Мифологические образы северных легенд. Г. М. Бонгард-Левин, Э. А. Грантовский.От Скифии до Индии.

Г. М. Бонгард-Левин, Э. А. Грантовский.   От Скифии до Индии



Мифологические образы северных легенд



загрузка...

Сходные предания были известны и финно-угорским народностям Северо-Восточной Европы и Зауралья, далекие предки которых являлись соседями скифов (а ранее, как отмечалось, и арийских племен уже в индоиранский период).

«Крылатым» или «Небесным Карсом» называется фантастическая птица в легендах хантов и манси. Вот как описывает ее С.Патканов, изучавший в конце XIX в. фольклор зауральских хантов: гигантской величины птица с человекоподобной головой и большим клювом; позади рук, снабженных длинными и острыми когтями, вырастают два мощных крыла; «крылатый Каре» умеет говорить по-человечьи; обладая необыкновенной силой, он может унести на спине человека.

В сказаниях манси Каре выступает иногда как чудовище, разрушающее дома и селения или, напротив, оказывающее помощь герою. Оно может перевезти его на себе в далекие страны, даже к Северному океану: «...между лопатками ко мне садись... — Взлетел. Несет. К Ледовитому морю прилетели. Опустились» (из преданий манси, записанных В.Н.Чернецовым).

Образ фантастической птицы в мифологии уральских народов вполне соответствует иранскому Симургу и индийскому Гаруде. Нельзя, конечно, утверждать, что именно такой образ уже существовал в мифологии индоиранских племен и их соседей в общеарийскую эпоху. Представление об особом облике этой легендарной птицы, какой она описана в традициях Индии, Ирана и Зауралья, могло сложиться и в результате независимого развития, появиться в связи с более поздними контактами, быть элементом широко распространенных «бродячих сюжетов». Ведь сходные черты фантастической птицы можно найти в легендах различных народов, например в арабских (птица Рух) и русских (Жар-птица) сказках. И тем не менее можно предполагать, что образы всех этих чудесных птиц в своей основе восходят к единому и очень древнему источнику.

Фантастический зверь-птица. Золотая обкладка пожен из скифского кургана Придонья. VI в. до н.э.
Фантастический зверь-птица. Золотая обкладка пожен из скифского кургана Придонья. VI в. до н.э.

Археологические и этнографические материалы показывают, что огромная чудо-птица входила в круг мифологических образов, издавна бытовавших у финно-угорских племен Северо-Восточной Европы и Урала. Уже в XIX в. ученые обратили внимание на большое число встречающихся в этих областях металлических изображений реальных и особенно фантастических животных, птиц и птицеподобных существ. Многие из таких изделий до XVIII-XIX вв. служили амулетами, идолами и жертвенными приношениями богам в специально предназначенных для этого культовых местах. Такие предметы из районов Прикамья, верховьев Печоры и восточных склонов Урала в конце XIX в. были изучены пермским краеведом Ф.А.Теплоуховым. Ученый выделил целый ряд типов в изображении этих «баснословных существ» и показал, что они являются популярными образами мифов и легенд пермских и угорских народов. К наиболее часто встречающимся относятся изображения фантастических существ с чертами птицы и хищного зверя, а также иной тип — птицеподобные существа, имеющие на груди изображение человеческого лица; нередко на теле птицы — фигура стоящего в рост человека.

Сходные предметы были обнаружены в Прикамье и Зауралье и при раскопках памятников археологических культур. Это дало ученым материал для датировки таких находок (работы А.В.Збруевой, А.П.Смирнова, В.Н.Чернецова). Металлические фигуры, в том числе изображающие птиц с человеческими лицами на груди и человека в рост на теле птицы, засвидетельствованы на этих территориях для археологических культур начиная со второй половины I тысячелетия до н.э.

«Крылатый Карс». Культовые предметы, Усть-Полуйская культура Урала и Зауралья. IV в. до н. — II в. н.э.
«Крылатый Карс». Культовые предметы, Усть-Полуйская культура Урала и Зауралья. IV в. до н. — II в. н.э.

Наряду с фигурами мифических крылатых чудищ у древних племен Прикамья и Зауралья были широко распространены ритуальные изображения реальных птиц — ястреба, ворона, сокола и др. По религиозным воззрениям угорских народов, как показывают этнографические материалы XVIII — начала XX в., некоторые божества могли перевоплощаться в птиц. С птицами связывались и специфические шаманские представления, бытовавшие некогда у этих народов; в образе птиц мыслились шаманские духи и души шаманов. Для верований северного шаманизма было характерно представление о различных зооморфных, в том числе птицеподобных, существах — божествах-духах, «предках» шаманов, самих шаманах, «странствующих» в образе птицы. Сходную роль могла играть и «птица», способная нести на себе человека. Так, в легендах эвенков рассказывается о птице, переносящей человека в страну «вечного дня». В одном из преданий, записанных С.Паткановым у хантов, «Крылатый Карс» переносит героя в «верхний мир». Сходные представления, как уже отмечалось, существовали в индийской и иранской традициях. Однако в религиозных верованиях северного шаманизма по сравнению с религиями индоиранцев подобные черты гораздо органичнее вписывались в систему общих мифологических воззрений и религиозных обрядов. Обширнее и сам «репертуар» животных — реальных и сверхъестественных, непосредственно связанных с шаманскими верованиями: звери смешанной породы, птицеподобные существа, птицы.

Среди культовых предметов из Прикамья привлекают внимание изображения птицы-зверя — обычно это птица с головой волка или собаки. Образы звероподобных птиц и фантастических крылатых хищников «грифов» в Приуралье археологически засвидетельствованы по материалам ананьинской культуры (VII-III вв. до н.э.). Население Прикамья в ту эпоху поддерживало оживленные контакты с племенами скифского мира, о чем свидетельствуют многочисленные находки собственно скифских изделий, а также предметов ближневосточного и греческого происхождения. Для искусства ананьинских племен характерны и черты «звериного стиля». Здесь, безусловно, сказалось влияние скифского искусства. Но имело место, видимо, и обратное воздействие. Некоторые изделия из скифских курганов отразили представление о «собачьей» природе фантастического зверя-птицы. И у Эсхила заскифские грифы описаны как священные «псы». «Собачья» или «волчья» сущность грифов могла быть связана с мифологическими представлениями, бытовавшими у племен Приуралья еще в очень далекую эпоху, вероятно, еще до сложения собственно скифского искусства и его «звериного стиля». Понятно, что в древних мифологических воззрениях племен Приуралья фантастический зверь рисовался по образу хорошо знакомого в тех районах хищника из семейства собачьих.

Древние культовые предметы из Прикамья
Древние культовые предметы из Прикамья

По-видимому, религиозные и мифологические представления северных племен повлияли и на сложение образов тех персонажей скифского эпоса, которых греки сопоставляли с форкидами и Горгонами, сделав их «обитательницами» далеких северных районов за Скифией. При раскопках в Приуралье памятников конца I тысячелетия до н.э. археологи обнаружили металлические пластины с изображением крылатых существ (иногда трехголовых) с «медузообразными» женскими лицами на груди. В образе этих фантастических существ, видимо, слились воедино местные представления и иконографические черты, воспринятые через скифов из греческой традиции. Как справедливо отмечал А.П.Смирнов, жители лесных районов брали из чужеземного искусства лишь те элементы, которые соответствовали их собственным воззрениям и эстетическим вкусам.

Еще один мифологический сюжет скифского эпоса, связанный с легендами народов Севера, — могучий Северный ветер. У угорских народов Зауралья было распространено поверье о существовании двух персонифицированных ветров — Южного и Северного; последний, соответствующий «скифскому Борею», назывался Луи-Вот Ойка — «старик Северный ветер». Слово «вот» или «ват» — «ветер», входящее в это имя (как и в имя Южного ветра), арийского происхождения: «вата» — ветер, Вата — божество ветра. В иранской традиции засвидетельствовано представление о разных персонифицированных ветрах и противопоставление Северного ветра Южному.

Приведенные примеры показывают, насколько глубокими и тесными были взаимосвязи древних индоиранских и финно-угорских племен, что получило отражение в их мифологических и религиозных воззрениях. Длительный процесс арийско-финно-угорских культурных контактов повлиял и на сложение северного цикла мифологии ариев. Так, один из основных мотивов этого цикла — недоступные северные горы, достигающие неба, — находит параллели в древних представлениях угорских народов Урала. Интересно, в частности, сообщение русской летописи под 1096 г.: люди из Новгорода отправились на Печору, а оттуда достигли страны Югра (это имя связано с этнонимом «угры»); там им поведали о высочайших горах до небес, о непроходимом пути к тем горам — «суть горы заидуче в луку моря, имже высота ако до небесе... есть же путь до гор тех непроходим пропастьми, снегом и лесом».

Медуза-Горгона. Деталь бронзового панциря из скифского кургана Прикубанья. V-IV вв. до н.э.
Медуза-Горгона. Деталь бронзового панциря из скифского кургана Прикубанья. V-IV вв. до н.э.

В начале XVIII в. у хантов Зауралья побывал Григорий Новицкий, автор «Краткого описания о народе остяцком». Его труд является одной из первых в мировой литературе этнографических работ. Новицкий, в частности, сообщает, что, по рассказам хантов, существует гора — «камень превысочайший, яко стена, и толикия высоты, яко... досязати до облак небесных». В таких преданиях соединены чисто мифологические мотивы с реальными представлениями об Уральских горах. На Руси Уральский хребет именовался по-разному (само название «Урал» стало употребляться в России лишь во второй половине XVIII в.): «Камень», «Большой Камень», «Столп», «Земной пояс». Еще в изданном Российской Академией наук в 1807 г. географическом атласе Уральские горы именуются «Земным Каменным поясом». Упомянутые названия связаны; по-видимому, с древними космологическими воззрениями угорских племен: Уральский хребет — пояс верховного бога, сброшенный им с неба при сотворении мира; с тех пор «пояс» простирается по всей земле, составляя ее опору, а великие горы (Урал) — «середина земли».

Это снова возвращает нас к древним преданиям индоиранских народов: великие священные горы возникли при сотворении земли, охватывают ее своими корнями и как бы составляют ее «центр». Индийцы, иранцы, скифы называли эти горы золотыми и рассказывали, что там текут золотые потоки, а на вершинах находятся золотые озера. Уральские горы также называли золотыми; в песне о священном Урале, записанной у манси в начале XX в. финским ученым А.Каннисто, говорится о золоте и озере с золотыми берегами на горной вершине.

Подобные предания были, по-видимому, связаны с Северным Уралом, по обе стороны которого жили угорские племена; «Земным поясом» называли именно Северный Урал (название «Урал» сначала применялось лишь для Южного Урала). Если в угорских преданиях о высочайших горах наряду с конкретной географической основой встречается много мифологических мотивов, то в фольклорной традиции соседей угорских племен легендарные черты выступают особенно отчетливо.

Наконец, в преданиях, записанных этнографами у угорских народов Зауралья, можно найти и соответствие «блаженным» индийских, иранских и скифских сказаний. Очень интересные сведения сохранены в «Кратком описании...» Г.Новицкого. Со слов хантов он сообщает, что «на крайнем севере близ океана и льдов» есть особый ветер, дующий с севера: кого он «находит, всего жестокостию своею объемлет, поражает и убивает» (это «старик Северный ветер» преданий хантов и манси, очевидно соответствующий Северному ветру скифских традиций — заскифскому Борею греческих авторов; за обиталищем Северного ветра «располагалась» «страна блаженных» скифского эпоса — «гипербореев»).

…А далее к северу, продолжает Новицкий, находится, по рассказам, страна, жители которой славятся красотой и разумом. Существует поверие, что можно увидеть ту «созданную человеческую красоту», но нельзя ни услышать тех людей, ни вести разговоры с ними. Сам Новицкий считал подобные рассказы совершенно недостоверными и писал, что в северных краях за океаном никакие люди, естественно, жить не могут. Более чем за 2 000 лет до Новицкого в существовании «страны блаженных» у далекого Северного моря сомневался и Геродот.

Оба ученых — и античный историк, и этнограф эпохи Петра I — были, конечно, правы в своих оценках реальности представлений о стране «блаженных» на Северном океане. Легендарность таких сюжетов не вызывает сомнений, но наука располагает сейчас данными, позволяющими выявить происхождение подобных мифологических представлений. Благодаря исследованиям ученых, прежде всего этнографов и фольклористов отечественной школы, собран ценнейший материал: записаны легенды и народные сказания, изучены верования и космологические представления, существовавшие у различных народов Севера в XIX — начале XX в. Это дает возможность не только по-новому взглянуть на исследуемый нами «северный цикл» индоиранской традиции в целом, но и выявить истоки еще некоторых других его мотивов и сюжетов.

У многих народов севера Европы и Сибири бытовали предания о том, что на далеком севере якобы находятся недоступные для земных людей страны, место богов и духов, загробная обитель душ умерших. В легендах хантов и манси эта область помещалась в низовьях Оби или на острове в Ледовитом океане. Считалось, что на острове жизнь сходная с земной: там охотятся на зверей, живут в селениях, и только солнце и луна бывают лишь в половину (по материалам В.Н.Чернецова).

У манси существовало поверье, что души умерших на спине птицы отправляются на север к холодному морю. Среди ранних эвенкийских представлений о мире интересен сюжет о «верхней земле». В этой небесной обители мягкий климат и счастливая жизнь, прекрасные пастбища, сочные травы, удобные для передвижения реки, богатые рыбой, круглый год светит солнце и всегда тепло. Входом в «верхнюю землю» служит Полярная звезда: попасть к ее обитателям могут лишь шаманы, но и то при «особых» камланиях; если земным людям все же удается каким-то необычным путем туда проникнуть, то они остаются невидимыми для жителей «обители», и шаманы предлагают «пришельцам» вернуться обратно на землю (по материалам Г.М.Василевич).

В некоторых вариантах этого мифа рассказывается, что люди с земли добирались до счастливой обители на птицах, чаще всего на огромной фантастической птице. Долгим рисовалось такое «воздушное странствие» в страну «вечного дня». Одна из легенд эвенков повествует о желании героя попасть в «верхнюю землю». Согласилась доставить его туда могучая птица, но предупредила: «Большое мучение этот путь». Когда герой все же долетел на птице до благодатной обители, то увидел там счастливую землю, без пыли и глины, сочные травы, но не нашел там даже следа земного человека. Считалось, что в этой обители живет главный дух и учитель шаманов.

В древних преданиях эвенков и некоторых других народов Северной Европы и Сибири представления о небесной и загробной земле во многих деталях сходны. В загробный мир попадают души умерших или шаманы; если кто-либо из живых людей случайно проникает туда, то «жители нижней земли» не видят его, и шаман также прогоняет его обратно. По бытовавшим у кетов представлениям, загробный мир будто бы расположен в Ледовитом океане. У обских хантов бытовало поверье о царстве «нижнего света» далеко на севере за устьем Оби, в холодном океане или даже за ним, где всегда темно, но текут реки и живут люди.

По легендам эвенков, «нижний мир» находится на дальнем севере; туда из «верхнего мира» впадает главная шаманская река, там все надежно охранялось целым сонмом «духов-воинов» в облике страшных чудищ. Путешествуя по священной реке, шаман мог попасть и в «верхний», и в «нижний» миры. Проходя по землям верхней обители и приближаясь к солнцу, он изнывал от жары, а если проходил через снеговые тучи, то страдал от холода; когда шаман направлялся в «нижний» мир, то вступал в область мрачной полярной ночи, столь темной и страшной, что сам уже не двигался дальше, а посылал своих духов-помощников в облике птиц (по материалам А.Ф.Анисимова и Г.М.Василевич).

Описанные легенды и сказания отразили мифологические представления, связанные с очень древними религиозными верованиями, возникшими еще в то время, когда не было четкого противопоставления «верхнего» и «нижнего» миров. И лишь позднее, как отмечал академик А.П.Окладников, шаманская религиозная казуистика примирила оба цикла представлений о загробном мире. Но все эти «миры» духов, блаженных и усопших в древних преданиях и поверьях народов Сибири и Северной Европы обычно связываются с далеким севером, часто непосредственно с Ледовитым океаном, в традициях ряда народов Урала и Северо-Восточной Европы — с реальными или мифическими горами.

Именно туда — на север, где высочайшие горы и обитель счастья, совершали «полеты» шаманы, колдуны, волшебники.


За дальной цепью диких гор,

Жилища ветров, бурь гремучих,

Куда и ведьмы смелый взор

Проникнуть в поздний час боится,

Долина чудная таится,

И в той долине два ключа...

Кругом все тихо, ветры спят...

Чета духов с начала мира,

Безмолвная на лоне мира,

Дремучий берег стережет...


Приведенные строки взяты из поэмы А.С.Пушкина «Руслан и Людмила». Именно туда, в эту чудную долину, из своей обители отшельника перенесся «вещий финн», чтобы достать священную воду и оживить ею мертвого Руслана.


…Склонившись, погружает он

Сосуды в девственные волны;

Наполнил, в воздухе пропал,

И очутился в два мгновенья

В долине, где Руслан лежал...


Читая эти строки, невольно сравниваешь «мгновенный» полет финна с «небесными странствиями» шаманов, иранских и индийских святых мужей, подвижников, риши. Вспомним, например, о мудром Нараде: «Иди, Нарада, не мешкай... и поспешил, многосильный...», поднялся он ввысь, с поднебесья спустился к морю — вместилищу амриты, совершил поклонение богам и тут же возвратился в свою обитель.

Бог смерти Яма. Гималайское искусство. XVIII-XIX ее.
Бог смерти Яма. Гималайское искусство. XVIII-XIX ее.

Подобные представления существовали, конечно, у разных народов мира, что находило отражение и в их фольклоре. Пушкин, как известно, уже в «Руслане и Людмиле» использовал различные фольклорные мотивы, прежде всего русских; народных сказок и былин. Однако примечательно, что в поэме волшебником-покровителем и исцелителем Руслана является финн («природный финн»). Он постиг ученье колдунов, ведь на его родине у «финских берегов»


…Между пустынных рыбарей

Наука дивная таится.

Под кровом вечной тишины,

Среди лесов, в глуши далекой

Живут седые колдуны;

К предметам мудрости высокой

Все мысли их устремлены...

Исследователи творчества Пушкина не раз отмечали, что выбор в качестве волшебника финна не случаен. При этом ссылались на слова Н.М.Карамзина о том, что «не только в Скандинавии, но и в России финны и чудь славились волшебством». Карамзин основывался и на свидетельствах древнерусских источников о колдунах, прорицателя, чародеях из среды финно-угорских племен, обитавших на севере Руси. Действительно, первые тома «Истории государства Российского» в период написания «Руслана и Людмилы» уже были известны Пушкину. Но поэт, возможно, имел и иные, фольклорные источники.

В изученных современными этнографами и фольклористами сказаниях и поверьях западнофинских народов (финны, карелы, эстонцы) и лапландцев (саами) Северной Скандинавии отражены многие мотивы рассматриваемого нами цикла, в том числе «полеты» в сказочную обитель за священными горами. В легендах рассказывалось также о «нижнем» мире, в финских преданиях он часто называется Туонела. В этом «мире мертвых» жизнь похожа на земную, постоянно светит солнце, земля богата щедрыми полями и обильными лугами. Но надежно сторожит входы и выходы из «страны» хозяин «царства мертвых» мрачный Туони (Дуодна лапландцев). У тех же народов имелись поверия о «священных горах», где обитают добрые духи и ведут счастливую жизнь души умерших; там царят радость и веселье, согласие и справедливость. «Попасть» в эту горную обитель помогает шаман. Лапландцы верили, что, когда во время камлания шаман лежит без движения, его душа посещает «священные горы» (по материалам, собранным в XVIII — начале XX в. скандинавскими учеными К.Виклундом, Я.Квигстадом, К.Леемом, Э.Рейтерскёльдом и др.).

Бог смерти Яма. Музей в Наланде
Бог смерти Яма. Музей в Наланде

Согласно ранним верованиям западнофинских народов, душу на пути в «страну мертвых» ожидали страшные испытания: она могла встретиться со змеями, чудовищами, злыми духами, ей предстояло преодолеть бурные потоки и мрачные стремнины, прежде чем приблизиться к «мосту», ведущему к желанной цели. В древних магических песнях финнов рассказывалось, как вход в «нижний мир» охраняла его хозяйка. За «мостом», согласно древним верованиям карелов, открывалась обитель блаженства с сочными травами, широкими полями и деревьями со сладкими, как мед, плодами. Туда «собирались» волшебники, чародеи, шаманы.

Страну усопших финские предания называли «Северным домом» и помещали «внизу и на севере». В фольклорной традиции народов Северной Скандинавии и Карелии встречается и более точное указание: эта «страна» будто бы находилась в Северном Ледовитом океане или в «море» — «Сарайас». Лингвистами установлено, что «сарайас» входит в число тех слов финских языков, которые находят соответствия в индоиранских языках. По происхождению «сарайас» то же слово, что и древнеиндийское «джрайас» — «течение», «обширное пространство», «широкий простор» и иранское «зрайа» — «большой водный бассейн», «море». Нельзя, однако, не задуматься над тем, что на территориях, где могли осуществляться контакты между финно-угорскими и арийскими племенами, нет морей и значительных водных просторов. Известный финский ученый Й.Тойвонен полагал, что предки западнофинских народов восприняли слово «сарайас» вместе с «космологическими мифами иранцев». И действительно, в иранской традиции словом «зрайа» определялось мифическое водное пространство Воурукаша, расположенное у великих северных гор (Хара Березайти). Примечательно, что и финское «сарайас» является обозначением не реального моря, а мифического водного пространства на далеком севере.

Отмеченные совпадения, таким образом, вновь возвращают нас к «северному циклу» арийской мифологии и еще раз подтверждают его связь с космологией и религией финно-угорских племен. Согласно «Авесте», душа умершего совершает «путешествие» к мосту Чинват. Здесь ее ожидает некая божественная особа, которая переводит одни души через мост в райскую обитель блаженства, а другие низвергает в лежащую под переправой мрачную бездну. «Прекрасная» и «ловкая», как называет ее «Авеста», хозяйка моста, очевидно, близкая родственница той «хозяйки нижнего мира» северной мифологии, которая «встречает» на переправе души умерших.

Подобная «переправа» над подземной рекой загробного мира описана и в индийском эпосе. К ней «все приходят, но отягченный беспрепятственно не достигает счастья... зло совершившие люди здесь горят, здесь толпятся у переправы». А кто достоин «достигает конца радости и страдания; здесь солнце... выпивает священный напиток и, достигнув страны Васиштхи (т.е. Большой Медведицы), опять выпускает зиму... Здесь в чертогах риши-певцов, в райских кущах горы Мандары, гандхарвы поют песнопенья, восхищающие сердце и разум... Через нее пролегает твой путь, Галава» (из «рассказа» птицы Гаруды, «Махабхарата»).
<<Назад   Вперёд>>  
Просмотров: 11614


© 2010-2013 Древние кочевые и некочевые народы