское купечество проявляло к торговле с Боснией на юге и с Крайной (Словенией, Австрией) на северо-западе. Торговые связи главных хорватских городов — Загреба. Сисака, Вараждина, Карловаца и др. протягивались в соседние провинции империи и за границу.
Вместе с тем издавна осуществлялся обмен между Хорватией, Военной границей и Боснией, а также Далмацией, Боснией и Черногорией, между Славонией и Сербией, Южной Венгрией. Связи облегчались одним (или очень близким) языком. Но связи между отдельными хорватскими землями — Хорватией и Далмацией — были невелики.
Хорватию связала с Веной и крупнейшим портом Триестом железная Дорога Штейнбрук (на австрийской границе) — Загреб — Сисак (1862 г.). Хорваты добивались дороги Земун—Риека [17|, но, как отмечалось, Вена исходила из своих интересов. В 1861-1865 гг. эти политические интересы состояли в том, чтобы добиться участия хорватов в работе рейхсрата, то есть признания централизованного устройства империи. «Вопрос о построении железной дороги из Фиуме в Землин (Земун. — В. Ф.) — наитрепещущий для Хорватии. Население с нетерпением ожидает построения дороги, которая может поднять и промышленность, и торговлю, пришедшие в полный застой», но правительство указывает, что все хозяйственные проблемы могут быть решены лишь рейхсратом [АВПРИ Г. A. VA2, д. 1019, л. 27; д. 1017, л. 45. 1863-1864. Фиуме].
Железная дорога от Вены до Сисака нанесла смертельный удар традиционным связям по рекам, извозному промыслу, лишила заработка тысячи крестьян-отходников, разорила строителей барж, мелких торговцев. Объем перевозок от Карловаца к морю упал в 10 раз. Один из владельцев мелкой мануфактуры (мастерской) жаловался, что «после того как наше отечество было облагодетельствовано железной дорогой», его предприятие пришло в упадок. Да и традиционные изделия стали терять сбыт. Загребские магазины были завалены разнообразными венскими и иностранными изделиями [18].
Рынок и местное производство стояли перед задачей коренных изменений; старое исчезало, а пути новому преграждали большие препятствия. Развивались лишь те отрасли промышленности, которые приспосабливались к международному, прежде всего имперскому рынку: лесопиление, мукомольное дело, выделка кож и пр.
В 1869 г. в обрабатывающей промышленности Хорватии было занято 35 тыс. человек, на Военной границе — 3,7 тысячи; все промышленное население составляло 100 тыс. человек (в Провинциале — 7%, на Границе около 3%). Разложение цехового ремесла завершилось; регламентация производства была отменена патентом императора в 1859 г. (остатки его были устранены в 1872 г., когда венгерский парламент установил свободу предпринимательства). Но в условиях многонациональной империи промышленный прогресс приводил к обострению национальных конфликтов.
С 1852 по 1863 г. численность паровых машин в Хорватии и Славонии возросла с 4 (43 л. с.) до 27 (551 л. с.). В 1868 г. мощность паровых двигателей составила 2470 л. с. Но в промышленности Чехии в 1863 г. имелось 933 паровых двигателя (13755 л. с.). В этих условиях существование предприятий было неустойчивым, целый ряд инициатив закончился неудачей. Города росли медленно, в 1869 г. все городское население составило 85 тыс. человек. Загреб насчитывал в 1850 г. 14,3 тыс. населения, в 1869г. 19,9 тысяч. В 1857 г. здесь имелось более 1000 «фабрикантов»,т. е.ремесленников, и 521 наемный работник [14]. Итак, хорватская национальная буржуазия в основном была занята торговлей, ростовщичеством, спекуляцией землей. Последнее ее сближало с землевладельцами и ставило во враждебные отношения с крестьянской массой. Помещики широко занимались торговлей и втягивались в банковское дело и, наконец, в промышленность. В Славонии в городах господствовали инонациональные предприниматели.
В целом национальная буржуазия объективно стояла перед задачей зашиты своих интересов, а мелкая буржуазия негодовала по поводу политики австрийского государства.
Само это государство в конце 50-х годов встречалось со все большей оппозицией в Венгерском королевстве и Хорватии; сбор налогов «встречает в Венгрии затруднения, поддерживаемые народом с непреодолимым чувством единогласия» [РГВИА, ф. 428, д. 83, л. 3, Вена, 1860 г.]. Мелкое дворянство, весьма многочисленное в Венгрии, негодовало. Восстановление законов 1848 г. стало главным его требованием.
Когда недовольство открыто проявилось среди венских аристократов и буржуазии, Франц Иосиф после поражения в войне устранил министра А.Баха(июль 1859) и назначил канцлером польского магната А. Голуховского (август 1859). Все ждали изменения политического порядка. В мае 1860 г. император созвал совещательный имперский совет (рейхсрат). Он был «усилен» (официальная формулировка) назначенными Францем Иосифом представителями земель. От Хорватии был приглашен тайный советник епископ Штросмайер, от Славонии — крупный купен и предприниматель Амброз Вранииани, от Далмации — граф Борелли, крупнейший землевладелец этой коронной земли. Венгерские аристократы сразу заявили, что право представительства Венгрии принадлежит лишь ее государственному собранию. Венгры, чехи, поляки и хорваты просили восстановить их представительные собрания (у других народов, не имевших дворянства, таких сеймов не было). Представители земель, вслед за венграми, выступили за некоторую децентрализацию управления, за автономию «историко-политических индивидуальностей», то есть образований, имевших определенные права в феодальную эпоху. Штросмайер поднял вопрос о Далмации. Однако представитель Далмации Борелли заявил, что вопрос об объединении ставить рано. Австро-немецкая либеральная буржуазия проповедовала централизованное устройство и добивалась созыва общеимперского учреждения, которое бы высказалось по этому поводу [АВПРИ, ф. Канцелярия, д. 192, л. 25—254. Вена, 1861 г.]. Венгерское дворянство стремилось к централизму в пределах своего королевства, отрицало политические права народов, кроме хорватов в Хорватии и Славонии. В Хорватии возмущение абсолютизмом вызвало симпатии к Венгрии. Рейхсрат рекомендовал императору ввести автономию земель, уважать национальные языки. «Терпимость» к национальностям упрочит положение династии...
Весной 1860 г. правительство ликвидировало раздробленность Венгрии. Вскоре в состав королевства был возвращены Воеводина и Меджумурье (населенная хорватами область между Дравой и Мурой и присоединенная к Хорватии в 1848 г.). Вне Венгерского королевства еще оставались Хорватия и Трансильвания. Но двор полагал, что сделанные уступки достаточны для переговоров с Венгрией, удовлетворение которой, как самой большой оппозиционной силы, считалось настоятельной задачей.
Политика Вены вызвала возмущение хорватов и сербов. Лидер складывающейся сербской Национально-свободомыслящей партии Светозар Милетич призвал сербский народ никогда больше не поддерживать правящие круги империи: ведь сербы надеялись на создание автономной Воеводины [19]. В дальнейшем милетичевцы выступали за ослабление связей Венгрии с Австрией, за защиту «аграрных областей» империи от венского капитала.
Из Хорватии бежали деятели абсолютистского режима, в общественную жизнь стихийно вернулся хорватский язык. В театре освистали немецкую труппу. Раздавались лозунги в честь Кошута и Гарибальди. И. С. Аксаков, побывавший в Хорватии летом 1860 г., писал: «Ненависть к Австрии /здесь/ сильнее, чем когда-либо...» [20]. Объединение Италии (1859 г.) всколыхнуло хорватов. В Гарибальди видели подлинного героя. Среди радикальных кругов распространились надежды на Наполеона III с его «принципом национальности» [20].
Придворные круги были вынуждены пойти на реформу. 20.10.1860 г. Франц Иосиф издал «Октябрьский диплом», в котором обещал вводить законы только «при содействии» сеймов земель и рейхсрата. Законы, касающиеся всей империи (из области финансов, торговли, транспорта, армии и др.), должны были издаваться «при участии» рейхсрата. Налоги, займы возможны «с согласия рейхсрата». Остальные дела — сфера земельных сеймов (их статус определялся императором), законодательных органов Венгрии и Хорватии. Подтверждалась отмена сословной исключительности дворянства.
В литературе встречается мнение, что диплом ввел в Австрийской империи федерализм. В действительности сохранилось консервативное централистское устройство при весьма ограниченной автономии земель.
Австронемецкая буржуазия была недовольна статусом земельных сеймов, где преобладали дворяне и духовенство, и тем, что их привилегии были отменены не полностью. Либералы же Хорватии торжествовали: Вена признала независимое от Венгрии положение Хорватии. Жители Карловаца в знак торжества по древнему обычаю изжарили на вертеле вола.
В ноябре 1860 г. новый бан генерал Шокчевич (Елачич умер в 1859 г.) пригласил на совещание («банскую конференцию») ряд влиятельных лиц. В петиции Францу Иосифу они просили признать хорватский языкофициальным и учредить Хорватско-славонскую придворную канцелярий (по делам управления, суда и просвещения), восстановить жупанийское управление, присоединить Далмацию.
Франц Иосиф вскоре издал указ о хорватско-славонском «дикастерии» (отделе) в Вене во главе с Иваном Мажураничем, крупным чиновником и поэтом времен иллиризма, сочувствовавшим либеральным реформам. «Дикастерий» был центральной властью по хорватским делам; эти дела должны были вестись народном языке. Отныне хорватский язык (теперь уже навсегда) был признан официальным. В январе 1861 г. восстановлена система жупаний во главе с бывшими иллирами (И. Кукулевич и др.), а также бывшими мадьяронами. Великим жупаном стал И. Штросмайер.
Судьбу Далмации Франц Иосиф лицемерно предложил решить путем переговоров представителей Далмации и Хорватии. Было известно, что Национальная партия (Далмации), начавшая формироваться лишь в 1860 г., отстаивавшая применение родного языка наряду с итальянским, стремится к соединению с Хорватией. Но она еще была слабой и уступала по влиянию итальянизированным кругам, так называемым «автономистам» — сторонникам автономии Далмации в составе Австрии. Автономисты признавали, что Далмация — славянская страна, но не считали ее хорватской. Народняков поддерживали часть хорватской и сербской интеллигенции, низшее духовенство, небогатая часть буржуазии. Автономистов — патриции (знать городов) — землевладельцы и верхи торговой буржуазии. В их среде ощущалось влияние итальянского национального движения.
По уставу, разработанному в Вене, сельская масса Далмации — почти 9/10 населения, посылала меньше депутатов в сабор провинции, чем курии крупных налогоплательщиков и горожан. В 1861 г. народняки получили 14 мест, автономисты — 27. Сабор отказался вести переговоры с Загребом. На это и рассчитывали в Вене. Вопрос о воссоединении пришлось отложить. Перед народняками встала задача отвоевать у автономистов влияние на горожан, так как масса крестьян находилась под влиянием францисканцев, сознавала, что говорит по-хорвацки, и была готова поддержать воссоединение. А чтобы завоевать города, надо было развернуть здесь национальную пропаганду. Средство для этого далматинские народняки видели в организации газеты.
В Хорватии в это время началась борьба за расширение автономии. Кватерник, находясь в Вене, подружился с русским посланником В.П.Балабиным (в своем дневнике Кватерник называет его «другом»). Балабин поддержал его идею поездки на Запад: «Кватерник, — докладывал Балабин 4.05.1859 г. Е. П. Ковалевскому, начальнику департамента Министерства иностранных дел России, — изъявил мне намерение отправиться в Париж и там напечатать брошюру о кроатах и их народном начале. Зная, что во Франции, да отчасти и у нас, на кроатов смотрят исключительно как на доблестных солдат Радецкого (имеется в виду участие граничар в войне против Италии в 1848—1849 гг. — В. Ф.), я не мог не одобрить его намерений и снабдил его на это некоторыми указаниями» [АВПРИ, Г. А. Политич. отдел. 1859, д. 4, л. 3]. Деятельностью Кватерника заинтересовался Л. Кошут [21]. Позднее Кватерник считал своей заслугой, что в Италии впервые упоминали хорватов без проклятий, хотя еще недавно итальянцы вели себя так, словно война (1848 и 1859 гг. - В.Ф.) шла «не с Австрией, а с хорватами» [29].
В 1859 г. в Париже Кватерник анонимно издал книжку в защиту полной свободы Хорватии [22]. Это — первое публичное выступление будущих основателей «партии права» — хорватских радикалов. На средства Штросмайера Кватерник в Загребе издал две брошюры, в которых обосновывал идею национального суверенитета хорватов — в основном против претензий Венгрии.
А.Старчевич, тогда нотариус Риекской жупании, в «Петициях» жупании призывал к созыву полновластного сабора и провозглашению «священных принципов» свободы личности, слова, печати, союзов, избранию чиновников, установлению Хорватией (самостоятельно!) отношений с другими странами [23]. Как видим, А. Старчевич наряду с национально-радикальными отстаивал демократические принципы [24].
Псевдофедералистский шаг правительства — Октябрьский диплом 1860 г. — вызвал лишь активизацию всех оппозиционных сил. Крупнейшей из них была австро-немецкая буржуазия, отстаивавшая централизм и либерализм. В борьбе за гегемонию в Германии она была опорой Габсбургов.
В связи со всем этим в феврале 1861 г. был издан «патент» — конституция, изданная без «участия» земель империи. Дело реформ было поручено государственному министру А. Шмерлингу, убежденному централисту и стороннику постепенных либеральных перемен. Намечалось создание двухпалатного рейхсрата: нижняя палата — представители сеймов земель, верхняя — члены царствующего дома, аристократы, высшие представители церкви. Куриальная система и имущественный ценз ставили австрийских немцев в господствующее положение. Компетенция рейхсрата в основном ограничивалась бюджетом, но императору и здесь принадлежала решающая власть. Он назначал председателей палат и главу правительства. Парламентской ответственности правительства не было.
Рейхстрат мог быть «узким» (только австрийские дела) и «расширенным» (дела всей империи). В Венгрии и Хорватии «патент» встретили с негодованием, демонстрациями и беспорядками. Венгрия нив коем случае не собиралась посылать делегатов вобще имперский парламент. Хорватия тоже. Государственное собрание отказывалось провести коронацию Франца Иосифа (в 1849 г. было не до коронации) до восстановления венгерских законов о суверенитете 1848 г. Собрание было распущено. Но венгерские либералы, в отличие от эмигранта Кошута, стремились найти путь к соглашению с короной. Одновременно они давали обещания хорватам поддержать их автономию и дело объединения с Далмацией и Военной границей. От хорватов требовали одного — восстановления политического союза с Венгрией. Для венгерских помещиков очень важно было восстановить связи с Балканами и морем — через Хорватию. Государственное собрание 1861 г. потребовало возвращения Хорватии в состав земель венгерской короны.
За восстановление унии в Венгрии во что бы то ни стало выступали малоимущее дворянство и часть буржуазии. Либеральная газета, орган народняков «Позор» («Внимание» или «Бдительность»), определяла унионистов как «карликовую партию наших денационализированных графов и баронов». Но их поддержало среднее дворянство, до 1848 г. — иллирийское. Оно считало, что под сенью венгерских магнатов удастся решить свои тяжкие проблемы, магнаты же отказались от наскоков на «муниципальные права»... Но имелись и умеренные унионисты, требовавшие расширения автономии. Это — буржуазно-дворянское крыло унионистов.
В начале 60-х годов унионисты создали Национально-конституционную партию. Большинство ее защищало единый венгеро-хорватский бюджет, единое законодательство и у правление в областях финансов, торговли, военной. Унионисты считали, что единство с Венгрией спасет Хорватию от германского и от славянского «моря». Наконец, провенгерские настроения в Хорватии были шире унионистических, в национальном движении преобладала идея равноправного союза с Венгрией.
В 1861-1865 гг. Габсбурги пытались сохранить централистский режим. 15апреля 1861 г. открылся сабор Хорватии. В его устройстве сохранились остатки сословности. В городах право голоса получили владельцы недвижимости, чиновники, лица с высшим образованием. В селах действовала двухстепенная система. Голосовали только главы семей, они избирали выборщиков. Церковь посылала своих представителей. Высшие чиновники и магнаты сохранили личное представительство (вирилисты), 120 депутатов избиралось, а вирилистов было около 90. Преобладала национально-либеральная партия — представители в основном зажиточной буржуазной интеллигенции, части духовенства.
В своем рескрипте Франц Иосиф требовал избрать 9 депутатов в рейхсрат и послать представителей на коронацию. Хотя в саборе раздавалось много громких слов против абсолютизма, сабор признал абсолютистское аграрное законодательство 50-х годов. Либералы призывали ускорить ликвидацию горницы, регальные права и т. п. остатки прошлого. Но сабор признал возможным лишь факультативный выкуп привилегий помещиков, то есть оставил их нетронутыми. Во внутриполитических вопросах сабор был весьма умеренным. В числе важных актов сабора 1861 г. были решения об основании Югославянской академии наук и искусств и Загребского университета (открыты в 1866—1967 и 1874 гг.). 4 Штросмайер был инициатором этого проекта и сразу внес 50 тысяч форинтов в фонд строительства здания академии.
По просьбе депутатов на сабор были допущены представители Военной границы для обсуждения государственно-правовых проблем (были избраны и простые солдаты).
Центральным оказался вопрос об отношениях с Венгрией. Политический комитет предложил вступить в переговоры с Венгрией при условии признания Венгрией территориальной целостности Хорватии, ее полного равноправия и признания, что в 1848 г. связи между странами были полностью прерваны. Было оговорено, что администрация, суд, просвещение, церковные дела в любом случае останутся в ведении хорватов, т. е. не могут быть предметом переговоров. Автором проекта был начальник дикастерия И. Мажуранич. То есть проект отражал позицию двора. Было ясно, что Венгрия отклонит проект ввиду пункта о территориальной целостности — продолжался конфликт из-за Риеки и Меджумурья, занятых хорватскими войсками в 1848 г. Но народняки, близкие к Мажураничу, говорили об опасности австро-венгерского соглашения, что положило бы коней возможности какого-либо лавирования... Народняки стремились расширить права Хорватии, но группа Мажуранича не желала хорвато-венгерского сближения ввиду оппозиционности Венгрии всему плану создания централизованной империи. Унионисты (граф Ю. Янкович и др.) предложили вступить в переговоры с Венгрией без всяких условий. Партия права (праваши) в лице двух ее основателей доказывала, что «наш заклятый враг» (австрийцы) хочет рассорить народы «своими указами», а хорватам и венграм надо добиваться полной национальной свободы.
Большинство сабора поддержало проект комитета, и Франц Иосиф его утвердил («статья 42»), зная, что он делает хорвато-венгерское соглашение невозможным. Но, главное, сабор (как и венгерское собрание) категорически отказался послать делегатов в рейхсрат в Вену, считая, что централизм равносилен бесправию и безбрежному фискальному гнету.
5.08.1861г. большинство сабора отказалось даже обсуждать вопрос об «общих делах» с Австрией (в этом сабор пошел дальше венгров). Это был жест негодования... Старчевич, однако, съязвил, что голосование 5.08.1861 г. имело большее значение, чем битва при Сольферино, так как хорваты перестали быть орудием Австрии [24].5
Очень важна была позиция граничар. Венские власти допустили их в сабор, рассчитывая, что «всегда верные» граничары поддержат правительство. Граничары же говорили о «голодной и босой» Границе, о произволе начальства и потребовали демилитаризовать и присоединить Границу Хорватии, обеспечив населению все гражданские права. За это они были отправлены домой [25].
После 1848 г. политическая обстановка в Границе изменялась. О зарождении интеллигенции уже говорилось. Рост личных деловых связей с Хорватией был неизбежным. Интересно, что число учащихся Загребской академии, выходцев из Границы, в 1790—1830 гг. вдвое превысило число выходцев из Славонии [26]. Поэтому понятно влияние на Границе иллиризма. Утверждались национальные и либеральные идеи. Воспринимались веяния из Сербии, Хорватии, Балкан. Интерес граничар к движению южных славян особенно беспокоил власти. Русский наблюдатель сообщал в 1863 г.: «Высшие военные власти суть все немецкие, если заподозрят граничарского офицера в чтении славянской газеты, вносят его имя в лист лиц ненадежных, если в регламенте двое-трое начальников — сербы (здесь могли подразумеваться и хорваты. — В. Ф.), то рассортировывают их по разным полкам» [АВПРИ Г. А. V А,, д. 1016, л. 17. 1863]. Военный режим стал невыносимым.
Разочарование результатами войны 1848—1849 гг. сказалось на боеспособности граничар, другой причиной нежелания находиться всю жизнь «в казарме» была нищета Границы после ликвидации феодализма в империи. При Сольферино «кроаты» дрались «за императора» неохотно и, случалось, покидали позиции [РГВИА, ф. 428, д. 86, л. 34]. Граница стала ненадежной для монархии [27]. Для Венгрии же она оставалась потенциальной угрозой со стороны абсолютистских сил.
12.11.1861г. сабор был распушен. «Тяжко было отеческому сердцу убедиться», что сабор ступ ил на «бесплодное поле», писал император. Внешнеполитическая обстановка была спокойной, поэтому правящие круги в связи со строптивостью венгров и хорватов заявляли, что можно и подождать. Налоги повышались, жандармы расправлялись с недоимщиками — все было нормально. Но жупании, как и комитаты в Венгрии, пытались сорвать сбор налога. В 1861 г. с поста жупана ушел Штросмайер. Но кроме палки у правительства был и пряник: вначале 1862 г. дикастерий был заменен на придворную канцелярию, по статусу равную венгерской. Учрежден «стол семерых» — верховный хорватский суд. Были собраны данные о потребности страны в железных дорогах... Двор не расставался с мыслью привлечь Хорватию в рейхсрат. В 1864 г. в Загребе была организована народнохозяйственная выставка, она показала сдвиги, особенно во внешней торговле, после 1848 г. Но и на выставке имели место «демонстрации против местных высших чинов... Злобные и пакостные выходки» [28].
В конце 1863 г. Иван Мажуранич и Шмерлинг создали «Самостоятельную национальную партию», выступившую за сотрудничество с режимом. В основном это были чиновники, поддержанные частью купечества (А. Врачицани и др.), отдельными магнатами, кардиналом Хауликом. Наряду с консерваторами в партии были либералы (И. Кукулевич). Их газета «Домобран» выступала за свободу предпринимательства. Но самосталцы остались относительно небольшой группой. Они заявляли, что верность правительству — условие решения национальных задач, выдвинули требование равноправия с Венгрией. Верность Австрии — залог «народности, автономии» и т. д. Надо держаться позиции 1848 г. Главное — самостоятельность, независимость от Венгрии, участие в рейхсрате — иначе возможен сговор Австрии и Венгрии против славян. Как видим, в чем-то они проявили прозорливость. Не чужд им был югославизм — возможность создания южнославянского государства при распаде Австрии. Но основная их идея — австрославизм, федерация славян в Австрии. Чиновники Мажуранича участвовали в антинемецких манифестациях.
Но уже весной 1865 г. император и его окружение убедились в необходимости компромисса с Венгрией. Венгерское дворянство отказалось от идей Кошута. В июне 1865 г. Франц Иосиф посетил Пешт. Трансильвания была вновь включена в состав королевства. Итак, венграм вернули все отторгнутое от нее в 1849—1850 гг., кроме Хорватии. В июле 1865 г. Шмерлинг, а осенью 1865 г. Мажуранич ушли в отставку. Место государственного министра занял консерватор из Моравии Р. Белькреди. Была сделана последняя попытка удержать Венгрию в рамках единоцентровой империи. В сентябре 1865 г. был отменен февральский патент 1861 г. Белькреди смягчил политику в Венфии и Хорватии, восстановил права жупаний. В ноябре 1865 г. вновь стал выходить закрытый при Шмерлинге «Pozor». Было указано жандармам вести себя мягче при сборе налогов...
В это время (1863—1865) Кватерник вторично находился в эмиграции, поддерживал связи с итальянскими революционерами, польскими и венгерскими эмигрантами, с чехом Й. В. Фричем — противником Габсбургов. Он ждал новой войны против Австрии и освобождения Хорватии [29,30]. В Хорватии побывали польские эмиссары с целью выяснить возможность восстания граничар в случае высадки гарибальдийцев.
8марта 1864г. Кватерник заключил с революционными эмигрантами договор о совместной деятельности против Австрии. Ввиду активности итальянских ирредентистов, претендовавших на Истрию, Далмацию и «Иллирию», Кватерник обратился с письмом к Гарибальди. Неразумно «игнорировать Хорватию... народность, расположенную между Италией и Венецией славянскую народность, полную решимости жить собственной национальной жизнью, независимо и суверенно... желающую жить в дружбе и добрососедстве с Италией. Разумно и справедливо, что выдающийся человек, носящий имя "Гарибальди, не должен игнорировать такую народность". Тем более что за Бреннером и Альпами — наш общий враг и поэтому «нет нам ни отдыха, ни национальной безопасности» [31]
Гарибальди ответил ему из Капреры 8 июня 1864 г. «Его письмо дышало самыми благородными мыслями по отношению к нашему народу»." вспоминал Кватерник. Гарибальди писал, что предал бы веру всей своей жизни, отказавшись от знамени свободы всех народов. «Нельзя смешивать янычар коварного деспотизма (имеются в виду граничары, воевавшие в Италии. — В. Ф.), с колыбели предназначенных к военной службе, с простым и мужественным народом, обитающим между Изонцо и Дриной, Нориком и Горицией» [31]. Гарибальдийцы дали обещание: в случае высадки десанта на хорватскую территорию командование десантом будет подчинено хорватским властям...
Но прошла война 1866 г., и мечтам хорватского эмигранта сбыться не удалось. Пруссаки Бисмарка разбили австрийцев при Кёниггрене. Во всей империи ни один народ, кроме части австрийских немцев, не хотел победы Австрии в войне 1866 г., ибо от победы ждали усиления гнета. В Австрии только команды военного флота, состоявшие из далматинцев, дрались с увлечением и нанесли поражение итальянской эскадре. Но далматинцы защищали свою землю... В Хорватии на призыв правительства к добровольцам вступать в армию не отозвался никто. Надежды Габсбургов возглавить объединение Германии провалились. Это было ударом по германизаторским и централистским планам в империи. Но все же империя устояла, и власти нуждались в урегулировании внутриполитической обстановки. Франц Иосиф решительно пошел на сближение с Венгрией. Дворянская венгерская группировка Ф. Деака, переговоры с которой велись уже весной 1866 г., была готова к соглашению на основе политического равновесия и внутренней самостоятельности Австрии и Венфии (дуализм).
Хорватский сабор 1865—1866 гг. на этот раз признал «общие дела» империи. Статья 42 была отодвинута в сторону. Но делегация во главе со Штросмайером, обсуждавшая перспективы отношений с Венгрией, убедилась, что сотрудничества не получается. Венгры не признали хорватов равноправным, но признали «политическим» народом, то есть соглашались на особый статус Хорватии и Славонии в составе Венгерского королевства. Отношения с Австрией, утверждала венгерская сторона, законодательство в общих венгеро-хорватских делах — прерогатива общего (венгеро-хорватского) парламента.
В июле 1866 г. в Вене собрались славянские лидеры — граф А. Голуховский и князь Е.Любомирский от Галиции, Ф. Палацкий и Ф. Ригер от Чехии и от Хорватии — Й. Ю. Штросмайер. Было решено сопротивляться осуществлению австро-венгерского соглашения о дуализме. Был принят федералистский проект Ригера, основанный на «Идее Австрийского государства» (1865 г.) Палацкого: конституционный строй, автономия земель, власть центрального правительства только в сферах, обеспечивающих единство государства (иностранные дела, армия, финансы), рейхсрат, состоящий из групп земель (Венгрия, Галиция, чешские земли, австро-немецкие земли вместе со словенскими). Хорватия должна была сама договориться с Венгрией о своем статусе. Штросмайер был полностью разочарован. Канцлер Белькреди, стоявший за этими решениями, опасался конфликта с Венгрией, поэтому для Хорватии не требовали определенного самостоятельного статуса. Участники совещания исходили из исторического права, и хорватское право оказалось недостаточным.
После войны венгерская сторона была не склонна к уступкам хорватам. Поэтому сабор 19.12.1866 г. обратился к Францу Иосифу с предложением вступить с ним в переговоры на условиях объединения хорватских земель. Но «мы не могли бы согласиться с общим (общеимперским. — В.Ф.) органом... который был бы создан без согласия Триединого королевства». Хорватам было важно подтвердить приверженность к политическим правам своей страны и стремление к суверенитету.
В начале 1867 г. хорватские народняки приветствовали предстоящее создание ответственного правительства в Венгрии, видя в этом залог победы принципа парламентаризма в империи. «Позор» заявлял, что хорваты не будут отстаивать подчинение Венгрии имперским властям («Pozor» 6- 15.09.1866). В отличие от 1848 г., хорватские либералы не желали поддерживать центральное правительство. Но «Позор» предлагал совместить федерализм и дуализм: каждую их двух частей империи устроить на основе федерации земель. Аналогичная пропаганда имела место и в Австрии [АВПРИ, ф. Канцелярия, д. 219, л. 270, Вена, 1866].
В феврале 1867 г. было создано венгерское правительство, ответственное перед парламентом Венгрии. Хорватия должна была находиться под его властью. Франц Иосиф признавался конституционным королем Венгерского королевства (Транслейтании). «Остальные земли и королевства» (Цислейтания) должны были быть представлены в рейхсрате. Общими для Австро- Венгрии являлись государь (император-король), армия, внешняя политика, финансы, обеспечивающие эти общие институты. «Общие дела» находились в ведении государя, общего правительства и делегаций обоих парламентов (по 60 человек каждая), действовавших по инструкциям своих парламентов. Для принятия решений требовалось их единодушие. Во внутренних делах Австрия и Венгрия были самостоятельными.
Элемент дуализма был в устройстве государства Габсбургов с XVI в. Органы управления Венгрией и Хорватией были особыми, принципы управления также. Теперь власть в Венгрии оказалась в руках крупны* землевладельцев. Именно они заключили компромисс с монархом, австрийским крупным капиталом, австрийской аристократией. Поэтому относительную отсталость Венгрии вплоть до 1918 г. преодолеть не удалось. Немцы сохранили преобладание в военном аппарате государства. Условием соглашения было и введение либеральной конституции в Австрии Либералы Венгрии были союзниками немецких либералов Австрии. В декабре 1867 г. была принята конституция Австрии. Рейхсрат стал законодательным органом. По всей монархии были провозглашены политические свободы, но осуществлялись они в более реальной степени в Австрии — стране более развитой социально и экономически, чем Венгрия. Император сохранил большую власть: назначал премьеров, общеимперских министров, сохранил власть во внешней политике, над армией, имел право управлять без рейхсрата (§14). В Австро-Венгрии сохранялись остатки абсолютизма. В Австрии граждане приобрели право получать образование на родном языке (§19). Австрия фактически признавалась многонациональным государством. В Венгрии же по закону все жители «независимо от национальности составляют в политическом отношении... неделимую единую венгерскую нацию». А ведь немадьяры составляли тогда 52% населения! Закон 1868 г. разрешал употребление родного языка в местных делах, но он часто нарушался.
Франц Иосиф, не обращая внимания на документ сабора от 19.12.1866 г., потребовал от сабора прислать делегатов в парламент Венгрии для участия в выработке формулы коронационной присяги. Но сабор отказался действовать до удовлетворения его требований. Согласно Прагматической санкции 1712 г., от хорватов, утверждал сабор, нельзя требовать больше, чем от венгров... Хорватов можно было заставить подчиниться силе, недобровольного согласия на неполноправное положение они не давали. Вскоре сабор был распущен: «Он воспротивился нашим отеческим намерениям во всех пунктах», — заявил Франц Иосиф. Коронация состоялась в Буде 8.06.1867 г. Официальная хорватская делегация отсутствовала.
С учетом положения народов Венгрии (сербов, румын, словаков, украинцев, саксов) «Венгеро-хорватское соглашение» 1868г. было определенным достижением хорватов: ни один славянский народ монархии не получил таких прав (несколько позднее уступки были сделаны Веной полякам).
Унионисту барону Л. Рауху, в июне 1867 г. назначенному и. о. бана, было поручено заставить хорватов признать новое положение. В 1866— 1867 гг. хорватские народняки и особенно Штросмайер сотрудничали с Сербией в надежде на крупное движение на Балканах. Но Франция и Австрия в ультимативной форме предостерегли сербского князя Михаила против каких-либо действий, направленных против Турции. В 1868 г. Михаил был убит. Франц Иосиф фактически выслал Штросмайера (в Париж). Был закрыт «Позор», а его редактор арестован. На Военную границу был прислан новый командующий генерал Габленц с целью «противодействия развитию славянского духа», и Габленц действовал, засучив рукава. Но агитация в Хорватии велась и со стороны австрийских противников Дуализма — части придворных, военных, чиновных кругов. Народняки, с которыми слились самосталцы, не теряли надежды. Их газета выходила в Вене, затем в Сисаке, на Военной границе. Эрцгерцог Альбрехт, шеф армии, в 1868 г. посетил Границу и лично выразил сочувствие «поборникам национального начала в Кроации». Он посетил могилу Елачича [АВПРИ. Гл. Архив VA2, д. 1027, л. 14, Фиуме, 1868]. Вероятно, Хорватию вновь надеялись толкнуть к реакции, как в 1848 г.
Но Франц Иосиф утвердил избирательный закон, выгодный унионистам. Половину избирателей составляли чиновники. Избирательным правом пользовалось 6—7 % взрослых мужчин. На выборах в конце 1867 г. народняки получили всего 14 мест (преимущественно в Среме, где сербы были настроены оппозиционно). Но настроение в буржуазной среде падало, помощи ждать было неоткуда. Оппозиция во главе с историком каноником Ф. Рачким, лидером югославистов, покинула сабор. Хорватская делегация на переговорах с Венгрией состояла из «крайних» (раухианцев) и умеренных унионистов (Ю. Янкович, И. Брлич). Последние пытались закрепить за Хорватией некоторые права при сборе налогов, при выборе делегации, назначении бана. Но все было напрасно.
24 сентября 1868 г. сабор проголосовал за соглашение с Венгрией. Хорватия признала дуалистическое устройство монархии, неделимость земель короны св. Иштвана (то есть Венгрии). Сабор посылал в венгерский парламент 29 депутатов (после присоединения Военной границы в 1882 г.- 40). Они участвовали в рассмотрении «общих дел», касавшихся Венгрии и Хорватии. Хорватские делегаты не могли влиять на решение этих дел, так как составляли менее 1/10 парламента. В палату магнатов сабор посылал 2 представителей. Бан, великие жупаны, епископы Хорватии заседали здесь же. В делегацию полагалось выбирать 4-х представителей от Хорватии.
Единая финансово-экономическая система и единое законодательство в этой области воплощали единство Венгрии и Хорватии. Даже сбор налогов осуществлялся венгерским чиновничеством. На автономные расходы Хорватии выделялось 2,2 млн. форинтов в год, или примерно 45% налоговых сборов в Хорватии. «Полная автономия» Хорватии была признана в областях: 1) администрации, 2) юстиции, 3) просвещения и церкви Здесь законы издавал сабор, а исполняло правительство (zemaljska vlada) во главе с баном, которым могло быть только гражданское лицо. Решения сабора для вступления их в силу утверждал король.
Перечисленные права уже принадлежали Хорватии в 1861-1867 гг.. только до 1868 г. хорватские власти подчинялись Придворной канцелярии, теперь — фактически венгерскому министерству. В Буде хорватские дела контролировал специальный министр «без портфеля». Бан назначался королем по предложению венгерского премьер-министра и формально был ответствен перед сабором. Венгерские власти могли воспрепятствовать утверждению императором любого решения сабора. Но соглашение признало хорватский язык официальным на территории Хорватии и Славонии. На чиновничьи посты следовало «по возможности» назначать местных жителей. Формально Венгрия поддержала требования присоединения к Хорватии Далмаиии и Военной границы [32, 33, 34, 35].
Но конфликт из-за Риеки урегулирован не был. Уже в начале 1867 г. оттуда были устранены хорватские власти. В Соглашении хорваты настояли на формуле, что решить вопрос о принадлежности Риеки не удалось. Однако в Вене, при утверждении королем Соглашения, на этом месте была сделана наклейка («знаменитая» krpica), где говорилось, что район Риеки, как «особая территория», подчиняется венгерскому правительству |9]. Риека была важнейшим портом восточной части монархии. И монархи идут на фальсификацию.6
Итак, хорваты сохранили возможность развития национальной культуры, просвещения на родном языке, возможности для деятельности оппозиции и пр. Но хорватские историки Ф. Чулинович и затем X. Сироткович с основанием отметили, что подлинной парламентской системы в Хорватии не было. Все же многовековая политическая традиция Хорватии, связанная в Средние века с наличием местного дворянства, сыграла роль при определении ее статуса. Создать очаг большого недовольства на южных рубежах монархии Габсбурги и не мыслили.
Вскоре выяснилось, что новая система обеспечила беспардонную власть помещиков и ущемление интересов крестьян, которые в такой мере даже венские бюрократы не допускали. В 1873 г. Соглашение подверглось незначительному пересмотру («ревизии»), ежегодная фиксированная сумма для Хорватии (2,2 млн.) заменялась 45 % от налоговых сборов. Это означало, что с ростом сборов увеличится и доля Хорватии. Сабор принял эту поправку. Но оппозиция (народняки) потребовала государственного равноправия или, как минимум, финансовой автономии. Это требование стало основным в 80—90-х гг. XIX вив начале XX в.
После всех неудачных попыток получить зарубежную помощь [30] после австро-венгерского соглашения и поражения хорватского национального движения Кватерник сделал еще одну попытку активизировать борьбу с Габсбургами. На Военной границе господствовала атмосфера тревоги: ожидалась передача области под власть Венгрии и резкое увеличение налогов. Кватерник, в тайне от Старчевича, вместе с несколькими товарищами попытался поднять восстание граничар, пока у них еще имелось оружие. 8.10.1871 г., по некоторым данным, ему удалось в селе Раковица Огулинского полка собрать сотни граничар, отряд занял один из ротных Центров Границы — Плашки (на западе Границы). Было провозглашено Национальное правительство и объявлена его цель — освобождение страны от швабов (немцев. — В. Ф.) и мадьяр». Однако войска стали преследовать отряд, который быстро таял. На третий день восстания Кватерник и его друг Бах были убиты из засады. Им не удалось поднять широкое восстание.
Кватерник был глубоко верующим католиком и считал, что Бог предназначил ему стать освободителем Хорватии. Он был и фанатичным патриотом и готов был отдать жизнь за свободу Хорватии. Так что, возможно, он пошел на восстание с этой верой, так как не мог вынести австро- венгерского сговора и политической бесперспективности.
Партия права подверглась преследованиям, А. Старчевич отдан под суд, но смог доказать, что не имел представления о намерениях Кватерника (Arhiv Hrvatske. Akten des Generalkommandos Zagreb). Десять лет спустя он писал в статье, что малые народы (в пример он привел ирландцев) не должны идти на неподготовленные восстания, но должны всячески досаждать своим угнетателям [36].
В связи с поражением народняков в многолетней борьбе (1860-1873) Штросмайер отошел от политики. После «ревизии» баном был назначен народняк И. Мажуранич, первый в истории бан — не дворянин. Часть Национально-либеральной партии его поддержала. Правительство Мажуранича (1873-1880) осуществило ряд либеральных реформ. Ввело обязательное 4-классное обучение в государственных школах (тем самым было сокращено число церковных школ, из-за бедности неспособных обеспечить должное обучение — особенно пострадали от этого сербские школы. Но обе церкви — католическая и православная — были крайне недовольны). Разрешило собрания в помещениях без санкции полиции. Реформировало суд.
Число студентов Загребского университета от его основания в 1874 г. до народного движения 1903 г. [13]
Университет состоял из факультетов: юридического, философской богословского. Накануне войны 1914 г. планировалось открытие медицинского факультета.
1 Посавье страдало от ежегодных наводнений и в связи с этим часто находилось на грани голода.
2 Данные о периоде неоабсолютизма 50-х годов XIX в. взяты преимущественно из уникального по тематическому охвату исследования проф. М. Гросс [I]. Имеется литература о борьбе крестьянства за землю, об экономических проблемах в период неоабсолютизма, о взглядах Э. Кватерника и А. Старчевича. Однако процесс распространения этнонима «хорват» в этот период почти не был изучен.
3 Австрийская статистика учитывала вероисповедание и разговорный язык, что приводило к ошибкам. Так, в Далмации свободно говорили по-итальянски в городах 50 тыс. чел., что составляло более 10 %.
4 Краткие сведения о развитии университета см. в конце главы.
5 В сражениях при Сольферино, Мадженте и Монтебелло франко-пьемонтские войска разгромили австрийскую армию (1859).
6 В книге о Риеке помещена фотография «крпицы».
<<Назад Вперёд>>
Просмотров: 6240