загрузка...

>Когда в Центральной Азии шла к закату звезда темуридов в Фергане родился принц-темурид, которому предстояло стать не менее знаменитым, чем его славный предок Великий Амир Темур, и создать в Индии сказочную империю Великих Моголов. Захиреддин Мухаммед, более известный как Бабур, родился 14 февраля 1483 г. Внук Мироншаха, сын властителя Ферганы Умаршайха в 1494 г., в возрасте одиннадцати лет, унаследовал трон своего отца.

Бабур, будучи правителем Ферганы, был одним из многих властителей в конгломерате провинций, управляемых его дядями либо двоюродными и троюродными братьями, ведущими свое происхождение от Темура; что же касается Бабура, то по линии отца он был темурид, по линии матери – чингисид. Это вдвойне благородное происхождение, самое высокое в Азии, давало юноше права и уверенность в победе над конкурентами. Тем не менее вопрос о том, кому и на каком троне сидеть, служил постоянным поводом для военных столкновений между ними, поскольку право по рождению принадлежало каждому, но утвердить его мог только захват.

Однако во владениях темуридов находилось несколько городов определенной силы и значимости – Самарканд, Бухара, Герат, – правители которых устанавливали политический климат в государстве.

Но из всех городов и крепостей во владениях темуридов Самарканд, столица Темура, всегда оставался в глазах его потомков самой блистательной наградой. Стать властелином этого города было страстным желанием и юного принца. В начале правления Бабуру представилась первая блестящая возможность совершить такую попытку: в течение полугода умерли один за другим правители Самарканда, разразилась гражданская война, – и в 1496 г. Бабур двинулся на запад с целью осадить заветный город, но на подступах к нему он встретился с войсками двух своих двоюродных братьев, преследующих те же цели. Принцы выступили объединенными силами, но с наступлением зимних морозов они были вынуждены ретироваться. На следующую весну Бабур вновь вернулся к стенам города и после семимесячной осады, в ноябре 1497 г., четырнадцатилетний принц с триумфом вошел в Самарканд, дорогой сердцу его знаменитого предка. Но, увы, этот город уже не был «жемчужиной Востока», «сокровищницей», «любимцем небес», как когда-то. Самарканд был почти опустошен: там властвовал голод.

Цепь событий лишила Бабура Самарканда почти столь же быстро, сколь быстро он его завоевал. Сторонники Бабура, разочарованные малым вознаграждением (город сильно обнищал в результате гражданской войны и осады), вскоре покинули его, к величайшему удивлению и огорчению молодого правителя.

Тем временем знать Ферганы, прослышав, что Бабур утвердился в Самарканде, решила ублажить другого царевича и передала власть над большей частью провинции младшему брату Бабура, двенадцатилетнему Джахангиру. В феврале 1498 г. Бабур выступил в поход с целью спасти положение, но стоило ему покинуть Самарканд, как он его потерял, а в Фергану прибыл слишком поздно, чтобы удержать ее. Остаток зимы он провел в маленькой крепости Худжанд – единственном месте, где чувствовал себя в безопасности. «Это очень тяжело подействовало на меня, – писал он позже в «Бабурнаме» (произведение, сделавшее его известным тюркоязычным писателем и объективным историком своего времени), далеко от родных мест, в своей новой империи в Индии, вспоминая о четырнадцатилетнем мальчике, чья удача едва не отвернулась от него окончательно в Мавераннахре. – Я не мог удержаться от горьких слез». Замечательная автобиография Бабура, основанная на записях, которые он делал всю жизнь, хотя целиком книга написана большей частью в последние годы в Индии, дает живое описание того, что сам он называет «временем без престола», когда он скитался с кучкой единомышленников в поисках пропитания, средств и царства.

Когда Бабур все-таки отвоевал земли Ферганы у своего младшего брата, для него снова стала доступной более приятная сторона жизни. Его мать и другие женщины его семьи присоединились к Бабуру – затворничество в гареме позволяло женщинам незаметно и в относительной безопасности перемещаться между воюющими сторонами, и после каждого переворота у них вошло в обычай дожидаться, пока их царевич снова займет престол, и затем присоединяться к нему. Теперь, поскольку ему уже исполнилось шестнадцать, его первая жена прибыла, чтобы представиться ему.

К февралю 1500 г., спустя два года после того, как Бабур покинул Самарканд, он отобрал у своего брата такую часть земель Ферганы, что Джахангир пожелал заключить договор. Каждый из царевичей получал власть над половиной Ферганы, но они должны были объединить свои силы, чтобы вернуть Самарканд: как только Бабур вновь утвердит свои права на Самарканд, Фергана переходит целиком к Джахангиру. Таким образом, честь и честолюбие стали побудительными стимулами к объединению в борьбе за возвращение Самарканда. В течение столетия город много раз переходил из рук в руки, но всегда от одного темурида к другому. Теперь же он был захвачен опасным человеком, вторгшимся в родовое гнездо темуридов. Его имя Шейбани-хан, и эта личность в последующие десять лет будет вносить радикальные коррективы в планы Бабура.

Бабур рассчитывал, что жители Самарканда не слишком восторженно относятся к своим новым хозяевам и что, если он войдет в город, население его поддержит. Получив от своих разведчиков информацию о том, что Шейбани, занятый усмирением окрестных земель, оставил для охраны Самарканда небольшой гарнизон, Бабур решился на отчаянный шаг. В сопровождении нескольких сторонников, темной безлунной ночью, он пробрался в город, а утром атаковал застигнутых врасплох узбеков. Жители узнали своего любимого правителя и бросились ему на помощь с палками и ножами. Когда Шейбани вернулся из карательного похода, Самарканд снова был в руках Бабура, и ему пришлось ретироваться под градом стрел, которые летели в его воинов со стен и крепостных валов.

Зимой 1500 г. Бабур, находясь в Самарканде, сформировал небольшую армию, а весной выступил с ней против узбекского войска, стоявшего около Бухары. Армия Шейбани-хана, более многочисленная и лучше вооруженная, одержала победу. Бабур сумел прорваться с десятком верных людей и вернуться в Самарканд. На следующий день узбеки окружили город. Когда припасы закончились, Бабур капитулировал, дабы не подвергать население ужасам осады и штурма. Когда Шейбани с триумфом входил в сдавшийся город, Бабур с помощью жителей уходил через другие ворота. Так он потерял Самарканд во второй раз. На тот момент Бабуру было всего лишь восемнадцать лет.

Собственное владение Бабура в Фергане также было захвачено врагами. Оставшийся без удела Бабур отправился к своему дяде Махмуд-хану, правителю Ташкента, который, однако, не дал ему в управление ни одного из своих городов, на что Бабур, несомненно, рассчитывал. Тогда в 1503 г. он оставил дядю и решил попытать счастья в чужом краю.

Ему пришлось скрываться целый год у бедных кочевников-кыргызов, чтобы не попасть в руки Шейбани-хану, который назначил награду за его голову. В Мавераннахре не оставалось места, где он мог чувствовать себя в безопасности, поэтому Бабур попросил убежища у своего двоюродного брата Хусейна Байкары, правителя Герата. В июне 1504 г. в сопровождении своих соратников он направился на юг с намерением достичь Хорасана через горную цепь в Туркестане. Бабур так пишет об этом переходе: «Тех, кто шел рядом, веря в свою счастливую звезду, было не более трех сотен; оружием им служили только палки, обувь и одежды их были в жалком состоянии. Наше положение было настолько тяжелым, что мы располагали только двумя шатрами, и свой я отдал матери».

На этот раз Бабур не дошел до Герата, потому что по дороге к нему присоединились около 15 тыс. человек, также спасавшихся от Шейбани-хана, и он получил сообщение, которое круто меняло его судьбу: один из его дальних родственников был изгнан из Кабула местным вождем.

У Бабура сразу созрел план – использовать новых сторонников для того, чтобы вернуть Кабул. Он изменил направление, со своей маленькой армией перешел Гиндукуш и, несмотря на холод, голод, высоту и снег, преграждавшие путь, неожиданно появился у стен Кабула, в результате чего узурпатор обратился в бегство. Теперь Бабур мог расширить свои завоевания на всю провинцию.

Так в его власти оказалась территория, которая имела исключительно стратегическое значение: это были ворота в Индию, через которые проходили все завоеватели, включая Великого Темура. Но на тот момент мысли Бабура были заняты севером, потому что Шейбани-хан, продолжая свой победный поход, овладел Хивой, осадил Балх и угрожал Герату.

Чтобы помочь своим двоюродным братьям в Хорасане, он собрал самых надежных всадников и повел их на Герат. К сожалению, с полпути обстоятельства вынудили его спешно вернуться в Кабул для подавления бунта.

От нового похода он отказался, узнав ужасную новость: Шейбани-хан взял Герат и казнил всех членов царствующей темуридской семьи.

Бабур остался единственным наследником и потомком темуридов, имевшим в руках власть. Он получил титул падишаха в Кабуле и объявил, что является преемником Темура со всеми правами, соответствующими этому высшему званию. Кабул остался его базой до конца дней. Даже находясь в Индии и готовясь передать престол империи сыновьям, Бабур продолжал считать Кабул чем-то вроде родного дома, где он чувствовал себя спокойно и с наслаждением окунался в мир искусств.

Тем временем, зорко наблюдая за происходящим в Центральной Азии, Бабур не мог не думать о загадочной Индии, располагавшейся неподалеку от его новых владений. В январе 1505 г. он совершил поход на Джамну и Пешевар. Тогда он в первый раз увидел Индию. «Когда я достиг их, то увидел новый мир, – вспоминает Бабур. – Трава была иная, деревья – другие, дикие животные – новых видов, птицы иного оперения, обычаи и нравы народа совершенно другие. Я был изумлен, и в самом деле это место вызывало изумление». Во время этого первого индийского похода были захвачены крепости Кохат, Бангаш и Нагз.

В мае армия Бабура вновь вернулась в Кабул. Бабур не думал пока о создании своего царства в Индии, поскольку еще оставались надежды на сохранение власти темуридов в Центральной Азии. Часть зимы он провел в Герате, а в начале 1507 г., когда все перевалы были завалены снегом и стояли жестокие морозы, вернулся в Кабул. Город он застал во власти мятежников, смело ударил против них и восстановил порядок. Как место неожиданной стабильности в беспокойном мире двор Бабура сделался прибежищем для преследуемых темуридских царевичей, отступающих перед Шейбани-ханом.

К этому времени оставался еще один двор темуридов, правда более значительный, нежели двор Бабура. То был Герат, который стал городом художественной значимости при любимом сыне Темура Шахрухе. Но в 1507 г. Герат пал под натиском Шейбани-хана. «Как только дошла об этом весть, – пишет Бабур, – я созвал беков и устроил совет. Я завел речь о том, что столь чужие нам люди и исконные враги, как узбеки и Шейбани-хан, завладели всеми землями, прежде подвластными потомкам Темура… Я остался один в Кабуле; враг весьма силен, а мы – очень слабы. Заключить мир надежды нет, сопротивляться тоже нет возможности. Имея столь сильного и могущественного противника, нам надо найти для себя какое-нибудь место; пока еще есть время и возможность, следует уйти подальше от такого мощного и грозного врага». После долгого совещания большинство беков высказалось за то, что следует уходить в Индию. Второй поход Бабура в Индию, начавшийся в сентябре 1507 г., был плохо подготовлен и организован.

Спустя некоторое время стало известно, что Шейбани-хан ушел из-под Кандагара. Непосредственная угроза владениям Бабура миновала. В начале 1508 г. он вернулся в Кабул и пробыл здесь до смерти Шейбани-хана, т. е. до 1510 г.

Казалось более чем вероятным, что Шейбани продолжит свою экспансию и, миновав горы, рано или поздно доберется через Кандагар к Кабулу, но, к счастью, он совершил ошибку, вступив в противоборство с могущественным шахом Исмаилом, основателем династии Сефевидов в Иране. Оскорбительный обмен дипломатическими подарками, во время которого Шейбани-хан отправил шаху деревянную плошку для сбора подаяния, а в ответ получил прялку, естественно, привел к войне. Но Шейбани-хан встретил достойного противника – как по уровню военных ресурсов, так и по владению военной тактикой. В результате целой серии хитростей Шей бани-хан попал в 1510 г. в засаду и погиб. Его череп, оправленный в золото, был превращен в кубок, которым охотно пользовался сам шах.

Сефевиды, главой династии которых был шах Исмаил, были ярыми шиитами, т. е. в религиозном плане являлись противниками мавераннахрцев, ортодоксальных мусульман, или суннитов. За победами шаха Исмаила начались кровавые преследования всех, кто отказывался принять шиитскую веру. В это время шах Исмаил был на грани войны с тюрками-османами, и Бабур предложил ему союз против сына и племянника Шейбани-хана, которые снова собирали узбекские войска, при условии что шах Исмаил предоставит ему снаряжение и солдат для похода на Самарканд.

Шах Исмаил, желая нейтрализовать узбеков на тот случай, если ему придется сразиться с османами, принял предложение Бабура, но также с условием: Бабур должен принять шиитский толк ислама. Религиозный фанатизм шаха Исмаила соответствовал его территориальным притязаниям, и шах рассчитывал воспользоваться законными правами Бабура на Самарканд как средством присоединить эту область к своей империи. В обмен на военную помощь Бабур обязывался чеканить монету от имени Исмаила и упоминать в хутбе имя шаха, а поскольку то были два непременных символа суверенности, Бабур, по сути дела, превращался в вассала, управляющего Самаркандом по воле иранского шаха. Но поскольку Бабуру было дозволено чеканить свою монету и упоминать свое имя в хутбе в Кабуле, он, далекий от фанатизма, видимо, решил, что ничего не теряет, возвращаясь хотя бы окольным путем в свой возлюбленный Самарканд, и принял, совершенно неразумно, условия шаха.

При таком раскладе шах Исмаил не замедлил отправить Бабуру хорошо вооруженный экспедиционный корпус. Он сам возглавил поход против узбекской армии, которая отступила в степи во избежание полного уничтожения. Победившие войска прошли долину Зеравшан и в октябре 1511 г. были в Самарканде. Бабура встретили с энтузиазмом, таким образом, он в третий раз вернулся в Самарканд. Но скоро радость жителей Самарканда сменилась недоумением, потому что сефевидские отряды шаха Исмаила вели себя грубо и открыто оскорбляли почитаемых халифов.

Популярность Бабура резко упала, а когда войска шаха Исмаила ушли в Иран на зимние квартиры, большая часть его подданных, убежденных суннитов, отказалась помочь ему в борьбе с узбеками, которые вновь появились у стен Самарканда.

Бабур покинул Самарканд с небольшим отрядом верных ему людей и двинулся навстречу узбекам.

Он потерял Самарканд в третий и последний раз и больше туда никогда не возвращался.

Под Бухарой Бабур дал ожесточенное сражение, но проиграл узбекским воинам по причине малочисленности своих войск. Он укрылся за стенами города Хиссар и стал готовиться к обороне. Прибытие новых сефевидских подкреплений дало ему возможность перейти в наступление, но те вели себя по отношению к местному населению еще хуже, чем их предшественники. Увидев почти поголовное истребление людей, включая женщин и детей, возмущенный Бабур объявил о разрыве союза с шахом Исмаилом. Однако до этого дело не дошло – помешали чрезвычайные события.

Изгнанные из Бухары, узбеки отошли в Гадж-Даван, селение, окруженное густым кустарником и рвами, где устроили засаду. Их лучники перебили первые ряды сефевидов, которые наступали в авангарде. Бабур и его всадники снова отступили к Хиссару. Тюрко-монгольские наемники, служившие в его войсках, воспользовались ситуацией и разграбили обоз и даже попытались убить Бабура ночью, когда он спал. Ему удалось бежать; он добрался до Кундуза, где у него были сторонники. Тюрко-монголы разграбили всю округу, но с наступлением зимы они оказались без съестных припасов для себя и корма для своей конницы и были уничтожены узбеками, которые набирали силу и вскоре стали хозяевами всего Мавераннахра.

Два года Бабур находился в Кундузе, правитель которого был его вассалом и родственником, в ожидании каких-либо перемен.

Последняя надежда исчезла, когда в 1514 г. шах Исмаил потерпел сокрушительное поражение в сражении с османами. Смирившись со своей участью, Бабур в сопровождении нескольких верных сторонников вернулся в Кабул после четырехлетнего отсутствия. Там он начал серьезно заниматься своим маленьким государством.

Придворные историографы потомков Бабура в Индии оценивали его трижды не удавшуюся попытку удержать Самарканд как величайшее Божье благословение, а его последняя авантюра с персами, как им казалось, наконец-то изменила направление его честолюбивых устремлений – он перестал думать о севере и обратил свой взгляд на восток. Бабур уже предпринимал попытки проникнуть на территорию Индии через Хайберский перевал с целью почувствовать себя более уверенно по отношению к Шейбани-хану; более того, Хиндустан, а в особенности Пенджаб, он считал, как и Самарканд, своим по праву. Он постоянно возвращался в мыслях к молниеносному завоеванию Индии Темуром в 1399 г.

Хизр-хан, которого Темур оставил управлять Пенджабом в качестве своего вассала, впоследствии стал султаном Дели и основал династию Сайидов, но даже при этом он открыто подтверждал свою верность дому Темура, отказываясь именовать себя шахом, а при сыне Темура Шахрухе утверждал, что он в Индии всего лишь наместник. Этот факт представлял для Бабура особую важность, и он, уже деятельно занимаясь подготовкой к захвату Хиндустана, отправил к султану Ибрахиму в Дели посла «во имя сохранения мира» и предложил, вероятно, самый оптимистичный в истории обмен. «Я послал ему ловчего ястреба-тетеревятника, – писал Бабур в своих воспоминаниях, – и попросил у него земли, которые исстари зависели от тюрков».

Бабур не слишком спешил начинать вторжение. Он упорно продолжал укреплять свои силы в Кабуле и лично занимался образованием собственных сыновей. Хумаюн родился в 1508 г., а двое других, Камран и Аскари, соответственно в 1509 и 1516 гг.; в 1519 г. весть о рождении самого младшего дошла до Бабура, когда он совершал подготовительный поход в Хиндустан, и потому мальчик получил имя Хиндал.

Подготовительные действия Бабура включали в себя захват Кандагара, сильной крепости, важной для него с точки зрения защиты Кабула с запада в то время, когда сам он углубится в земли Хиндустана, но понадобились одно за другим еще три лета, прежде чем мощная цитадель, прикрываемая высоким горным хребтом, пала перед ним в 1522 г. Еще одной части важных приготовлений Бабура суждено было стать решающей. В какое-то время между 1508 и 1519 гг., точно сказать невозможно, поскольку его записи за это достаточно длительное время утрачены, Бабур приобрел первую партию пушек, а при пушках находился опытный артиллерист уста Али. Таким образом, Бабур извлек пользу из горького поражения, понесенного его соседом шахом Исмаилом, чья великолепная конница в 1514 г. галопом понеслась на османов и была уничтожена новым оружием. Шах немедленно ввез артиллерию и османских пушкарей для своей армии, а Бабур решил, что было бы вполне разумно последовать его примеру.

В то время пушки в Индии были в ходу только на западном побережье и вели обстрел османских и португальских кораблей, но на севере, на равнинах Хиндустана, ими не пользовались сколько-нибудь эффективно, пока Бабур не протащил их с собой по горным перевалам из Кабула. Помощь уста Али и его орудий поэтому носила столь действенный характер.

Свой пятый и последний поход в Хиндустан Бабур начал в октябре 1525 г., двинувшись к югу и востоку с двенадцатью тысячами воинов. Как раз в это время в Делийском султанате начались беспорядки, против султана Ибрахима выступали все более многочисленные группировки, и до самого конца февраля 1526 г., когда Бабур уже далеко продвинулся в Пенджаб, он не встретил серьезного сопротивления, пока Ибрахим не выслал ему навстречу свое войско. Бабур поручил командование правым крылом армии семнадцатилетнему Хумаюну, и царевич одержал победу, захватив сотню пленных и семь или восемь слонов. «Уста Али со своими стрелками из фитильных ружей получили приказ расстрелять для острастки всех пленных, – записал Бабур. – То было первое дело Хумаюна, его первый опыт сражения и прекрасное предзнаменование». Пример, преподанный экзекуцией пленных, не был, вероятно, просто проявлением жестокости, так как Бабур обыкновенно заботился об умиротворении поверженных врагов. Суть задачи этой первой расстрельной команды, употребившей дорогостоящий порох там, где проще было бы обойтись мечом, заключалась в ином: это была деморализующая демонстрация, известие о которой непременно дошло бы до армии Ибрахима и убедило всех ее воинов в магической силе нового оружия.

Две армии сошлись лицом к лицу в Панипате в середине апреля. Силы Бабура, по-видимому, возросли до двадцати пяти тысяч человек в результате пополнения во время похода, но армия Ибрахима, как утверждают источники, насчитывала сто тысяч человек и тысячу слонов. Бабур подготовил плацдарм, который в последующие годы сделался для него в Индии обычным, однако он признает, что заимствовал его из османской практики, – кстати, в этот же год османские пушки Сулеймана Великолепного пробивали путь далеко на запад, в Европу, и Турция после битвы при Могаче подчинила себе Венгрию. Бабур приказал своим людям собрать как можно больше повозок. Набрали семьсот штук и связали их между собой сыромятными ремнями. Из-за этого заграждения уста Али и его стрелки должны был палить во вражеской коннице, как это делали османы в войне с персами в 1514 г., а тремя столетиями позже – пионеры в Северной Америке, сражаясь с индейцами. Бабуру понадобилось несколько дней, чтобы вынудить Ибрахима предпринять атаку на подготовленные позиции, и когда он 20 апреля наконец преуспел в этом, армия Ибрахима, как и планировалось, остановилась под огнем мушкетов из-за ограждения, в то время как конница Бабура осыпала ее дождем стрел с обоих флангов. Жаркая битва продолжалась до полудня, и победа осталась за Бабуром. В индийской армии погибло около двадцати тысяч человек, в том числе и сам полководец. В знак уважения к Ибрахиму Бабур распорядился похоронить его на месте битвы, и гробница его до сих пор цела в Панипате. Но в ознаменование своей победы Бабур – и это было для него типично – не возвел в Панипате еще один монумент, а велел посадить прекрасный сад.

В тот же день Бабур отправил Хумаюна с небольшим отрядом охранять сокровища Агры, которая с 1502 г. служила столицей династии Лоди. На следующее утро Бабур с остальным войском выступил по направлению к Дели и достиг города в течение трех дней. Он, как обычно, немедленно принялся осматривать достопримечательности и отпраздновал событие, распивая арак с друзьями в лодке на Джамне. Он оставался Дели столько времени, чтобы в ближайшую пятницу в мечети была прочитана хутба с упоминанием его имени; он объявлял себя, таким образом, императором Хиндустана, ибо спокойное выслушивание хутбы во имя правителя означало молчаливое признание власти этого правителя народом. Потом Бабур направился в Агру, и по случаю его прибытия сын преподнес ему в подарок великолепный алмаз, о дальнейшей истории которого стоит рассказать. Его преподнесла в дар Хумаюну семья раджи Гвалиора: члены этой семьи укрылись в крепости Агры, и Хумаюн взял их под защиту. Сам раджа погиб вместе с Ибрахимом в Панипате. Почти с полной уверенностью можно утверждать, что камень этот и есть знаменитый Кохинор, впервые тогда упомянутый в истории. «Хумаюн передал его мне, когда я приехал в Агру, – писал Бабур. – Я просто вернул ему камень», – добавляет он небрежно, хотя уже подсчитал, что камень стоит столько же, сколько «пропитание на два с половиной дня для всего мира». Позже Хумаюн передал алмаз персидскому шаху Тахмаспу, тот отослал его в подарок Низам-шаху в Декан, а оттуда камень неизвестным путем попал обратно в сокровищницу Великих Моголов, к императору Шах Джахану. Им, как и всеми другими драгоценностями Моголов, завладел царь персидский Надир-шах, когда в 1739 г. разграбил Дели. Именно он и дал камню название Кох-и-Нор, то есть Гора света. От внука Надир-шаха он перешел к царствующей фамилии в Кабуле, от них – к Раджиту Сингху, знаменитому сикхскому правителю Пенджаба, а когда Пенджаб был в 1848 г. аннексирован британцами, камень передали верховному комиссару сэру Джону Лоуренсу, который был столь очевидно не заинтересован в приобретениях для империи, что шесть недель носил драгоценность в жилетном кармане, позабыв о ней. Наконец камень был отправлен им королеве Виктории и прибыл как раз вовремя, чтобы стать главным экспонатом Великой выставки 1851 г. и попасть потом в лондонский Тауэр, из которого ничто не исчезает.

Упадок династии Лоди казался полным. Правда, мать Ибрахима соблаговолила принять от Бабура милостиво предложенную им помощь, хотя позже едва не преуспела в своем намерении погубить завоевателя, подкупив повара, который подмешал яд в его еду. Что касается армии Бабура, то большая его часть, устрашенная наступлением жаркого сезона в Индии, стремилась поскорее вернуться в прохладный летом Кабул, питая надежду, что теперешний поход – всего лишь затянувшийся набег, сравнимый с походом Темура. Даже Александр Великий, находившийся гораздо дальше от родных мест, вынужден был из-за недовольства войск повернуть назад сразу после переправы через Инд. Однако Бабур после созыва военного совета обратился к армии с речью, блестяще сочетавшей ободрение с иронией, и это возымело желаемое действие. Непосредственную опасность, в борьбе с которой Бабур нуждался в поддержке всех своих воинских сил, представляло объединение раджпутов под руководством Рана Санги из Читора.

Теперь они готовились выступить против него. Бабур снова оставался в меньшинстве, примерно в той же пропорции, как при Панипате, и его люди, уже недовольные перспективой долгого пребывания в Индии, были еще сильнее деморализованы слухами о несокрушимой отваге раджпутов. Но Бабур извлек максимум выгоды из того обстоятельства, что его воинам предстояла битва с неверными, первая за тридцать лет, проведенных им в сражениях. Он запретил им употребление вина, приказав вылить на землю только что доставленную из Газны партию напитков и разбить свои золотые и серебряные кубки на кусочки, раздав как милостыню беднякам. Подоплека «священной войны» побудила воинов Бабура поклясться на Коране, что ни один из них не «повернется спиной к врагу и будет сражаться до тех пор, пока жизнь не покинет его тело».

Оба войска встретились 16 марта 1527 г. возле Кханвы, примерно в сорока километрах к западу от Агры, и после битвы определенно более жесткой, чем при Панипате, Бабур в конечном счете выиграл сражение, приняв на себя после такого успеха гордый титул «гази» – воина за веру ислама.

Эта победа предоставила ему неоспоримую власть над центральным Хиндустаном, и он расширил ее самым простым способом: пожаловал своей знати те области, которые еще не были завоеваны, и отправил их туда, дабы они сами провозгласили себя правителями. Сыновьям своим Бабур предоставил провинции, наиболее удаленные от главного теперь центра его деятельности в Агре. Кандагар был отдан на попечение Камрана; Аскари отправился в Бенгалию; Хумаюн стал правителем самой отдаленной провинции – Бадахшана, затерянного среди гор на север от Кабула.

Во время своих поездок по стране Бабур проявлял живой интерес к вещественным подробностям своих новых владений. В Чандери, крепость которого, удерживаемую сильным военачальником Рана Санги, ему пришлось брать штурмом, и он захватил ее в 1528 г., на Бабура произвело сильное впечатление то, что все дома были выстроены из камня, а «принадлежащие самым влиятельным людям украшены искусной резьбой».

У Бабура теперь было время для систематизации своих впечатлений. Он придавал отрывочным записям, представлявшим собой нечто вроде дневника, повествовательную форму, также нашел время для великолепного и очень подробного, на сорока страницах, описания своего нового владения, Хиндустана. Он объясняет в этой книге общественный строй и систему каст, повествует о географических особенностях страны и ее истории в последние годы; удивляется приемам счета и определения времени, изобилию индийских ремесленников и многому другому, однако главный интерес для него представляют флора и фауна страны, которые он наблюдает с тщательностью прирожденного натуралиста и описывает их как истинный художник – интерес и дар, во всей полноте унаследованные его правнуком Джахангиром.

Драгоценная рукопись была практически окончена к 1530 г. и заняла почетное место в быстро растущей семейной библиотеке. Собирание и хранение манускриптов было традицией темуридов. Бабур много книг привез с собой в Индию, и когда он овладел крепостью в Лахоре, то едва ли не первым его действом было посещение библиотеки Гази-хана, где он сам отобрал бесценные книги и отослал их сыновьям.

Положение падишаха, которым объявил себя Бабур в Кабуле, поскольку остался единственным царевичем из династии темуридов, обладающим троном, стало теперь более прочным и законным, чем когда-либо, и Бабур получил возможность торжественно отпраздновать свое верховенство. Распространили известие, что все потомки Темура и Чингисхана, а также все, кто служил Бабуру в прошлом, должны явиться в Агру и «получить подобающие милости». К концу 1528 г., видимо, немалое количество народу приняло приглашение на великолепное празднество.

«Сокровища пяти царей достались ему, – писала позже дочь Бабура Гульбадан, – и он все раздал». Он хладнокровно вернул Кохинор Хумаюну. Он послал ворох самых великолепных драгоценностей женщинам своей семьи в Кабул.

В глазах индусов он стал Великим Моголом, т. е. великим господином, пришедшем с севера, из страны монголов, или моголов. Теперь он владел могущественной империей, которая простиралась на большой территории, имела огромные богатства, многочисленных подданных, являющихся в основном его союзниками и единомышленниками. Но его здоровье подкосили болезнь и печаль, что он никогда не увидит вновь Самарканд, не отобьет его у узбеков и не восстановит наследие Темура.

Было заметно, что после приезда в Индию Бабур стал болеть гораздо чаще, и это обстоятельство, несомненно, повлияло на решение Хумаюна поспешить из Бадахшана в Агру вопреки приказанию, данному ему 1529 г. Непосредственным поводом для этого послужило известие, что кое-кто из ближайших советников Бабура строит планы, как обойти Хумаюна и его братьев, решив дело в пользу некоего Махди-ходжи, всего лишь их дяди, ставшего таковым в результате женитьбы. В ходе событий дядюшка лишился всякой поддержки по причине своего высокомерного поведения, но тут Хумаюн, а не его отец, вскоре тяжело заболел. Прошло несколько месяцев между выздоровлением Хумаюна и последней болезнью Бабура, которая и в самом деле была очень недолгой.

Хумаюн, к которому послали гонца в Самбхал, оказался единственным из сыновей, находившимся достаточно близко, чтобы успеть к одру отца.

Бабур умер в Агре 26 декабря 1530 г., назначив своего сына Хумаюна наследником и преемником. Ему было 48 лет, и он успел поцарствовать в Северной Индии только пять лет. Границы империи простирались от Кабула до Бенгалии, но в истории редко случалось, чтобы человек за столь короткий срок, с такими малыми ресурсами осуществил столь грандиозную работу. И, кроме всего прочего, он оставил потомкам замечательный литературно-исторический памятник – «Воспоминания» («Бабурнаме»).

Его любовь к родине отцов, Мавераннахру, была настолько глубока, что он пожелал, чтобы его похоронили в Центральной Азии как принца династии темуридов, а не в Дели как монарха Индии.

Бабур стал основателем Империи, как и его предок, Великий Темур. Кроме того, благодаря ему кровь Великого эмира еще 300 лет текла в жилах императоров, которые правили Индией. Некоторые из Великих Моголов были замечательными монархами. Несколько поколений Великих Моголов следовали концепции правления Бабура, которая по меркам того времени была безусловно либеральной.