загрузка...

Чтобы разобраться с этим вопросом, надо сначала определиться, как строились взаимоотношения Русской Православной церкви с константинопольской церковью.
Начиная с крещения Киевской Руси в 988 г. и до 1448 г., Русская Православная церковь была зависимой от Константинопольского патриархата, т. е. митрополиты на Русь назначались византийскими патриархами, а церковная десятина отправлялась в Константинополь. Считается, что такое положение сохранялось на протяжении всего этого периода. Так ли это? Попробуем разобраться с этим вопросом, начиная с 1204 г.
Н.М. Никольский характеризует начальный период становления христианства в Киевской Руси следующим образом: «Для константинопольского патриархата новая церковь была колонией, куда могли быть направлены все «излишки» клерикального населения. А излишки эти были весьма значительны» (40, 21). Среди этих «излишков» только одних епископов было до 6000 человек. Когда под властью константинопольского патриарха появилась новая церковь Киевской Руси, излишки пригодились. Поэтому на Руси не только все первые епископы, но и все первые священники и монахи были из греков.
«Новая церковь была объявлена составной частью константинопольского патриархата, и на нее был распространен общий порядок управления митрополиями, подчиненными патриарху» (40, 22). По каноническим правилам, соблюдавшимися как в Византии, так и в митрополиях, патриарх «поставляет», т. е. утверждает митрополитом, кандидата, представляемого собором епископов митрополии. По отношению к митрополии в Киевской Руси этот порядок сочли ненужной роскошью. Кандидата в киевские митрополиты патриарх намечал совместно со своим патриаршим советом, чаще всего даже не спрашивая киевского князя.
За первые 200 лет существования Киевской митрополии на митрополичьем престоле только два раза были русские епископы: Иларион в 1051 г. при Ярославе Мудром после войны с греками и Климент при Изяславе Мстиславовиче в 1148 г., поставленный князем на место поссорившегося с ним грека Михаила.

Константинопольский «…патриарх ревностно следил за исправным поступлением причитавшихся ему платежей – платы за поставленных на епископские должности самому патриарху и его «нотариям», т. е. чиновникам патриаршей курии, доходов с вакантных кафедр и церквей, которые отбирались патриархами в свое непосредственное управление, и разнообразных судебных и административных пошлин. Кроме этих обязательных, установленных каноническими правилами сборов патриархи не брезговали и добровольными дарами как со стороны подчиненных, так и со стороны князей» (40, 23).
Церковный суд, которому княжеские указы подчинили широкий круг дел и широкий круг лиц, был одной из самых доходных статей. Дела, связанные с религией, независимо от участников, были объявлены подсудными церкви, в том числе дела брачного права и семейных отношений, дела о волшебстве и знахарстве, о святотатстве, о совершении языческих обрядов.
Возникновение любых дел между церковными людьми, в том числе об обиде, насилии или тяжебных и наследственных, подлежали церковному суду. К числу церковных людей, кроме монахов, клириков, членов их семейств, а также церковных служек, были отнесены крестьяне имений, отданных церкви на помин души, весь персонал, обслуживавший церковные и монастырские больницы и гостиницы. Епископам также было поручено наблюдение за правильностью торговых мер и весов.
А отношения между представителями церковной иерархии, подчиненными друг другу по каноническим правилам, выражались, как правило, во взимании поборов. Епископы платили митрополиту, игумены – митрополиту или епископам, приходское духовенство – епископам. Церковные должности представляли как духовные, так и материальные выгоды, поэтому и на Руси, а не только на Западе, развилась настоящая продажа высших духовных должностей.
В конце XIII в. митрополит Кирилл пробовал бороться с этим злом или хотя бы ограничить его размеры. Митрополит созвал в 1274 г. собор, на котором было запрещено брать за поставление священника и дьякона больше 7 гривен. Однако это постановление собора мало что изменило, и в дальнейшем на Руси процветала симония, или поставление на церковные должности за деньги. Этот церковный собор на Руси совпал по времени со вторым Лионским собором, на котором обсуждались вопросы объединения Римской и константинопольской церквей и совместные с монголами действия против мусульман. А ведь такие совпадения случайными не бывают.
К XIII столетию в Византийской империи сложилась тяжелая политическая ситуация, а во главе империи находилась слабая династия Ангелов, которая сама себя уничтожала. За 19 лет сменились шесть императоров, причем некоторые из них занимали императорский престол дважды.
Частой смене власти способствовало значительное количество иностранных наемников в армии, а также серьезное обнищание народа, особенно заметное на фоне богатеющей светской и церковной власти. И хотя император Мануил I в 1148 г. лишает монастыри и церкви права увеличивать свои владения, но одновременно закрепляет уже существующие церковные владения за ними навсегда.
В империи кроме так называемых колонов, а по сути крепостных крестьян, существовало рабовладение. В основном этими рабами были латинские и славянские пленные, а также добровольно перешедшие в рабство византийские подданные. Обнищавшие люди продавали в рабство своих детей, а иногда самих себя. И это в христианской стране, на которую равнялись сначала Киевская Русь, а затем и Московское государство.
В церковной жизни Византии еще существовала видимость выборов патриарха, но утверждал главу константинопольской церкви сам император. Терпимости в византийской церкви было так же мало, как и в западной. Еретиков сжигали на кострах или топили в море.
Большинство духовных лиц в Византийской империи жило в невежестве и праздности, истребляя не только драгоценнейшие рукописи, но и сочинения отцов церкви. Другие лица, не менее духовные, убегая из монастырей, составляли вооруженные шайки монахов-разбойников. Эти разбойники «…в черной одежде (меланхлены), вооруженные луками и железными палицами, сидя на арабских скакунах, с соколом в руке и лютыми псами впереди, охотились на людей и неслись по стране, «как настоящие демоны». Они убивали всякого, кого подозревали в приверженности к язычеству или ереси, особенно же тех, чьи земли прилегали к их владениям. Они грабили и порабощали крестьян. Они выставляли напоказ свое презрение к священникам и особенно епископам…» (31, 909). Впоследствии они в эти шайки стали принимать «бродяг, ткачей, матросов, портных, медников, нищих, воров, даже святотатцев и отлученных, и распространились по областям, как «мрачные тучи»» (31, 910).
На протяжении многих веков наиболее оживленным промышленным центром была Византийская империя. И хотя мануфактура Константинополя, Фессалоник, Афин, Фив, Коринфа все еще находились в цветущем состоянии, а производство шелковых изделий составляло богатство Фив и Пелопоннеса, но уже в XII в. в «торгово-промышленном комплексе» Византии произошли серьезные изменения.
Оберегая свой авторитет, императоры окончательно уничтожили древние корпорации. Купцы, фабриканты и мастеровые, лишенные всякой организации, не могли более защищаться от лихоимства императорских чиновников и иностранной конкуренции. Греки еще производили товар, но торговали уже другие. Венецианцы, генуэзцы, пизанцы и амальфийцы забрали в свои руки всю торговлю империи. Располагая, даже в самой столице империи, укрепленными кварталами, держа в финансовой зависимости от себя императоров, они свели до минимума прибыль византийского производителя.
Это нанесло удар и византийскому торговому флоту, и всем производителям, которые были связаны с ним. В промышленной и торговой конкуренции с торговцами морских республик шансы византийцев были неравны. Венецианцы сумели добиться полной ликвидации таможенных пошлин, а пизанцы и генуэзцы платили лишь ничтожные пошлины.
Количество военных кораблей в Византии напрямую зависело от благополучия и количества кораблей торгового флота, поэтому если раньше военный флот Византии был сильнейшим и самым многочисленным в Средиземноморье, то к XIII в. в Европе возникли новые морские державы.
Тем не менее столица Византийской империи все еще представляла собой самый богатый город в мире. Посетители Константинополя XII столетия, оставившие свои воспоминания, говорят о большом количестве мраморных и бронзовых статуй, в том числе бронзовых конных статуй императоров на площадях и улицах, о горах золотых монет и драгоценных камней в лавках менял и золотых дел мастеров. Императорский дворец Буколеон представлял собой комплекс из 105 дворцов, 30 больших и малых церквей и часовен в одной укрепленной ограде.
Амьенский рыцарь Роберт де Клари так описывает богатства Святой часовни Буколеона: «Она так богата и изящна, что даже все крюки и засовы – серебряные, а колонны сделаны из яшмы, порфира или иного драгоценного камня; пол часовни сделан из белого мрамора, столь гладкого и блестящего, что кажется хрустальным» (31, 921). Было еще чем поживиться в Константинополе, и желающие нашлись.
В 1198 г. на папский престол взошел Иннокентий III, считавший освобождение Иерусалима своей прямой обязанностью. Он разослал во все католические страны своих легатов проповедовать крестовый поход. Иннокентий III потребовал, чтобы все духовные лица отдали сороковую часть своего имущества на снаряжение крестоносцев, а также провели сбор пожертвований от прихожан. Более года собиралась армия крестоносцев для похода в Святую землю. Для переезда через Средиземное море им был нужен флот. «Венецианский сенат согласился перевезти и кормить в течение года армию в 4 тысячи 500 рыцарей, 9 тысяч оруженосцев и 20 тысяч слуг (пехоты) и присоединить к экспедиции 50 галер. Крестоносцы обязывались уплатить 85 тысяч марок серебра (4 миллиона 200 тысяч франков); все, что было бы завоевано во время похода, должны были разделить между собой крестоносцы и венецианцы» (31, 394). Крестоносцами командовал Бонифаций, маркиз Монфератский, венецианцами – их дож Дандоло.

Так как крестоносцы не могли заплатить всю сумму, то венецианцы предложили им взамен остальных денег захватить город Зару на Адриатическом побережье, сильно вредивший их торговле, который находился под контролем Венгрии. Иннокентий III запретил под страхом отлучения нападать на христианский город, но когда крестоносцы взяли Зару, он отлучил от церкви только венецианцев, а крестоносцам запретил любые сношения с отлученными.
В это время в Константинополе произошел дворцовый переворот. Император Исаак был свергнут Алексеем III, ослеплен и вместе с сыном Алексеем посажен в тюрьму. В 1201 г. сын Исаака бежал и обратился за помощью сначала к папе Иннокентию III, потом к германскому королю Филиппу Швабскому, женатому на его сестре. Филипп рекомендовал его крестоносцам. За помощь в изгнании узурпатора сын Исаака обещал выплатить 200 тыс. марок, а также доставить 10 тыс. солдат и признать верховенство римского папы. Крестоносцы вместе с венецианцами захватили Константинополь. Исаак был выпущен из тюрьмы и провозглашен византийским императором вместе со своим сыном Алексеем IV. Но выплатить обещанные деньги и принудить свое духовенство к подчинению папе они не смогли.
«Вожди армии, побуждаемые советами латинского духовенства и страхом перед папой, потребовали, чтобы патриарх, священники и монахи константинопольские немедленно и торжественно отреклись от заблуждений, которые отделяли церковь греческую от церкви римской. Греческий патриарх, с высоты кафедры во храме св. Софии, объявил от своего имени и от имени императоров и всего Христианского народа на Востоке, что он признает «Иннокентия, третьего по имени, за преемника св. Петра и за единственного наместника Иисуса Христа на земле».
С этих пор греки и латиняне разъединились еще более, чем прежде, так как чем более заявляли о соединении двух церквей, тем более оба народа удалялись один от другого и смертельно ненавидели друг друга» (36, 185).
Более того, греки возмутились поведением своих государей, свергли их и провозгласили нового императора под именем Алексея V. Крестоносцы, понимая, что могут и не получить обещанной награды от свергнутых императоров, в ноябре 1203 г. снова осадили Константинополь, а в конце зимы взяли город штурмом и разграбили его. Вместо Византийской империи на ее обломках в 1204 г. была создана Латинская империя. Для ее защиты осталась едва четвертая часть крестоносцев, остальные направились в Святую землю или вернулись домой.
Императором Латинской империи был избран Балдуин Фландрский. Патриархом избрали венецианца, Фому Моросини. Королем Фессалоники избрали Бонифация Монферратского, а дожа Венеции провозгласили деспотом территорий: островов Ионического архипелага, Крита, Эвбеи, островов Циклады, Спорады, земель в Албании, Акарнании и Этолии, а также большей части Константинополя. Дож-деспот мог называть себя «владыкой четверти и одной восьмой Греческой империи». Остальные земли были поделены между другими вождями крестоносного войска.
В марте 1206 г. было установлено, что католической церкви будут предоставлены, кроме имущества православных монастырей, пятая часть всей земли и десятина со всей остальной территории. Тем не менее греки сумели удержать за собой некоторые территории в Азии. Так возникла Никейская империя во главе с императором Феодором Ласкарисом. Считается, что в Никею последовали патриарх и духовенство. В западной части Балканского полуострова был создан Эпирский деспотат под управлением Михаила, побочного сына Константина Ангела. В Трапезунде, древнем Понтийском царстве и Пафлагонии в 1204 г. провозгласил себя императором Алексей, внук Андроника Комнина.
Основание Трапезундской империи связано с именем царицы Тамар, дочери Георгия III, которая правила Грузией с 1184 по 1213 г. Царица Тамар в первом браке была женой Юрия, сына владимирского князя Андрея Боголюбского, а вторым браком – за осетинским принцем Давидом Сосланом.
Когда в результате завоевания крестоносцами Константинополя произошло ослабление центральной власти в провинциях бывшей Византийской империи, армия царицы Тамар заняла Трапезунд и прилегающую к нему территорию побережья Черного моря, расположенную дальше на запад. Во главе этого нового государства царицей Тамар был поставлен Алексей Комнин, в это время получавший образование в Грузии. Трапезундская империя просуществовала до 1461 г.
Первый император Никеи Феодор (1204—1222) умело дружил с сильными государями и воевал со слабыми. Его финансовые средства были ограничены, национальная армия – малочисленна, хотя бродячие толпы крестоносцев доставляли ему наемников. При этом если греческих императоров было несколько, то патриарх у них был один и находился он в Никее.
Вернемся к делам Русской Православной церкви. Когда Византийская империя прекратила свое существование, Русская Православная церковь могла бы провозгласить себя автокефальной, т. е. самостоятельной. Но вероятно, из-за раздробленности княжеств и постоянных междоусобиц, при отсутствии центральной власти, этого не произошло. Кому в это время Русская Православная церковь выплачивала десятину, к кому обращалась за поставлением митрополитов? Патриарху Латинской империи, окормлявшему православных верующих и бывшему в унии с Римским папой, или патриарху Никейской империи, не обладавшему на тот период никакой сколько-нибудь значительной властью? Платить слабому хозяину, не имеющему возможности защитить вассала, нецелесообразно. К тому же Никейский патриархат под давлением императора из политических соображений неоднократно заключал унию с римской католической церковью, которая, правда, чаще всего не действовала с момента подписания. Тем не менее считается, что епископы Русской Православной церкви приезжали в Никею за посвящением.
Надо признать, что в летописях очень скупо освещается деятельность киевских митрополитов, поэтому трудно выяснить, как они реагировали на те или иные события в международной и российской жизни. У такого маститого историка, как Н.М. Карамзин в «Истории государства Российского» за весь XIII век, насыщенный многочисленными событиями огромной значимости, о деятельности киевских митрополитов упоминается всего пятнадцать раз. При этом историк только дважды уточняет место посвящения киевского митрополита.
Под 1228 годом Н.М. Карамзин при описании очередной княжеской междоусобицы отмечает: «К счастию, там был киевский митрополит Кирилл, родом грек, присланный константинопольским патриархом из Никеи» (25, 130). Почему здесь Н.М. Карамзин называет патриарха Никейской империи константинопольским, непонятно. Ведь в Константинополе в это время был свой патриарх.
Под 1246 годом Н.М. Карамзин при описании заключения союза Даниила Галицкого с венгерским королем Белой IV с закреплением этого союза женитьбой Льва, сына Даниила, на Констанции, дочери Белы, отмечает, что этому союзу, как государственному, так и семейному, «способствовал митрополит Кирилл, избранный Даниилом и Васильком на место Иосифа; он ехал ставиться в Константинополь, через Венгрию, говорил с Белою и ручался своим князьям за искренность сего монарха» (26, ПО). Кирилл управлял киевской митрополией до самой смерти в 1280 г.
В то время, когда крестоносцы завоевали Константинополь, в Руси продолжались междоусобицы. Смоленский князь Рюрик Ростиславович в 1205 г. отнял у черниговских князей Киев, разрушил, ограбил не только население, но и церкви, и монастыри, а затем сжег дотла. Где в это время был киевский митрополит, неизвестно. После этого погрома Киев уже не смог более занимать ведущее место в дальнейшей истории Руси ни фактически, ни номинально. Помогал своему дяде в междоусобице против черниговского князя Всеволода и Мстислав Мстиславович Удалой, будущий князь Великого Новгорода.
Новгород упорно отстаивал свою свободу, но никак не мог «развязаться» с владимирскими князьями, как излагает это противоборство Н.И. Костомаров. Новгородская земля была до крайности бедна земледельческими продуктами, поэтому ее торговля опиралась на Владимирское княжество, откуда получали хлеб, воск и куда могли сбывать заморские товары.
Киевская Русь приходила в упадок. Торговля с Византией, после потери ею ряда своих территорий, превратилась в слабый нерегулярный поток товаров, поэтому старинный водный путь по Днепру «из варяг в греки» практически прекратил свое существование еще до завоевания крестоносцами Константинополя. Галицкое, Волынское и Смоленское княжества вели свою торговлю напрямую с Венгрией и Польшей; Полоцкое княжество развивало торговлю с Ригой; Великий Новгород, включенный в ганзейский союз, торговал с городами северной Европы.
А.И. Тургенев сообщает, что папа Иннокентий III, получив вассальную присягу от православного духовенства и нового константинопольского патриарха в Латинской империи, недоумевал, почему русское духовенство киевской митрополии не спешит припасть к его ногам, поэтому «в булле русским князьям в 1207 г. он писал: «Так как страна греков и их церковь почти полностью вернулись к признанию апостольского креста и подчиняются распоряжениям его, представляется заблуждением, что часть не соглашается с целым и что частное откололось от общего» (11, 139). Так что механизм воздействия римской курии на русских князей, а также духовенство киевской митрополии был запущен сразу после создания Латинской империи со столицей в Константинополе. Надо было сделать выбор.
Но кроме духовных проблем следовало решать и чисто житейские вопросы. Владимирское княжество пыталось расширить свои торговые связи и отвоевывать торговые пути по Волге и ее притокам. При этом военные действия проводились не только с иноплеменными народами, например волжскими булгарами, но и со своими славянскими соседями – Рязанским княжеством.
В 1208 г. великий князь Всеволод Юрьевич Суздальский завоевал Рязань, посадив там на княжение своего сына Ярослава. Только вот не поладил молодой князь с рязанцами, восстали они. Вторично великий князь Всеволод вынужден был воевать Рязань, на этот раз он разграбил ее, разрушил и сжег, не оставив камня на камне (какой город Рязань через тридцать лет воевали монголы, непонятно).

В 1210 г. после очередных торгово-политических неурядиц Великого Новгорода с Владимирским княжеством в Новгороде появился Мстислав Удалой. В 1211 г. по настоянию Мстислава был сменен новгородский владыка Митрофан, сторонник владимирского князя. На его место избрали Антония из Хутынского монастыря, в миру бывшего до этого боярином Добрыней Ядрейковичем. Будущий новгородский владыка посетил для поклонения святыням Константинополь, занятый крестоносцами, а по возвращении постригся в монахи. Это был человек оппозиционный владимирской партии Новгорода. Мстислав вместе с новгородцами и смолянами удачно воевал с черниговскими князьями, выбил из Киева Всеволода Чермного, а затем по приглашению краковского князя Лешко ушел из Новгорода в Юго-Западную Русь и отвоевал у венгров Галицкое княжество. Для укрепления союзных отношений с Владимиро-Волынским княжеством Мстислав обручил свою дочь с князем Даниилом Романовичем. Впоследствии (в 1216 г.) Мстислав снова ушел в Великий Новгород, где в это время обосновался князь Ярослав Всеволодович, младший брат Великого князя Владимирского Юрия.
В результате этих княжеских перемещений и столкновений интересов Великого Новгорода с Владимиром Суздальским началась крупномасштабная война. С одной стороны войну вели под руководством Мстислава Удалого новгородцы, псковичи с братом Мстислава Владимиром, смоляне с племянником Мстислава Владимиром Рюриковичем. К ним присоединились также ростовчане во главе с Константином Всеволодовичем, старшим братом Юрия и Ярослава. Война велась в защиту новгородского дела, а также с целью посадить на Владимирский великокняжеский стол Константина, обиженного и обойденного по лестнице младшим братом Юрием.
1 марта 1216 г. ополчение Мстислава двинулось через Селигер на Ржев и Зубцов (и никакая весенняя распутица им не помешала). 21 апреля 1216 г. на реке Липице произошло главное сражение с войсками суздальских князей братьев Юрия, Ярослава и Святослава. В результате сражения войска великого князя владимирского были полностью разгромлены. Победители отдали Владимир князю Константину, Юрия отправили княжить в небольшое удельное княжество Радилов-Городец. Ярослав бежал в свою вотчину Переяславль-Залесский.
А в следующем году Мстислав опять оставил Новгород и ушел в Галич, который в очередной раз заняли венгры. Отвоевав у венгров Галич, Мстислав взял в плен сына венгерского короля Коломана. В 1221 г. князь возвратил Коломана отцу – Андрею I Венгерскому, помирился с венграми и поляками, а также обручил свою вторую дочь Марию с сыном Андрея I, тоже Андреем. В приданное за дочерью Мстислав отдал Андрею город Перемышль. Города дарили, конечно, вместе с населением, кого волновали эти смерды!
В 1223 г. к Мстиславу прибыл его тесть, половецкий хан Котян со страшным известием о нашествии неведомых завоевателей и просьбой о помощи. «Сегодня отняли нашу землю, завтра ваша взята будет», – говорил он. События битвы на Калке в подробностях известны со школьной программы по истории государства Российского и изложены в произведениях многих авторов.
Во Владимире в это время снова княжил Юрий Всеволодович, занявший великокняжеский стол после смерти великого князя Константина. Союз юго-западных князей обращался к нему с предложением участвовать в военных действиях против татаро-монголов, но Юрий решил лично не принимать в этом участия и «послал к ним племянника своего благочестивого князя Василька Константиновича, с ростовцами, но Василек не успел прийти к ним на Русь» (49, 230). Под Русью автор Лаврентьевской летописи подразумевал Юго-Западную Русь.
Битва на Калке закончилась полным поражением союзных войск Юго-Западной Руси. Князья Мстислав Киевский и Мстислав Черниговский погибли вместе со своими воинами. Князь Мстислав Галицкий спасся бегством. Прочих же князей полегло в этой брани, по словам Генриха Латыша, около пятидесяти человек, а также более сорока тысяч воинов. Всем же остальным удалось бежать. Впоследствии князь Смоленский и князь Полоцкий, а также некоторые другие князья Западной Руси направили послов своих в Ригу с предложениями жить мирно. Был заключен мир, в том числе стороны договорились о беспрепятственной торговле с немцами. Надо отметить, что в военных компаниях татаро-монголов 1237—1238 гг. и 1239—1240 гг. смоленское и полоцкое княжества никак не пострадали.
После битвы на Калке неизвестно откуда пришедшие татаро-монголы неизвестно куда ушли. Половцы же после этого поражения сначала ушли за Днепр, а после завоевания татаро-монголами Юго-Западной Руси – в Венгрию: «Половецкий хан Котян подчинился венгерскому королю, но приход половцев вызвал неудовольствие венгерских магнатов, которые убили хана и стали обращаться с половцами пренебрежительно и жестоко. Тогда часть кочевников ушла через Балканы в Византию и поселилась около города Никеи в Малой Азии. Другая часть половцев задержалась в Трансильвании. Позже они приняли католичество и в значительной мере пополнили ряды мелкого венгерского дворянства» (13, 122).
В Северо-Западной Руси в это время материальные выгоды дружелюбного сношения с Суздальской землей привели к тому, что Новгород вновь пригласил на княжение так ими нелюбимого и отличившегося «таким свирепством» Ярослава Всеволодовича. В 1223 г. Ярослав приехал в Новгород и в тот же год опять удалился в Переяславль. За этот период Ярослав с войском успел повоевать в Ливонии. Летопись так описывает эти события: «Пришел князь Ярослав от брата, и идя со всею областью к Колыване, и повоевав всю землю Чюдьскую, а полона приведя без числа, но город не взяли, злата много взяли, и вернуша все здоровы» (39, 118). Рассорившись из-за дележа добычи с новгородцами и псковитянами, также участвовавшими в этом походе, Ярослав покинул Новгород.
Затем, после Ярослава, в Новгороде в 1224 г. княжил во второй раз Всеволод Юрьевич, сын великого князя владимирского Юрия, и в том же году бежал к отцу. В 1225 г. в Новгороде княжил Михаил Черниговский, шурин Юрия (с его согласия), но в том же году уехал. Новгородцы вновь послали за Ярославом.
Ярослав Всеволодович, в очередной раз став в 1227 г. новгородским князем, «ходил с войском в северную, отдаленную часть Финляндии, где никогда еще не бывали россияне; не обогатился в сей бедной стране ни серебром, ни золотом, но отнял у многих жителей самое драгоценнейшее благо: отечество и вольность. Новгородцы взяли столько пленников, что не могли всех увести с собою: некоторых бесчеловечно умертвили, других отпустили домой. – Ярослав в сей же год отличился делом гораздо полезнейшим для человечества: отправил священников в Корельскую землю и, не употребив никаких мер насильственных, крестил большую часть жителей, уже давно подданных Новгорода и расположенных добровольно к принятию христианства» (25, 128). Непонятно, если корелы давно уже подданные Новгорода, то почему раньше нельзя было их приобщить к христианским таинствам, не дожидаясь, когда этим вопросом заинтересуется католический Рим.
Князь Ярослав в очередной раз поссорился и с новгородцами, и с псковитянами, от которых требовал, чтобы они шли с ним воевать Ригу. Но псковитяне заключили тесный союз с рижанами и участвовать в этом походе с князем Ярославом отказались. Псковитяне аргументировали свой отказ так: «Князь Ярослав! Кланяемся тебе и друзьям новгородцам; а братьев своих не выдадим и в поход нейдем, ибо немцы нам союзники. Вы осаждали Колывань (Ревель), Кесь (Венден) и Медвежью Голову (Оденпе), но брали везде не города, а деньги; раздражив неприятелей, сами ушли домой, а мы за вас терпели; наши сограждане положили свои головы на берегах Чудского озера, другие были отведены в плен. Теперь восстаете против нас, но мы готовы ополчиться с святою богородицею. Идите, лейте кровь нашу; берите в плен жен и детей; вы не лучше поганых» (25, 128). Поэтому новгородцы сказали князю, что не хотят воевать с орденом ни вместе с псковитянами, ни без них, и потребовали, чтобы переяславские полки ушли из Новгорода.
После того, как Ярослав покинул Новгород, оставив в нем своих сыновей Федора и Александра, псковитяне выгнали из города приверженцев Ярослава. Это не осталось незамеченным на Западе, в том числе в Риме.
«Тогдашний союз россиян с ливонским орденом и дружелюбные их сношения с послом Гонория III в Риге, епископом моденским, столь обрадовали папу, что он в 1227 г. написал весьма благосклонное письмо ко всем нашим князьям, обещая им мир и благоденствие в объятиях латинской церкви и желая видеть их послов в Риме. «Ваши заблуждения в вере (говорил он) раздражают небо и причиною всех зол в России: бойтесь еще ужаснейших, если не обратитесь к истине. Увещаем и молим, чтобы вы письменно изъявили на то добрую волю чрез надежных послов, а между тем жили мирно с христианами ливонскими»» (25, 129). От каких еще более «ужаснейших зол» остерегал папа Гонорий III русских князей в 1227 г. за десять лет до нашествия татаро-монголов на Русь, увещевая их обратиться в католическую веру?
А в 1229 г. следующий папа, Григорий IX, запретил торговлю с Новгородом как с врагами всего римско-католического христианства, которые препятствовали шведским миссионерам в распространении латинской веры среди финнов. В 1232 г. папа обращается к ордену меченосцев с буллой, в которой призывает рыцарей начать активную деятельность в Финляндии, чтобы защитить новообращенных финнов от неверных русских, препятствующих миссионерской деятельности епископа Томаса.
В 1228 г. умер Мстислав Мстиславович Удалой. Наследовавший ему Даниил Романович объединил Галицкое и Владимиро-Волынское княжества и то дружил, то вел войну с Венгрией и Польшей с переменным успехом.
В 1229 г. сыновья Ярослава Всеволодовича бежали из Новгорода, воспользовавшись междоусобицей противников Суздальской земли и ее сторонников, и новгородцы снова позвали Михаила Черниговского. Князь Михаил, «восстановив тишину», в том же году вернулся в Чернигов.
Ярослав Всеволодович после ухода из Новгорода Михаила Черниговского сделал попытку овладеть Новгородом, но успел занять только Волок Дамский, где задержал послов Михаила Черниговского. У князя Ярослава Всеволодовича была давняя вражда с князем черниговским. Еще в 1206 г., когда пятнадцатилетний Ярослав княжил в Переяславле Южном, оттуда его выгнал пришедший с войском Всеволод Чермный, который посадил в Переяславле на княжество своего сына Михаила.
Вступившийся за Михайловых послов Георгий Всеволодович только подлил масла в огонь. Разгорелась ссора Ярослава Всеволодовича не только с Михаилом Черниговским, но и с братом Георгием Всеволодовичем. Однако великий князь Владимирский сумел успокоить брата и помирить все стороны.
Год 1230-й для новгородцев был очень тяжелым: сначала Литва разорила окрестности Селигерского озера, затем 3 мая произошло землетрясение. Князь Михаил Черниговский вернулся на несколько дней в Новгород, чтобы ободрить новгородцев, а также чтобы присутствовать на обряде «торжественных постриг над юным Ростиславом», т. е. посвящении сына в отроки. В том же году в Новгородской Земле 14 сентября был «жестокий мороз», который побил все озимые. Цена на хлеб стала непомерно высокой, начались голод и болезни, а вследствие этого – мор жителей.
Вслед за этим в Новгороде снова произошли междоусобицы, сына Михаила изгнали и призвали Ярослава. Страшный голод заставил новгородцев обратиться к хлебному Владимиро-Суздальскому княжеству. На этот раз Ярослав пробыл князем новгородским до 1236 г.
Весной 1231 г. в дополнение ко всем бедам сильный пожар истребил в Новгороде «весь богатый конец Славянский». Спасение пришло от Ганзейского союза, и «великодушная дружба иноземных купцов отвратила сию погибель. Сведав о бедствии новогородцев, немцы из-за моря спешили к ним с хлебом и, думая более о человеколюбии, нежели о корысти, остановили голод; скоро исчезли ужасные следы его, и народ изъявил живейшую благодарность за такую услугу» (25, 133).
Но пряника без кнута не бывает, поэтому «в 1231 г. папа Григорий IX предложил Юрию II, князю Владимирскому и всея Руси, принять католичество. В ответ Юрий выслал из Руси доминиканских монахов, после чего началось наступление на Новгород и Псков силами шведов, немцев и литовцев» (11, 139). Ответ владимирского князя понятен, но что за отношения до этого были у владимирского князя и русской церкви с римской церковью? И что делали доминиканцы на Руси?

В 1236 г. князь Даниил Галицкий занял Киев, но затем вследствие переговоров с великим князем Владимирским Юрием Всеволодовичем уступил город Ярославу Всеволодовичу. Князь Ярослав перешел на княжение в Киев, оставив в Новгороде за себя своего сына Александра, который тоже был по каким-то причинам не люб новгородцам, несмотря на все свои подвиги.
В 1237—1238 гг. татаро-монголы пришли войной на Северо-Восточную Русь. Заняли Рязань, Коломну, Москву, Владимир. Затем «часть татар пошла к Ростову, а другая часть к Ярославлю, а иные пошли на Волгу на Городец, и пленили они все земли по Волге до самого Галича Мерьского; а другие татары пошли на Переяславль, и взяли его, а оттуда пленили все окрестные земли и многие города вплоть до Торжка. И нет ни одного места, и мало таких деревень и сел, где бы не воевали они на Суздальской земле. Взяли они, в один месяц февраль, четырнадцать городов, не считая слобод и погостов…» (49, 234).
Юрий Всеволодович с братом Святославом и племянниками Васильком, Всеволодом и Владимиром ушли «собирать воинов против татар» на речку Сить, приток Мологи. Где в это время находился Ярослав Всеволодович, точно не известно. Н.И. Костомаров считает, что в Киеве. Сын Ярослава Александр, будущий Невский, находился в Великом Новгороде. Ни тот ни другой в защите русских городов не участвовали. Войско князя Юрия и сам он вместе с родичами погибли в битве с татарами на реке Сити, один князь Святослав жив остался.
Татаро-монголы при взятии городов разрушили и разграбили церкви и монастыри, при этом «старых монахов, и монахинь, и попов, и слепых, и хромых, и горбатых, и больных, и всех людей убили, а юных монахов, и монахинь, и попов, и попадей, и дьяконов, и жен их, и дочерей, и сыновей – всех увели в станы свои» (49, 232). Для чего увели юных монахов и попов: на продажу как рабов или на переподготовку?
В отличие от Лаврентьевской летописи в Тверском сборнике последовательность захвата городов несколько иная: «Татары, вернувшись от Владимира, взяли, как я сказал уже, Переяславль, и Москву, и Юрьев, и Дмитров, и Волок, и Тверь, а затем подошли к Торжку…» (49, 251). Две недели осаждали татары Торжок, прежде чем взять его, затем убили всех, все разграбили, и дома, и церкви.
Далее хан Батый с войском дошел через озеро Селигер до Игнач Креста, что в ста верстах от Великого Новгорода. И отсюда повернул на Козельск. Есть несколько версий о причинах такого разворота: испугался весенней распутицы, хотя новгородские войска с 1 марта по 21 апреля 1216 г. ходили по этим же местам не испытывая трудностей; новгородские купцы откупились от татаро-монголов; Ярослав Всеволодович заранее договорился с ханом Батыем, чтобы его войска не воевали Новгород.
А.Б. Широкорад приводит сведения из бунтарских летописей об этом событии. «Дело в том, что еще в конце 1237 г. в Новгород была прислана грамота с печатью Великого хана с обещанием не разорять город, если новгородцы не будут помогать великому князю владимирскому. Князь Александр Ярославич, городские и церковные власти (три независимые силы Новгорода) дали согласие и действительно держали строгий нейтралитет, пока татары громили северо-восточные русские земли» (55, 69).
Хочу предложить свою версию: вместе с армией хана Батыя шли специалисты по осаде укрепленных городов, знатоки изготовления катапульт, пороков, строительства контрбашен и т. д. Большинство городов русских в этой военной кампании были захвачены за считанные дни. И вдруг, после разделения армии по нескольким направлениям, татаро-монголы топчутся возле небольшого по величине города Торжка две недели, а это ведь не Владимир, не Суздаль. Предполагаю, что специалисты по взятию крепостей ушли в другом направлении или отдали богу душу. Иначе как объяснить, что татары не могли завоевать маленький и малолюдный Козельск в течение семи недель.
После Козельска войско хана Батыя вышло к верховьям Оки, завершив тем самым завоевание Волжского бассейна. Поскольку татаро-монголы не оставляли гарнизонов в захваченных городах, называть эту военную кампанию оккупацией Северо-Восточной Руси не приходится. Скорее, это акция устрашения. Чем кормились в этом походе татаро-монголы, их многочисленные лошади, на чем вывозили награбленное добро, в летописях не описано, можно строить только догадки.
В результате завоевания Северо-Восточной Руси войсками хана Батыя Ярослав Всеволодович занял освободившийся после смерти Юрия Всеволодовича великокняжеский стол во Владимире. Брату Святославу отдал Суздаль, а брату Ивану – Стародуб.
В конце 1238, начале 1239 г. монголы взяли Муром, Нижний Новгород, мордовские земли и русские волости по Нижней Клязьме. Затем в 1239 г. войска хана Батыя завоевали Черниговское, Киевское княжества, а в 1240 г. Галицкое и Владимир-Волынское княжества, при этом большинство князей, великих и удельных, бежали в Венгрию и Польшу. Вернувшись впоследствии, эти князья в своей политике тяготели к Западной Европе.
В том же 1239 г. великий князь владимирский Ярослав Всеволодович тоже воевал на западном фронте: «В тот же год великий князь Ярослав ходил в поход на Литву, обороняя смольнян; и посадил там на престоле своего шурина Всеволода Мстиславовича, внука Романа Мстиславовича» (49, 253).
А князь новгородский Александр Ярославович в 1240 г. воевал со шведами на реке Неве, при впадении в нее реки Ижоры. Шведы якобы хотели захватить Новгород или Ладогу. Но если вспомнить, что по торговым договорам купцы, прибывавшие морем и достигнувшие острова Котлин – границы Новгородской Земли, должны были высылать «передовых до устья Невы» и сообщать о своем приходе, то шведы этого не сделали вплоть до устья реки Ижоры. Получив сообщение о приходе купеческих судов, «Великий Новгород высылал пристава и отряжал купцов для принятия гостей, – они провожали их до самого Новгорода. Иноземцы имели право брать новгородских лоцманов для провода судов от устья Невы до Ладоги. От Ладоги по Волхову нанимали других лоцманов, которые исключительно занимались проводом судов через волховские пороги (Vorsch). Так как здесь уже морские суда не годились, то иноземцам давали особые приспособленные к тому суда; они перекладывали на них свои товары и плыли на них по Волхову. Новгород ручался за безопасность гостей, но избавлялся от всякой ответственности, если они не дали о себе знать и не просили содействия новгородского правительства» (29, 377).
Поскольку в исторических источниках Швеции нет упоминаний об этой битве, вполне возможно, что князь Александр со своей малой дружиной просто расправился со шведами в целях получения наживы, ведь безопасности самого города Новгорода шведы в своих судах, приспособленных для плавания по морю, угрожать не могли.
После победы над шведами, князь Александр покинул Новгород. Вот как описывает летопись события 1240 г.: «В то же лето, той же зимы выйде князь Александр из Новгорода к отцу в Переяславль с матерью и женой и со всем двором своим» (39, 201). Чем же не угодил князь Александр Невский, разгромивший шведов, новгородцам, ведь покинул он Новгород в то время, когда немцы захватили Изборск и Псков?
Осенью 1240 г. Ярослав Владимирович, претендовавший на княжение в Пскове и имевший в нем значительное количество граждан, расположенных к нему и помнивших княжение его отца, занял Изборск со своими союзниками из датчан, дерптцев и ливонских рыцарей. Затем после непродолжительной осады и Псков вынужден был уступить этому войску.
Великий князь владимирский Ярослав никак не отреагировал на изгнание своей семьи из Новгорода, а дождался, когда новгородцы сами через год пришли к нему просить князя в Новгород. Ярослав посылает княжить сына Андрея. Но якобы новгородцы послали к великому князю новгородского владыку просить именно Александра, и тот в 1242 г. возвращается, переждав нападение немцев. С большим войском, присланным отцом, и новгородцами Александр освобождает Псков, выгнав оттуда князя Ярослава Владимировича.
Затем произошло знаменитое «ледовое побоище», в котором кроме новгородцев, псковичей и войска Александра участвовало войско Андрея Ярославича, посланного отцом. Уж после такой победы новгородцы просто обязаны были полюбить своего князя, но в 1243 г. они опять изгоняют Александра.
Татаро-монголы в то же время, за 1240—1241 г., прошли с боями по Центральной Европе, омыли сапоги в Адриатическом море и вернулись назад, к самому устью Волги. Ни в Центральной Европе, ни в русских княжествах не осталось ни одного татарина, а «татаро-монгольское иго» уже началось. Только вот что удивительно: ведь даже позднее, когда сначала татарские баскаки, а затем русские князья собирали дань с русских земель, церковные и монастырские владения татарской данью не облагались. Почему? Для татарских ханов эта дань была лишней?
Правда, надо сказать, что и с русских князей хан Батый и его сын дань в течение двадцати лет не брали. Л.Н. Гумилев может быть прав, считая, что «…не стоит осуждать русских людей XIII в. за столь слабое сопротивление монголам. Никакого смысла не имело вести лишние военные действия, когда без них можно было обойтись. Ведь в течение 20 лет после Батыя с северных русских княжеств никакой дани, податей, налогов монголы вообще не взимали. Правда, с южных княжеств (Чернигова, Киева) налоги брали, но население нашло выход. Русские стали активно переезжать на север: в Тверь, Коломну, Москву, Серпухов, Муром и другие города Залесской Руси» (13, 122).
В 1246 г. великий князь владимирский Ярослав во главе посольства от Северо-Восточной Руси прибыл в Монголию выразить свои верноподданнические изъявления великому хану Гуюку и поздравить его с избранием. Обратный путь из Карокорума на Русь Ярослав совершал вместе с Иоанном де Плано Карпини, монахом-францисканцем, главой миссии от папы Иннокентия IV к хану Гуюку. По дороге домой князь Ярослав умер, подозревают, что его отравила жена хана.
Вернувшись в Лион, где в это время находилась папская резиденция, брат Иоанн составил от имени Иннокентия IV послание Александру Ярославичу в Великий Новгород, где он в это время княжил, будучи одновременно князем киевским. В послании сообщается, что Ярослав Суздальский в последние часы своей жизни принял католичество, а до этого дал согласие на присоединение Русской Православной церкви к римской католической. От имени папы предлагалось новгородцам приступить к выполнению этого соглашения.
Могло ли такое случиться с великим князем Ярославом?
Ярослав Всеволодович был сыном Всеволода Юрьевича Большое Гнездо от брака с Марией Шварновной, чешской княжной. До брака Мария была христианкой Римско-католической церкви. Даже перейдя в православную веру, мать Ярослава вряд ли воспитывала своих детей в ненависти к католической вере.
Во Владимирской Руси после смерти Ярослава великокняжеский престол занимал его младший брат Святослав, который, прокняжив меньше года, был изгнан племянником Михаилом Ярославичем Тверским. Святослав два года добивался справедливости у монгольского хана, но так и закончил дни свои в Орде.
В то время, когда посланники папы Иннокентия IV – кардиналы Гальд и Гемонт прибыли в Великий Новгород к князю Александру, великим князем владимирским был уже Андрей Ярославич. Неизвестно, получал ли он, а также другие русские князья аналогичное послание. Считается, что новгородцы и Александр Ярославич отвергли предложения папы Иннокентия ГУ, но в 1249 г. состоялся церковный собор в Новгороде, где было принято решение собрать по церквам и монастырям, разоренным татарами, сохранившиеся церковные книги для размножения, т. е. переписывания. Странно, ведь новгородская земля не подвергалась разорению, в ее церквях и монастырях было достаточно книг для размножения и распространения их по земле русской.

Князь Александр Ярославич Невский не только получал послания от папы, но и сам проявлял инициативу в вопросах дипломатии. «В 1251 г. Александр приехал в орду Батыя, подружился, а потом побратался с его сыном Сартаком, вследствие чего стал приемным сыном хана и в 1252 г. привел на Русь татарский корпус с опытным нойоном Неврюем. Андрей бежал в Швецию. Александр стал великим князем, немцы приостановили наступление на Новгород и Псков» (12, 361).
В 1250 г. в Золотую орду к хану Батыю с верноподданническими уверениями прибыл и князь Даниил Галицкий, где получил ярлык на право княжения в Юго-Западной Руси. Однако уже в 1254 г. Даниил Галицкий принимает от папского нунция корону и дает согласие на организацию унии церкви своего королевства с Римско-католической церковью. Правда, считается, что это согласие не получило дальнейшего развития, хотя униатская церковь и сегодня, в XXI в., существует в Западной Украине.
Король Даниил Галицкий, решивший свои вопросы с Западом, рассчитывал, что он свободен от Золотой орды, и в 1258 г. даже разгромил татарский отряд темника Куремсы. В ответ получил в 1261 г. карательную экспедицию со стороны татаро-монголов под руководством опытного полководца Бурундая и вынужден был «добровольно» снести крепостные укрепления своих городов, в том числе таких, как Львов, Владимир-Волынский, Холм, Галич, Луцк. Ни папа, ни западные соседи не помогли Даниилу в этот момент, а может быть, и не могли: в Латинской империи происходила реконкиста.
Михаил VIII, никейский император, пришел к власти после смерти Феодора Ласкариса, сделавшись сначала опекуном при малолетнем Иоанне Ласкарисе в 1258 г., а затем, венчаясь на царство в 1259 г., не счел нужным короновать своего питомца. Когда послы Балдуина II прибыли к нему с просьбой о возвращении Фессалоники, он ответил, что не оставит латинянам и Константинополя. «Если латиняне хотят и впредь жить в нем, пусть они платят мне дань» (31, 981). Разбив при Пелагонии эпиротов и морейских франков в 1258 г., он заставил Гильома Ахейского выдать ему важнейшие из его крепостей. Михаил лично отправился во Фракию, взял Селимбрию и осадил Галату. Но развить этот успех в 1259 г. Михаил VIII не успел или его противники сумели договориться с татаро-монголами о совместных действиях. Так как именно в то время успехи татаро-монголов в Малой Азии потребовали возвращения императора в Никею, а также заключения с латинянами перемирия сроком на один год.
В 1261 г. с помощью флота Генуи, а также команов (половцев) Михаил VIII, воспользовавшись тем, что венецианский флот и французский гарнизон отправились на черноморское побережье для завоевания Дафнусия, овладел Константинополем. В Европе заговорили о новом крестовом походе. Папа Урбан IV проповедовал поход против схизматиков, а венецианцы и морейские бароны начали войну с ними. Михаил VIII поспешил заверить в своем согласии на воссоединение церквей. Вопрос о соединении был близок к разрешению: на Лионском соборе в 1274 г., где присутствовала и татарская делегация, послы императора присоединились к «процессии Святого Духа» и признали супрематию папы. В самом Константинополе Михаил вынужден был сменить трех патриархов и подвергнуть пыткам противников унии.
Доминиканский пилигрим Бурхард с Сионской горы в конце XIII в. приводит слова, сказанные при нем греческим патриархом: «Мы охотно и добровольно готовы признать главенство Римской церкви и оказывать ей почтение, но только я весьма удивляюсь тому, что нас хотят сделать рангом ниже архиепископов и епископов. Так, некоторые архиепископы и епископы желают, чтобы я, патриарх, лобызал их стопы и подходил к руке, что мне представляется неприемлемым, ибо подобным образом я готов себя вести только по отношению к Папе» (10, 171).
Скорее всего, именно заносчивость католических иерархов и не позволила создать прочный союз между двумя основными христианскими конфессиями, а предпосылки к этому объединению в XIII в. были.
За помощь в овладении Константинополем генуэзские торговцы получили откуп на торговлю в черноморском регионе. Вряд ли эта форма оплаты была исчерпывающей. Нужно было также денежное возмещение оказанных транспортных, продовольственных, оружейных и наемничьих услуг в виде звонкой монеты. Предполагаю, что оплата была произведена из церковной десятины Русской Православной церкви. В полном объеме или частично – неизвестно, так же как неизвестен срок действия такой договоренности, если она была.
В это же время один из литовских князей – Миндовг объединил вокруг себя остальных вождей для завоевания соседних областей. Он овладел Витебском, Полоцком и Смоленском. Миндовг принял христианство, приобрел покровительство папы Иннокентия IV и королевскую корону.
Если и не в полной, то в значительной мере притязания Римско-католической церкви на мировое господство оправдались.
В истории российского государства есть еще один момент, который необходимо рассмотреть, чтобы понять, в чьи руки в XIII в. попадала церковная дань Киевской митрополии. Это Куликовская битва 1380 г.
В 1376 г. константинопольский патриарх посвятил в сан киевского митрополита серба Киприана. Киев в ту пору был одним из городов Великого княжества Литовского. В это время на Руси уже был митрополит Алексий, находившийся в Северо-Восточной Руси. Киприан покушался оторвать Новгород от власти Алексия, но это ему не удалось. Новгородцы сказали Киприану, что признают его митрополитом, когда признает его князь московский. По смерти митрополита Алексия князь Дмитрий представил для рукоположения в митрополиты давнего своего любимца, архимандрита Михаила, известного под именем Митяя.
Посольство к константинопольскому патриарху проследовало по реке Дон, Азовскому морю до Кафы, современной Феодосии, пересело на корабли генуэзского торгового флота и отправилось в Константинополь. В процессе плавания по Черному морю внезапно погибает (тонет) Митяй. Один из его спутников, Пимен, составив подложную грамоту от имени великого князя, был посвящен патриархом в митрополиты Северо-Восточной Руси.
Но еще до этого, в 1375 г., князь московский Дмитрий осадил Тверь, князья которой издавна спорили и воевали с московскими князьями за власть в Северо-Восточной Руси и по политическим соображениям искали союзников в католической Литве. Осада Твери окончилась поражением для тверского князя Михаила, вынужденного признать главенство над собой князя Дмитрия. «Усмирение тверского князя раздражило Ольгерда, но не против Дмитрия, а против смоленского князя, за то, что последний, которого он считал уже своим подручником, участвовал в войне против Михаила. Ольгерд опустошил в отмщение смоленскую землю и взял много людей в плен. Гораздо сильнее раздражился за Тверь Мамай, и притом на всех вообще русских князей» (28, 226).
Один татарский отряд напал на нижегородскую землю в наказание за то, что ее рать помогала князю Дмитрию в походе на тверское княжество. Другой отряд за те же самые прегрешения опустошил землю новосильскую. А в 1377 г. татарский царевич Арапша из мамаевой орды еще раз пришел на нижегородскую землю. Соединенное войско суздальско-нижегородского и московского княжеств потерпели поражение у реки Пьяны, вследствие чего был взят и разорен татарами Нижний Новгород.
Все эти действия темника Мамая (по другим сведениям – хана Мамая, узурпировавшего власть в Орде), можно квалифицировать как наказание русских князей за препятствование переходу тверского княжества под юрисдикцию римской курии.
В 1378 г. Мамай послал мурзу Бегича с большим войском на великого князя Дмитрия. Битва произошла на берегах реки Вожи, 11 марта татарское войско было разбито полностью, но эта победа почему-то не признается в качестве поворотной вехи в отношениях Руси и Орды. После Вожской битвы Мамай разорил рязанскую землю за то, что татарское войско Бегича было разбито на этой земле, захватил и сжег Переяславль Рязанский. Рязанский князь «Олег не успел собрать своих сил и убежал, а потом, чтобы не подвергать вновь опасности своей волости, поехал к хану, поклонился ему и обещал верно служить Мамаю против Москвы» (28, 227).
Н.И. Костомаров и другие российские историки считают, что все эти события происходили только из-за передела власти в Северо-Восточной Руси. Предполагаю, что одной из причин был отказ московского князя Дмитрия и духовенства от выплаты церковной десятины константинопольскому патриархату через посредство генуэзцев. Вполне возможно, что кандидат в митрополиты Митяй погиб по этой же причине, не доставив генуэзцам церковной десятины.
В 1370—1390 гг. в Москве и Московском государстве возводятся крупнейшие монастыри-крепости: Чудов, Андроников, Симонов в Москве, Высоцкий в Серпухове. Расходы на это строительство несла церковь. Значит, именно в это время у русской церкви появились денежные излишки.

Мамай решил наказать за непослушание и противоборство московского князя. Он «собрал всю силу волжской Орды, нанял хивинцев, буртасов, ясов, вошел в союз с генуэзцами, основавшими свои поселения на Черном море, и заключил с литовским князем Ягеллом договор заодно напасть на московского великого князя» (28, 227).
Битва войск Мамая и князя Дмитрия произошла на Куликовом поле в 1380 г. и закончилась полной победой русских войск. На эту битву русское войско и князя Дмитрия благословил архимандрит Троицкого монастыря Сергий Радонежский, послав с войском и своих монахов Пересвета и Ослябю. Во второй половине XIV столетия было много столкновений между татарскими и русскими войсками, были победы и поражения. Вероятно, русские рати отправлялись на войну не без благословения пастырей, но почему-то именно с этой битвой связывают участие русской церкви не только в благословении воинов на подвиг, но и личным участием монахов в сражении и совершении ими ратного подвига. Именно Куликовская битва считается поворотной в отношениях Москвы и Орды.
Мамай с остатками своего войска бежал в свои степи, где столкнулся с новым врагом, законным наследником Волжской орды – Тохтамышем. Мамай потерпел еще одно поражение, бежал в Кафу, где был убит генуэзцами. Наверное, плохо выполнял поручения, так что кто кого нанимал в войско, еще вопрос.
«Тохтамыш, воцарившись в Сарае, отправил дружелюбное посольство к Дмитрию объявить, что общего врага их нет более и что он, Тохтамыш, теперь владыка кипчакской орды и всех подвластных стран» (28, 233). Стало быть, вассальная зависимость Москвы от Орды еще оставалась.
В 1281 г. вернулся в Москву новопоставленный митрополит Пимен. Князь Дмитрий не принял самозванца, отправив его в монастырь, и призвал в Москву из Литвы киевского митрополита Киприана. По всей вероятности, с появлением в Москве Киприана начались народные волнения на религиозной почве. Результатом этих волнений и стал набег на Москву хана Тохтамыша с войском. Великий князь Дмитрий Донской предусмотрительно покинул город, уехав в Кострому. Возглавил защиту Москвы митрополит Киприан. Правда, совершенно случайно оказался в кустах «рояль», т. е. литовский князь Остей, который и организовал оборону города.
По традиционной версии хан Тохтамыш хотел наказать князя Дмитрия за желание избавиться от вассальной зависимости. Но татары, подойдя к Москве, выяснили, что князя в городе нет. Они не стали искать по городам и весям «виновника», а решили все-таки захватить Москву и ограбить ее жителей. Татары якобы обманули москвичей, сказав, что ищут только князя Дмитрия, а на Москву они пришли как бы на экскурсию. Так это было или нет, но ворота татарам кто-то открыл. Москва была взята, дома жителей ограблены, а жители грабили винные склады.
Великий князь Дмитрий Донской отправил назад в Киев защитника Москвы митрополита Киприана, а в Москву возвратил опального Пимена и утвердил его московским митрополитом.
Вопрос создания унии Русской Православной церкви и Римско-католической церкви в дальнейшем поднимался неоднократно. В 1439 г. на Флорентийском соборе была принята и подписана уния между Римско-католической церковью и византийской православной церковью. Московский митрополит Исидор, возглавлявший делегацию от московского государства, тоже подписал этот документ за Русскую Православную церковь.
Известно, что члены русского церковного посольства имели тесные контакты с католической верхушкой римской курии, посещали монастыри Италии, знакомились с организацией католических орденов и с монастырским хозяйством, бытом и промыслами, ибо речь шла об унии русского православия с римской церковью.
В составе русской делегации были митрополит Исидор, епископ Суздальский Авраамий, а с ними сто духовных и светских сопровождающих. Они посетили Рим, Венецию, Флоренцию, Феррару.
На Флорентийском соборе договорились в четырех мнениях. Первое: было принято, что Святой дух исходит от Отца и Сына (в православной вере только от Отца). Второе: было принято существование чистилища, отсутствующее в православной вере. Третье: было разрешено применение как опресноков, так и квасных облаток. Четвертое: было принято первенство папы во всех Церквах.
Исидор был назначен папой кардиналом и отправлен на Русь апостольским легатом всех северных земель. Правда, российские историки, опираясь на первоисточники, которые неоднократно переписывались, считают, что великий князь московский Василий II Темный, будучи по матери литовцем, не ратифицировал это соглашение. Исидор был отправлен великим князем московским в монастырь, откуда он бежал в Рим.
Удивительно, но Исидор не был сожжен Василием III за переход на сторону римского папы на Флорентийском соборе. Более того, содержался в Чудовом монастыре в хороших условиях, а не как преступник. Ну и самое главное – Исидор получил возможность беспрепятственно бежать, имея и транспорт, и сопровождающих; его не преследовали, и он благополучно оставил пределы Московского государства.
Как считает Н.М. Никольский, «по-видимому, предстоявшая в 30-х годах XV в. уния с Римом расценивалась в Москве как путь к освобождению от константинопольской опеки. По крайней мере, митрополит Исидор, сторонник унии, был сначала в чести и любви у Василия II и отправился во Флоренцию с большой помпой, снабженный целым обозом дорогих товаров и в сопровождении княжеского посла. Только тогда, когда Исидор, вернувшись «легатом от ребра св. Петра», огласил папскую грамоту, в которой князь приглашался быть Исидору «помощником усердно всею мышцею» за скромную награду в виде «папского благословения и хвалы и славы от людей», княжеское благоволение сменилось гневом. Исидор был объявлен «неистовым» и «дерзновенным» еретиком, был смещен и спасся только бегством в Литву. Князь хотел обратного – чтобы митрополит был ему помощником. Путь к достижению этой цели оказался идущим все же через унию. Она на поверку оказалась еретическим делом, но ее принял константинопольский патриарх, и тут-то и открылась для Москвы желанная лазейка. В Москве стали говорить, что «по дьявольскому навождению во Царском граде стало в царях и патриаршестве раздвоение и размышление… насилование от турок и латыни… отступление и еже от веры с нами разделение… иномудрствование и приближение клатинам». И Василий пишет письмо патриарху, в котором, деликатно умалчивая о сомнениях по части чистоты византийской веры, просит ввиду «далечного и непроходного путешествия», «нахождения безбожных агарян» и «нестроения и мятежей» в соседних с Константинополем землях разрешить «свободно нам сотворити в нашей земле поставление митрополита». Ответа не было, потому ли, что письмо не дошло, или потому, что ответ не дошел, но князь в ответе не нуждался. Отправив письмо, он прямо обратился к епископам с просьбой «смотрити в божественные правила, достоит ли митрополита поставити в своей земле». Епископы, конечно, не замедлили ответом «достоит». Тогда, говорит летопись, князь, «сие слышав, вскоре избрав на митрополию Иону, епископа рязанского, повелевает сшедшемуся собору поставить Иону на митрополию» (40, 117).

С этого момента на Москве митрополитом был не утвержденный Константинополем Иона, а в Южной Руси, т. е. черниговской, киевской, брянской, смоленской, перемышльской, туровской, луцкой, владимирской, полоцкой епархиях в это время правил Григорий Болгарин, посвященный в Риме. Если учесть, что новгородские владыки далеко не всегда признавали главенство московского митрополита, то картина церковной жизни на Руси XV в. была очень пестрой. И попытки выровнять эти церковные несогласия не заставили себя ждать.
Как пишет Р.Г. Скрынников, «следствием вековой раздробленности Руси явилось то, что церковные обряды утратили единообразие в разных землях и княжествах. Великий Новгород и Псков по уровню церковного образования стояли выше других земель и допускали меньше отступлений от византийских обрядов. Будучи архиепископом в Новгороде, Макарий в «Великих Четиях» ясно высказался за трегубую аллилуйю. В постановлении Стоглава значилось, что в Новгороде и Пскове по многим монастырям и церквам «до днесь говорили трегубую аллилуйю». Когда же Макарий стал московским митрополитом, ему пришлось отказаться от новгородской старины в пользу московской. Под страхом проклятия Стоглав запретил «трегубую аллилуйю и троеперстное знамение и ввел по всей стране двоеперстие вместе с «сугубой аллилуйей». Если бы Макарий принялся искоренять троеперстие с такой же нетерпимостью, с какой Никон ополчился на двоеперстие сто лет спустя, церковная смута была бы неизбежна» (51, 176).
Разногласия между христианскими конфессиями были, есть и, вероятно, еще долго будут существовать. Хотя основа всех религий, на мой взгляд, неверующего человека, – это следование божественным заповедям. Все остальное – средства сбора пожертвований верующих для содержания служителей культа. И не случайно, наверное, в современной Москве можно пройти по улице Сергия Радонежского к станции метрополитена «Римская».
<<Назад   Вперёд>>  
Просмотров: 5729