С. Н. Азбелев. Совершались ли сухопутные походы Руси на Константинополь

загрузка...

«Повесть временных лет» является наиболее важным источником по истории Руси вплоть до начала XII в. Первостепенное значение имеют ее известия и для выяснения взаимоотношений древнерусского государства с его ближайшими южными соседями — Болгарией и Византией, в особенности — с братской Болгарией, которая, в то время вела борьбу за свою государственную и культурную самостоятельность.

Поход русского князя Олега на Константинополь в 907 г. и второй поход князя Игоря в 944 г. давно уже трактовались исследователями как сухопутно-морские походы, во время которых действия флота сопровождались параллельным походом сухопутного войска¹. Основанием для этого служили слова «Повести временных лет» (а за нею — и позднейших летописей) о том, что Олег отправился в свой поход «на конех и на кораблех», а Игорь «въ лодьях и на конихъ»². Та же точка зрения развивалась и в военно-исторических трудах³, где высказывалось даже убеждение, что «главную роль» в походе Олега «сыграла сухопутная армия»⁴.

Такое толкование этих известий летописи делало неизбежным вывод о том, что Русь вела военные действия не только против самих греков, но и против Болгарии, так как сухопутный поход на Константинополь мог быть совершен только через ее территорию. Однако никаких сведений о союзе с болгарами летопись не сообщает, хотя все союзники — даже мелкие племена — при описании каждого из указанных походов перечислены с чрезвычайной подробностью. На это обратил внимание еще Н. М. Карамзин: «Олег — писал он, — вел с собой еще сухопутое конное войско; жители Бессарабии и сильные болгары дружелюбно ли пропустили его? Летописец не говорит о том»⁵. В советское время аналогичный вопрос был поставлен М. Н. Тихомировым: «Каким образом походы Олега и Игоря на Царьград, — пишет автор, — могли пройти незамеченными в Болгарии, мимо берегов которой тянулись ладьи русских, и по территории которой должны были идти воины, шедшие в поход Олега, по летописи, на конех?»⁶ Но поскольку болгарские исторические сочинения этого времени не сохранились (так как были, очевидно, уничтожены византийцами), постольку постановку вопроса в такой форме вряд ли следует считать правомерной.

Внимательное рассмотрение летописных данных и ряд общих соображений, как увидим, позволяют заключить, что традиционное представление о сухопутно-морском характере походов 907 и 944 гг. основано на недоразумении — переброска всех войск к стенам Константинополя производилась по морю⁷.

Прежде всего, заметим, что все остальные походы Руси на Константинополь — в 860, 941 и 1043 гг. — совершались, по данным источников, исключительно морским путем — так же, как и нападения на другие пункты Империи — остров Эгину в 813 г. и южное побережье Крыма в начале IX в. Таким же способом совершались и походы русских в бассейне Каспийского моря. Исключительно морской характер всех этих походов не вызывал сомнений у исследователей.

Участие крупных сухопутных сил могло иметь смысл лишь при завоевательном походе. Совершенно иными были задачи русских походов 907 и 944 гг., о чем красноречиво свидетельствуют тексты мирных договоров: при чрезвычайной выгодности для Руси регламентированных ими условий мира, в этих документах не видим даже намека на какие бы то ни было территориальные уступки со стороны Византии — ясно, что такого рода требования русскими и не выдвигались. Основной целью их походов была охрана и расширение привилегий, касающихся торговых и юридических взаимоотношений с греками.

Трудно допустить, чтобы морской набег на Константинополь, непременным условием которого была внезапность нападения, мог сопровождаться параллельным походом сухопутного войска. Чтобы совершить путь от Киева до Константинополя, т. е. пройти не менее 800 км, форсировав Буг, Днестр, Дунай и Балканский хребет, сухопутной армии того времени, пусть даже конной, потребовалось бы гораздо больше времени, чем гребным судам, снабженным парусами, пройти соответствующее расстояние по Днепру и Черному морю. При этом следует учитывать неизбежность серьезного военного сопротивления, как со стороны греков, так и со стороны Болгарии, поскольку она не являлась в этот период военной союзницей Руси — в летописных известиях о походах 907 и 944 гг., при весьма подробном перечислении союзных племен, никакого упоминания о болгарах, как уже отмечалось, нет; напротив, сообщается, что болгары в 944 г. известили греков о выступлении Руси⁸. Совершенно очевидно, что во Фракии, в частности, на ближайших подступах к Константинополю, не могло не быть крупных византийских сил, особенно во время похода Олега, учитывая крайне напряженные, постоянно прерывавшиеся войнами отношения Византии с Болгарией в течение всего правления царя Симеона. В этих условиях движение сухопутной армии на Константинополь неизбежно должно было превратиться в изнурительную затяжную войну, как это и произошло во время второго похода Святослава.

Если поход 944 г. не привел к военным действиям, так как оповещенные греки успели откупиться, то поход Олега в 907 г., завершившийся успешной осадой Константинополя, несомненно, представлял бы чрезвычайно широкую военную операцию, если допустить, что в нем участвовала сухопутная армия. Между тем этот поход, как и поход Игоря в 944 г., не получил никакого отражения в византийских источниках (точнее — в единственном источнике — хронике Симеона Логофета, так как остальные переписывают текст Логофета). Если вполне возможно сознательное умолчание о неприятном факте внезапного морского набега неприятеля, завершившегося кратковременной осадой столицы и выплатой контрибуции, то крайне трудно предположить, чтобы даже историк X в. мог вовсе не упомянуть о войне с сухопутной армией, оккупировавшей значительную часть византийской территории — вплоть до Босфорского пролива.

И уже совершенно невероятно, чтобы это не отразилось в русской летописи, которая уделяет особое внимание походу Олега. Между тем, ее выражение «на конех» остается единственным «свидетельством» в пользу сухопутного похода. Весь остальной текст с несомненностью говорит о том, что поход 907 г. на Константинополь был совершен исключительно морским путем. «Иде Олегь на грекы, — читаем в «Повести временных лет», — Игоря оставивъ Кыеве, ноя же множество варяг, и словенъ, и чюдь, и словене, и кривичи, и мерю, и деревляны, и радимичи, и поляны, и северо, и вятичи, и хорваты, и дулебы, и тиверци, иже суть толковины: си вси звахуться от грекъ Великая скуфь. И съ сими со всеми поиде Олегъ на конех и на кораблех, и бе числомъ кораблей 2000. И прииде къ Царюграду; и греци замкоша Судъ, а градъ затвориша. И выиде Олегъ на брегъ, и воевати нача,...» (далее следует заимствованный рассказ о жестокостях, сопровождавших военные действия, легенда о передвижении русских кораблей к городу по суше с помощью колес и парусов и сообщение о согласии греков уплатить любую дань). «И заповеда Олегь дань даяти на 2000 корабль, по 12 гривенъ на человекъ, а въ корабли по 40 мужь. И яшася греци по се,...» Как видим, дважды указывается число участвовавших в походе судов, сообщается о высадке десанта и отмечается, что размер дани был определен Олегом из расчета количества воинов, прибывших на судах, причем вовсе не упоминаются те, которые якобы следовали сухим путем. Аналогичные данные дает следующий далее текст предварительного договора 907 года: «И заповеда Олегъ дати воемъ на 2000 корабль по 12 гривенъ на ключь, и потом даяти уклады на рускыа грады: первое на Киевъ, та же на Черниговъ, и на Переаславль, на Пол ьтескъ, на Ростовъ, и на Любечь, и на прочаа городы;...» Выражение «по 12 гривенъ на ключь» вместо употребленного выше «по 12 гривенъ на человекъ» позволяет заключить, что в тексте договора имеет место некоторое уменьшение размера дани, приходящейся на долю одного воина по сравнению с первоначальным условием⁹ — очевидно за счет выделения «укладов» на русские города.

Таким образом, распределение дани явно дифференцируется. Однако и при этом более точном распределении нет ни слова о сухопутном войске, а имеются в виду только воины, прибывшие на судах. Если в походе действительно участвовали сухопутные силы, то как мог Олег совершенно обойти их при столь тщательном распределении дани?¹⁰

Аналогично содержание летописных известий о походе 944 г. «Игорь же совкупивъ вой многи, варяги, Русь и поляны, словени и кривичи, и теверьц,, и печенеги наа, и тали у нихъ поя, поиде на Греки въ лодьях и на конихъ, хотя мьстити себе. Се слышавше корсунци, послаша к Роману, глаголюще: Се идутъ Русь бещисла корабль, покрыли суть море корабли.Тако же и болгаре послаша весть, глаголюще: Идуть Русь, и наяли суть к собе печенеги». Далее рассказывается о посольстве императора к Игорю с обещанием дани, даже большей чем та, которую получил Олег, и об отдельной посылке даров печенегам: «Тако же и къ печенегомъ посла паволоки и злато много». Особенно характерна приведенная в летописи речь Игоря перед дружинниками после мирного предложения греков: «Егда кто весть; кто одолееть, мы ли, оне ли? Ли с моремъ кто светенъ? Се бо не по земли ходимъ, но по глубине морьстей...» Как видим, речь идет только о морском походе русских. Предлагая согласиться на условия греков, Игорь напоминает лишь об опасностях морского похода. Ясно, что если бы на Константинополь параллельно двигалось сухопутное войско, то главные опасения должно было бы вызывать именно оно — в силу необычайной сложности сухопутного похода, о чем говорилось выше (если даже сама речь целиком выдумана летописцем, то, очевидно, что он, вкладывая такую фразу в уста Игоря, имел в виду именно морской поход).

Упоминания о печенегах указывают на одно из возможных объяснений выражения «на конихъ», послужившего причиной заблуждения относительно существования сухопутного похода. Вряд ли можно сомневаться в том, что степные кочевники — печенеги, нанятые Игорем, не участвовали в морском походе. По-видимому, их задачей было отвлечь внимание греков нападениями на крымские владения Византии, чтобы обеспечить внезапность морского набега русских войск на Константинополь (на самостоятельную задачу печенежских отрядов указывает и отдельная посылка им даров греками). Выражение «на конихъ» могло иметь в виду именно эти вспомогательные действия печенегов во время похода 944 г. Такое использование наемного войска степных кочевников несомненно практиковалось русскими князьями в X столетии: под 985 годом «Повесть временных лет», сообщая о походе князя Владимира на волжских болгар, прямо говорит, что участвовавшие в походе торки совершали поход на конях, тогда как русское войско передвигалось водным путем¹¹. Что касается выражения «на конех» в летописном рассказе о походе Олега, где печенеги не участвовали, то оно может указывать на аналогичные отвлекающие действия против Крыма части русского войска, например, обитавших в причерноморских степях тиверцев, которые названы среди племен — участников похода. Наконец, не исключено, что выражение «на конехъ и на кораблех» было по аналогии с описанием похода Игоря включено и в известия о походе Олега одним из составителей ранних летописных сводов¹². Подобные случаи известны, например, при описании русского похода 941г.: в одном из русских источников «Повести временных лет» часть рассказа заимствована из описания похода угров в хронике Георгия Амартола¹³.

С другой стороны, слова «на конех» в обоих случаях могли просто означать способ передвижения части русских войск к месту сбора (вероятно — в устье Днепра) для посадки на суда. В пользу этого говорят два обстоятельства: во-первых, некоторые из племен, участвовавших в походах 907 и 944 гг. (особенно — в походе 907 г.) вследствие своего географического положения были слабо связаны водными путями с бассейном Днепра (например — дулебы, меря), а «хорваты» (очевидно — белые хорваты) — отделены Карпатским хребтом, что совершенно исключало прибытие их к месту сбора по рекам. Во-вторых, даже войска, собранные в Киеве, по-видимому, в большей своей части следовали к устью Днепра сухим путем, так как трудно предположить, чтобы на Днепре в районе Киева могло быть сосредоточено одновременно 2 000 кораблей (которые в таком случае, пришлось бы все переносить по суше мимо днепровских порогов) — следует думать, что флот был собран, или даже построен, вблизи Днепровского устья.

Изложенные соображения не оставляют сомнений в том, что «Повесть временных лет» сообщает под 907 и 944 гг. только о морских походах на Константинополь — походах, исключавших передвижение русских войск через территорию Болгарии (не говоря уже о других походах, морской характер которых всегда был достаточно ясен). Следовательно, можно с полной уверенностью утверждать, что в первой половине X в. борьба Руси против Византии не сопровождалась столкновениями между славянскими народами.

---

¹ Об этом писали еще Н. М. Карамзин (Карамзин Н. М. История государства Российского. СПб., 1892. Т. 1. С. 88,100); С. М. Соловьев (Соловьев С. М. История России с древнейших времен. М., 1874. Т. 1. С. 113,119) и другие историки XVIII—XIX вв. Из работ двадцатого столетия см., например: Вернадский Г. В. Киевская Русь. Тверь; М„ 1991. (Перевод английского издания 1948 г.). С. 34, 44; Мавродин В. В. Образование древнерусского государства.. Л., 1945. (Изд. 2-е: СПб., 2008. С. 309, 322); Греков Б. Д, Киевская Русь. М., 1953. С. 454; Очерки истории СССР. Период феодализма. IX—XV вв. М„ 1953. 4. 1. С. 80, 84; Левченко М. В. Очерки по истории русско-византийских отношений. М., 1956. С. 99.
² ПВЛ. СПб., 2007. С. 16, 23.
³ См., например: Строков А. А. История военного искусства. Рабовладельческое и феодальное общество. М., 1955. С. 166.
⁴ Разин Е. История военного искусства с древнейших времен до первой империалистической войны 1914—1918 гг. М., 1940. 4.2. С. 37.
⁵ Карамзин Н. М. Указ. соч. Т. 1. С. 88.
⁶ Тихомиров М. Н. Исторические связи русского народа с южными славянами с древнейших времен до половины XVII в. // Славянский сборник. М., 1947. С. 140. Отвечая на поставленный вопрос, автор высказывал в этой статье предположение, что самостоятельного похода Руси на Константинополь при Олеге вообще не было — русские лишь принимали участие в осаде Константинополя болгарским царем Симеоном в 922 г. (С. 140—143). Считаем справедливой критику этой точки зрения в работе М. В. Левченко «Русско-византийские договоры 907 и 911 гг.» (Византийский временник. Т. V. М.; Л., 1952. Т. 5. С. 118—121).
⁷ В своей аргументации я не касаюсь спорного вопроса о точной датировке этих походов, так как в данном случае то или иное его решение не имеет принципиального значения. Все даты берутся мною по «Повести временных лет». Не касаюсь также генеалогии русских летописей; все используемые мною летописные тексты содержались, как это выяснено А. А. Шахматовым, уже во второй редакции «Повести временных лет». (См.: Шахматов А. А. Повесть временных лет. Т. 1. Вводная часть. Текст. Примечания. Пг., 1916. С. 29-31, 50).
⁸ ПВЛ. С. 22.
⁹ 3Термин «ключь» здесь означает, по-видимому, багор или абордажный крюк — ср.: «И се нечветивии приближишася и нмше корабль ключи и привлекоша себе» (XIV в.) — Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. СПб., 1893. Т. 1. Стлб. 1233; ср. этот же термин, очевидно, в значении «крюк»: «.... посемъ провертвша ей [Вассе] пмты; и на ключи желвзне повбеиша ю ужемъ стремъглавъ, и подкуриша ю пекломъ, и сброю, и ее не вреди еа» ( XVI в.) — Великие Минеи-Четии. Издание Археографической комиссии. Сентябрь, дни 1—13. СПб., 1868. Стлб. 148; «И речи посланникъ: вели ключи придвлать у ложницы, и м тебм мертву вынесу» ( XVI в.) — Повесть о Соломоне // Памятники старинной русской литературы. Вып. 3. СПб., 1862. С. 67. Предлагаемое И. И. Срезневским (Указ. соч. Т. 1. Стлб. 1253) толкование термина «ключь» в приводимом нами тексте «Повести временных лет», как «руль, кормило» не подтверждается данными других памятников. Кроме того, сомнительно, чтобы первоначальный размер выделявшейся в пользу воинов дани был затем уменьшен в сорок раз (в ладье — 40 человек). Количество же абордажных крюков на судне (по-видимому — одинаковое для одинаковых судов) хотя и было, вероятно, меньшим, чем количество воинов, но, однако, не в сорок раз — каждая ладья должна была иметь, по крайней мере, несколько таких крюков. Подходящий по смыслу перевод «ключь» — «уключина» не находит пока себе подтверждения в памятниках древнерусской письменности.
¹⁰ Разногласия, которые существуют в отношении договора 907 г., не меняют существа дела. Если даже считать, что он представляет собой статьи, искусственно извлеченные летописцем из договора 911 г., как думал А. А. Шахматов (Шахматов А. А. Несколько замечаний о договорах с греками Олега и Игоря // Записки Неофилологического общества. Вып. 8. Пг., 1914. С. 386), или случайно оторванную часть его, как полагал М. Д. Приселков (Приселков М. Д. Киевское государство второй половины X в. по византийским источникам // Ученые записки Ленинградского государственного университета. № 73. Серия исторических наук. Л., 1941. Вып. 8. С. 229), то приведенную цитату следует датировать не 907-м, а 911 г., что не меняет ее смысла. Мне представляется более обоснованным предположение о существовании предварительного соглашения в 907 г. (См., например: Левченко М. В. Указ. соч. С. 121—126).
¹¹ ПВЛ. С. 39. См. об этом походе в работе: Греков Б. Д. Волжские болгары в IX X веках // Исторические записки. Т. 14. [М.], 1945. С. 39.
¹² В реконструированном А. А. Шахматовым тексте «Начального свода» этих слов нет (Шахматов А. А. Повесть временных лет. Т. 1. С. 371).
¹³ См.: Истрин В. М. Летописные повествования о походах русских князей на Царьград // Известия Отделения русского языка и словесности Академии наук. Т. 21. Кн. 2. Пг., 1916. С. 216—220.
<<Назад   Вперёд>>  
Просмотров: 7769